Но, помимо очевидных минусов, у этих «погружений» были и не очевидные. Питер потерял умение проявлять эмоции. Ему пришлось отказаться от них, потому что чувствовать на себе разложение — это одно, а вот эмоционально проживать его — от такого можно и с ума сойти. А на симуляцию таковых перед Мэй у него просто не оставалось сил. Питер понимал, как она страдает, как ей тяжело, но не мог ничего, кроме того, чтобы день ото дня сражаться со своим мозгом.

Впрочем, у «погружений» был один неоспоримый плюс. Его мозг стал работать, как часы. Он научился использовать свое состояние для того, чтобы изучать физические процессы и составлять компьютерные коды. Погружаясь в мир физических свойств, Питер запоминал их и использовал редкие проблески разума, чтобы донести свои находки до людей снаружи. Увы, вокруг не было того, кто смог бы его понять.

В какой-то момент своей жизни Питер застопорился. Он осознал, что дальше так продолжаться не может. Время, которое он проводил в бодрствовании в течение дня замерло на отметке четыре часа, тридцать две минуты, пятнадцать секунд. Больше он не мог, как бы не старался. Он уплывал позабытый всеми, кроме любимой тетушки.

С другой стороны, из-за того, что он «всплывал», он не мог погрузиться достаточно глубоко, чтобы узнать что-то новое и более фундаментальное.

Питер встал перед выбором. Чтобы продолжить свое развитие, ему нужно отказаться от чего-то одного: или от погружений, или от всплытий. И, так как второе не требовало от него никаких затрат, он решил для начала попытаться с первым.

Вселенная словно прислушалась к его просьбе и тут же подкинула ему идею: профессор Робинсон предложил им поучаствовать в олимпиаде по мехатронике, раздал брошюры и сказал, что эта олимпиада шанс каждого из них получить грант на обучение в MIT. Питер тут же погрузился в себя и выстроил идеальный план.

Так как один решить свой вопрос он не в состоянии, ему нужно как-то рассказать о нем окружающим. Причем, единственными инструментами, которыми обладал Питер были его мозги и простая механическая работа. То есть, он вполне себе мог собрать какой-то аппарат, пока его сознание плавает где-то среди электронов.

Выход состоял в том, что ему нужно создать аппарат, который бы показал, что происходит в его мозгах. Умный бы, при взгляде на это понял, что делать с Питером и помог бы ему всплыть окончательно.

Олимпиада по мехатронике пришлась как нельзя кстати. Кроме того, что он смог бы создать такой аппарат за счет денежных средств SI, он смог бы найти умного человека, который его услышит. Ну и, если там не прокатит, он сможет продолжить в университете до тех пор, пока кто-то не найдет его и не вытащит из этого омута. Если ему надоест, он сможет бросить в любой момент. Главное, что у него есть этот шанс.

В своих силах Питер не сомневался, он прекрасно осознавал, что с его знаниями он легко пройдет все отборочные туры. Он не учел только одного фактора, что ему это понравится. И понравится на столько, что эмоции станут возвращаться к нему.

Именно эмоции стали отправной точкой. Именно эти маленькие ублюдки уничтожили его хрупкое равновесие, доведя «всплытие» до пяти часов и тринадцати с половиной минут. Именно эмоции заставили его рыдать над Русалочкой, осознавая свою ничтожность. И, Питер просто знал это, именно Тони Старк привнес эмоции в его жизнь.

Все, начиная с первого теста и заканчивая возможностью учиться и развиваться дальше — во всем этом был виноват Тони Старк.

При мыслях об эксцентричном гении Питер уплывал в чужие мозги, пытаясь представить себе, каким образом электроны снуют в нервных окончаниях туда-сюда, порождая гениальные идеи, воплощая их в жизнь. Питер примеривал этот образ на себя, осознавая, что мало чем отличается. Единственное, чего ему, Питеру, не хватает — проявления наружу.

— Я — Железный Человек, — послышался рядом чей-то незнакомый голос. И Питер с ужасом осознал — его собственный. От страха его скрутило в три погибели и не отпускало до самого возвращения Мэй.

Страх — отвратительное состояние. Он не позволил ему погрузиться, сдерживая в железной хватке до тех самых пор, пока теплая рука Мэй не коснулась его плеча. Она, кажется, что-то говорила, гладила его, успокаивала. Но Питер не слышал. Он наконец-то смог сбежать в блаженную бездну своих видений.

— Из-за того, что попал в больницу, он не смог сдать экзамены.

— Какие проблемы, Пепс? Пусть сдаст сейчас!

— Прикажешь мне собрать для него отдельную комиссию?

— Ну, с моими деньгами и связями для тебя это не должно быть проблемой.

— Напомни-ка мне, почему я все еще работаю на такое хамло?

— Потому что тебе нравится ставить это хамло на место? — он наконец-то оторвался от монитора, — Пеппер, милая, ну не дуйся. Ты же знаешь — я всего лишь большой эксцентричный ребенок, который может позволить себе все, что угодно.

— Тони, деньги — это не все.

— Очень многое, Пепс. Ну вот скажи, куда бы ты хотела отправиться в отпуск на этот раз? Какое платье приобрести? На какой вечеринке его показать? Какую из секретарш сжить со свету?

— Последнее, определенно, лишнее.

— Но я могу, Пеппер! И все это только для тебя одной!

— И для того мальчика, — хмыкнула она.

— Он — другое дело, — мотнул головой Тони.

— Что в нем такого особенного? Ну, помимо его гениального мозга?

— Разве мне нужно что-то еще? — вскинул бровь Тони.

— Как минимум иметь возможность поболтать с ним по душам, — скептично заметила Пеппер. — На сколько мне помнится, это всегда было основным условием.

— Ты так хорошо меня знаешь, Пепс. Вот скажи, что мне нравится больше, чем разговоры по душам с гениальными людьми?

— Хорошие загадки? — предположила она.

— В точку, Пепс!

— И когда этот парень успел предложить тебе хорошую загадку?

Тони поманил ее пальцем и показал на монитор.

— Что ты видишь?

— Запись его презентации?

— Именно, Пепс, но давай чуть больше деталей.

— Это трехмерная проекция, сделанная его воображением.

— Она такая четкая, не находишь?

— Это не воображение, — восприняла подсказку Пеппер. — Это его память. Он видит, как пуля вот-вот пронзит тело его дяди, — нахмурилась она.

— Хорошо, Пеппер, отлично! А теперь взгляни сюда.

— Откуда у тебя материалы по тому убийству?

Тони закатил глаза, но не ответил.

— Взгляни внимательно, Пеппер, что ты видишь?

Она блуждала взглядом по фотографиям, по расстановке людей, пыталась себе представить, но ничего не могла понять.

— Еще раз взгляни на презентацию Пепс. Даю подсказку: плащ.

Глаза женщины расширились в изумлении. На трупе Бенджамина Паркера была надета черная кожаная куртка. Не кофейного цвета плащ.

— Это… этот плащ был на нем? — удивилась она вслух.

— Именно, Пепс. В тот вечер парень был одет в плащ цвета крепкого кофе.

— Но… почему он показал нам, всем нам свою… смерть?

— Загадка, Пепс! — радостно улыбнулся Тони. — Теперь понимаешь, почему я хочу его себе?

— Я попробую организовать ему комиссию.

Врач не диагностировал это, как эпилепсию, но приступ явно прошелся разрядом по его и без того напряженной нервной системе. Ему выписали седативные, но после первого же приема Питер понял, что всплывать стало куда сложнее. Теперь большая часть его усилий уходила на то, чтобы саботировать прием этих таблеток. Оставалось лишь надеется на то, что курс закончится быстрее, чем Мэй об этом узнает. Был еще шанс, что все узнав она откажется от них, но Питер не стал ставить на это.

Кроме того, ему позволили сдать экзамены, которые он пропустил из-за обследования, поэтому он впритык успел на экзамены для поступления в MIT. Каково было его удивление, когда экзаменовать его пришел сам Железный Человек.

— Что вы тут делаете? — нахмурилась Мэй. Из-за недуга Питера ей позволили присутствовать на экзамене. Ей не разрешалось каким-либо образом контактировать с Питером во время самого теста, но в случае чего она имела полное право помочь своему племяннику.