Когда подошла очередь Питера представлять свой проект, он отказался от микрофона и подошел к трибуне. Когда аплодисменты стихли, он слабо кивнул и дрожащей рукой запустил видеопрезентацию.
— Среди нас ходят люди, в чьих душах есть невосполнимая пустота. Эта пустота делает их неполноценными, заставляет страдать их и их близких. Такие люди вынуждены каждый день смотреть в собственную бездну без возможности отвернуться. Но если бы они могли рассказать окружающему миру, что творится у них внутри, рассказать, как с ними можно общаться, как им помочь, вы бы послушали их? Вы бы попробовали с ними заговорить?
— Перед вами обычный подросток. Питер Паркер, семнадцать лет. В пятнадцать в его семье произошла трагедия и с тех пор он не разговаривает. Сегодня он решил впервые заговорить с вами. Но не обычным голосом, а голосом своего сердца.
Питер остановил видеозапись, нацепил на голову тонкий металлический обруч и сделал шаг вперед. На сцене прямо из пола выехали четыре голографических проектора. После краткой синхронизации свет в зале погас. Питер включил свое воображение и стал управлять проекцией по собственному усмотрению. Он представлял сложные геометрические фигуры, перетекающие одна в другую, представлял многосуставные механизмы. Проекция словно отдалилась, представив окружающим огромный странноватой формы город, полный маленьких живых обитателей. И плавно, все отдаляя и отдаляя картинку, он показал людям ячеистое скопление, а дальше обычную поверхность металла. Еще отдаление и металл принимает форму пули. Дальше, и становиться понятно, что эта пуля сейчас столкнется с тканью кофейного плаща. Питер представлял, как медленно пуля летит к своей цели, как сталкивается с тканью, натягивает ее, проникает в нее. Нити ткани рвутся, открывая пуле доступ к сокровенному — к плоти живого человека. Но и плоть не является препятствием, пуля углубляется и углубляется.
Картинка снова начала приближаться. Изображение показывает, как тихая рябь идет по сетчатой металлической конструкции, в то время как мягкая ороговелость расходится под давлением обнажая нутро. Еще ближе, и становится видно, как стираются, сгорают маленькие клетки. Ближе — как лопается оболочка и погибает все внутри клетки; как ломается отточенный механизм — рвутся молекулярные связи.
Еще ближе, но… мир сложных геометрических фигур недвижим. Он все так же бесконечно прекрасен. В нем нет той боли, что испытал Питер, когда на его глазах убили Бена. Этот мир многому научил его, многое дал. Но он многое и забрал. За мнимым душевным спокойствием Питер понял, что потерял себя, свою жизнь. И теперь он хотел вернуть все это обратно.
Демонстрация закончилась. Свет снова загорелся. Зал был недвижим. Озадаченный этой тишиной, он взглянул на первые ряды и заметил, что в глазах людей стоят слезы. Один из них, заметив на себе его взгляд, подпрыгнул и начал аплодировать. Словно этого ему и не хватало, зал сорвался с места и начал наперебой хлопать в ладоши, кричать и поддерживать юного гения.
Испугавшись, Питер слабо кивнул и кинулся прочь со сцены, прямо в любящие теплые объятья Мэй. Он натягивал на себя ее руки, ее одежду, пытаясь спрятаться от внешнего мира, пытаясь унять болезненные чувства внутри.
Второй раз за последний год он разрыдался.
Вопрос, брать ли его, теперь просто не стоял. На самом деле, Тони думал о том, чтобы отправить его на заочку, а самого загнать в лаборатории и нещадно эксплуатировать. Потому что этот парень произвел настоящий фурор.
Маркетологи с цепи сорвались, каждый брызжа слюной. Они хотели забрать патент на изобретение в компанию, так как все было сделано на ее деньги, но Тони этого не позволил.
— Смысл забирать себе патент на продукт, который не работает?
— В смысле, не работает?
— Если он поможет парнишке заговорить — тогда и поговорим, — развел Тони руками, оставив совет и себя ни с чем. На самом же деле он хотел убедить их в том, что парень им нужен куда больше патента.
========== Кофейный плащ ==========
Когда на его электронную почту пришло письмо об одобрении стипендии, в голову впервые пришла мысль о том, чтобы сдаться. Он еще помнил, как бурно зал отреагировал на его видение мира, и, честно говоря, такая реакция ему не понравилась. Он очень не хотел почувствовать подобное еще раз. Это было… сложно.
Сказка о Русалочке, которую он с таким трудом смог прочитать, открыла ему глаза на чувственный вопрос его жизни. Дело в том, что он понимал свою болезнь.
Тот случай с Беном действительно изменил его. Питер действительно наблюдал за тем, как его дядю убили. Он ничего не сделал, потому что выстрел должен был попасть в него. Он просто стоял, холодно ожидая конца. Питер уже тогда был умным парнем, и он читал, что в опасные для жизни моменты в кровь выбрасывается так много веществ, что мозг и тело просто слетают с катушек. Все разгоняется просто до невообразимых скоростей только для того, чтобы человек смог спасти свою жизнь.
Но Питер не то, чтобы горел желанием спасать свою жизнь. У него не было суицидальных наклонностей, но, опять же, в тот момент умный маленький мозг сообразил — если его не станет, тете и дяде станет намного проще. Не нужно будет вытаскивать его на своем горбу. Да, возможно им будет грустно некоторое время, но они переживут это и смогут продолжить в свое удовольствие.
Так что Питер просто стоял там и наблюдал за тем, как пуля приближается к нему. Он уже представлял, как она войдет в его тело, представлял, как станет его частью, как вопьется в грудную клетку, пробьет кость, как пройдет сквозь его сердце и выйдет с обратной стороны, чиркнув по ребрам прежде, чем выйти. Он представлял себе, как кровь затопит его внутренности, как тяжело ему будет вздохнуть, потому что любой его вздох лишь увеличит содержание крови в легких. Он уже чувствовал фантомную асфиксию, он проникся наступающей смертью, как вдруг… дядя Бен выскочил перед ним и принял пулю на себя.
В тот раз Питер поразился, насколько хорошо он способен почувствовать чужое тело и чужую боль. Он ощутил, как пуля прошила живот, пробегаясь по нервам острой болью. Как она чиркнула по кишкам, раздирая за собой сосуды. Как вклинилась меж хрящами позвоночника, дробя кости и застревая внутри.
Дядя Бен упал сразу же, как лишился нервной проводимости к нижним конечностям. Питер видел это. Он наблюдал и чувствовал это. Он погрузился в эти ощущения так глубоко, что не заметил, как оказался на кладбище.
В тот раз Питер сообразил, что эффект адреналинового выброса что-то сделал с ним. То есть, сначала он реально увидел все, как в замедленной сьемке, но потом он словно потерял это самое время, вынужденный досматривать этот фильм в ловушке мозга, пока жизнь вокруг него идет без остановки.
Он хотел рассказать об этом Мэй, но, когда увидел Бена, лежащим в гробу, его мозг снова залип. Он начал наблюдать картинки того, как с каждой секундой разлагается чужое тело. Он начал ощущать это так, будто проживал разложение тела сам.
Когда он вынырнул в следующий раз, в его глаза светил фонариком какой-то доктор. Приятная темнокожая женщина улыбнулась ему, и Питер улыбнулся в ответ. Он хотел рассказать, что с ним, но тут она ударила молоточком по его коленке и он снова залип.
Из раза в раз Питер залипал в различные миры, постигая их все глубже и глубже. Он понимал, что это не совсем нормально, пытался научиться обходить. И благодаря своему упорству, у него стало получаться. Ему стоило огромных усилий сосредотачиваться на реальности, не впадая в видения, но это отнимало у него столько сил, что он не мог больше ничего, кроме как находиться в здесь и теперь.
Помогало то, что у тела остались механические навыки: есть и одеваться он мог, не тратя на это своего внимания. Как и мыться, ходить от школы до дома. Навыки вроде письма давались ему куда сложнее, но он смог компенсировать это наличием клавиатуры. К доске его не вызывали, во всяком случае с тех пор, как он однажды обнаружил себя расписывающим какую-то огромную формулу в кабинете химии, больше он у доски не «всплывал».
