========== Глава 13. ==========

Это ресторан для элиты. Той, куда ходят, пожалуй, лишь политики первого эшелона, ну и большие шишки от бизнеса. Джуд подумалось: откуда у обычного инженера-автомеханика, владельца небольшой мастерской, такие деньги. Как он может себе позволить ездить на дорогущей машине, покупать дорогущие вещи, ужинать в дорогих ресторанах, имея только средний доход? Левые деньги? Может быть, криминальный бизнес? Финансовые махинации?

Она внимательно посмотрела на него, сощурившись. Разглядывала поседевшие, элегантно подстриженные виски, удивительные черты лица, в котором острые линии сливались с мягкими, образуя причудливую картину, лёгкую улыбку, что играла сейчас на его губах. Создавалось ощущение, в том числе и по сосредоточенному взгляду его ореховых глаз, которые иногда, особенно в лучах вечернего солнца, казались насыщено-зелёными, будто он что-то задумал. Опять.

Джуд вздохнула и сделала вид, что поправляет причёску. На самом деле это был её обычный жест, когда задумалась — подносить руку к волосам. Она делала это на автомате, не всегда обращая внимания.

Гарольд Саксон. Она готова была поклясться не то, что на Конституции, даже на Библии, что уже слышала это имя раньше. Когда она впервые сказала ему об этом, он рассмеялся.

«Конечно, слышала, — беззаботно отозвался он, поправив сбившиеся в клубок волосы, — мы с тобой миллион лет знакомы».

Но нет. Это было не то. С первой же секунды, когда вспомнила его фамилию (она вспомнила её сама, безо всяких усилий), Джуд знала, понимала — она слышала его имя раньше. И совсем не в контексте имени её друга или любовника. У неё закралась мысль, что он делал что-то великое, но и ужасное однажды, отчего пострадали все, и она тоже. Это имя было заразным вирусом. Оно принадлежало ему, но и не ему — оно было именем человека, достигшего куда больших высот, чем небольшой частный бизнес.

Он был слишком другим для владельца небольшого бизнеса. Слишком породистым, слишком изысканным, слишком аристократичным. Конечно, ему больше не нужно было копаться в сломанных машинах самостоятельно, он не пачкал рук, а только давал указания работникам и контролировал работу фирмы. Но он работал с простыми ребятами, которым только нужно было заработать на кусок хлеба и, может быть, печенье для своих детей. В такой среде ты не можешь быть принцем. Серость и простота не притягивают успех. Подобное всегда притягивает подобное, как известно. А Гарри… он был другим. Он отличался от всех людей вокруг, и вовсе не потому, что у него, как и у неё, было два сердца. Здесь было что-то большее. Она точно знала, что его имя было известным всем однажды, что она помнила его взлёт, и, возможно, участвовала в его падении. Но, черт возьми, ни одно имя, получившее столько признания, не забывают напрочь. Его — забыли. Она уже твёрдо убедилась в этом. Всё, что удалось ей узнать, когда она, одержимая найти разгадку, устроила целое исследование по поиску его корней, — самые обычные сухие факты. Гарольд Саксон получил образование инженера, работал на крошечной фабрике в одном из провинциальных городков страны, затем в Лондоне, где позже основал свою фирму. Первые годы дела у его бизнеса шли не очень, однако позже всё наладилось. Теперь его фирма не только занимается починкой автомобилей, но и благотворительностью — ежегодно он жертвует крупную сумму в помощь людям, страдающим психическими заболеваниями, и часто помогает тем, у кого есть проблемы со слухом. Откуда на всё это деньги у обычного инженера, если доходы его явно не достигают миллиардов? Пожалуй, это была самая большая загадка. Вопрос без ответа.

Гарольд Саксон был словно человеком без прошлого. И странный, невнятный ответ на её запрос о нём в маленькой школе его городка, увы, лишь укрепил её подозрения.

— Джуд, ты вдруг вспомнила, что ты — величайший художник? — мягко улыбаясь, спрашивает он.

— Прости, что? — вздрогнув, Джуд выходит из ступора, и смотрит в его глаза.

Они уже садятся за забронированный ранее столик, причём, он галантно отставляет стул для неё. Он заказывает курицу для неё, устрицы для себя, греческий салат, и бутылку «Шардоне», ворча, что предпочёл бы коньяк, но здесь нет хорошего варианта.

— Ты на меня так смотрела только что. Дыру можно прожечь.

— Я задумалась, — улыбается она, — прости.

Он кивает.

— Ну вот, — теперь мягкая улыбка на его губах сменяется озорной, — а я уже обрадовался. Думал, ты хочешь меня нарисовать, и вот-вот предложишь мне быть твоей моделью. Ведь я такой красивый, чего же зря красоте пропадать-то?

Она смеётся. Хохочет заразительно, и он улыбается тоже. Она любит, когда он так улыбается. Сразу становится понятно, что перед ней обычный человек, а не самовлюбленный монстр. Сразу становится уютно рядом с ним.

Взяв его за руку, она ласково гладит ладонь.

— Мне нравится эта идея. Но я совсем не умею рисовать.

— Трагедия, — театрально вздыхает он, — искусство так много теряет. Не увидеть теперь ему моей божественной красоты.

— Продолжишь стебаться, — хохоча, парирует Джуд, — и я в тебя тарелкой запущу. Здесь будут оливки, ты их любишь. Но, кажется, большая их часть рассыплется по полу.

— И заплатишь штраф, — деловито кивает Гарри, — а потом я тебя ещё и отшлепаю, за непослушание, дорогая.

— Я не против, чтобы ты меня отшлепал, просто так, без причины, — чувствуя, как краснеет, тихо отвечает Джуд.

— Я это запомню — кивает он.

Она не даёт тишине надолго воцариться между ними. Осторожно взяв его за руку, она с мягкой улыбкой на губах, произносит:

— Расскажи мне о нас, Гарри. Каким было наше детство? Я почти ничего не помню об этом. Воспоминания приходят крошечными отрывками, так, что я даже разглядеть их не могу.

— Что ты вспомнила?

Она посмотрела вниз, себе под ноги, растерявшись на миг. Затем снова взглянула на него — открыто, улыбнувшись на короткое мгновение.

— Я помню, что очень любила физику в школе. Но сейчас почти ничего не могу вспомнить. Точнее, у меня всё в голове перемешалось. Систематизировать свои знания я не могу. И ещё, кажется, увлекалась механиком. Вспомнила недавно, как мы с тобой прогуливали уроки, — Джуд запнулась, — но я не уверена, что эти воспоминания — мои, а не какой-то бред. Потому что я вижу себя в образе мальчишки всякий раз, когда воспоминания из детства приходят, а трава, в которой мы бегали и кричали, чтобы достучаться до небес, наверное, почему-то оранжевая. Разве так бывает? Может быть, только на другой планете. Может, мы марсиане, Гарри?

Она радостно хихикает, и Гарри улыбается тоже, вот только его улыбка совсем не весёлая.

— Ты просто другая, Джуд.

— А ты? — она глядит на него с нескрываемой тревогой и болью.

Он кивает:

— И я другой.

Она знала это сразу, едва открыла глаза в больничной палате, и улыбнулась ему, держащему её за руку. Но почему это так больно — что они отличаются от остальных?

Быть другим — всегда больно, Доктор.

Джуд мотает головой, гоня очередную навязчивую идею об этом проклятом Докторе. Она его уже практически ненавидит.

— Я вижу себя мальчишкой, — продолжает она, как на исповеди, — меня называли Тета. Не знаю, почему. И ещё есть какая-то Дека, но я не понимаю, что это. И как это связано — если связано — с числом «десять».

Она выдыхает, поджимает губы.

— Я запуталась. Совсем уже ничего не понимаю.

Гарри вдруг берёт её за руку, и аккуратно целует запястье. Оба сердца в груди начинают стучать в безумном ритме.

— Понимаешь, — она волнуется и облизывает пересохшие губы, — я много читаю. Биографии известных людей, в том числе. Но, когда я читаю Шекспира, либо о нём, то думаю о том, что видела его неудачником, пока ещё «Глобуса» даже не было. И что это я помогла ему с этой идеей. У доктора Харриса есть ассистент, которую пару раз заменяла некая Марта. Я готова поклясться, что знаю её. Что это мы вместе видели Шекспира. Я дважды видела её, уже после того, как она пришла в мои воспоминания. В первый раз почти спросила, что она знает об этом, о человеке, называющем себя Доктором, но пришла моя очередь идти на приём, а, когда приём закончился, я вышла, и она была в окружении людей, что-то им объясняла. Когда я увидела её потом, во второй раз, то подумала, что, если скажу: «Привет, это со мной ты ездила в Лондон, когда там жил Шекспир, только я тогда была мужчиной, а ты не замужем, и влюблена в меня, помнишь Доктора, Марта?», меня отправят в психушку. Потому что это даже для пациентки психоаналитика странно.