И от одной мысли об этом кожа начинает гореть.

Почему с Уиллом так не получается? Он замечательный и несчастный. Такой же, как она. И они знают друг друга целую вечность. Почему тогда ничего не выходит?

— Отвезти тебя на приём?

— Да, — кивает она с улыбкой, — спасибо. Я всё ещё боюсь водить машину долго сама. Надеюсь, вскоре мне удастся водить дольше пятнадцати минут.

— Ладно, — он встаёт, поправляя сбившееся в комок одеяло, — тогда пойду прогрею двигатель. И надень пальто, Джуд. Сегодня прохладно.

— Дай мне пару минут. Я должна записать кое-что в дневник.

— Хорошо. Ты не дашь мне прочесть, да?

— Ничего особого, Уилл.

— Тебя снова преследует Доктор?

— Да, — кивает она, — я опять думала о нём.

Уилл скрещивает руки на груди и сердито сопит, вздыхая:

— Мне он не нравится. Кто бы он ни был, этот Доктор мне не нравится.

— Да, — кивает Джуд, — мне тоже.

Ещё один долгий взгляд — и Уилл уходит.

А она бросается в спальню, открывает заветный ящик шкафа, крепко сжимая в ладони ключ, садится на кровать и записывает мысли, что не дают покоя и бегут одна впереди другой. Текст выходит странным, бессвязным, напоминает безумный бред. Но так и есть — она безумна и бредит. Судя по всему, давно. Может быть, даже до аварии.

«Я снова слышала этот голос. Думаю, эту женщину зовут Мисси. Я не помню её лица, хотя у неё, абсолютно точно, голубые глаза. Я боюсь её. Очень.

А ещё есть Доктор, Джон Смит и Мастер. Кто эти люди? Почему они врываются в мою голову без спроса? Они контролируют меня. Что, если внутри меня живёт множество личностей, как у Билли Миллигана?

Но больше всего я хочу сейчас знать, кто такой этот чёртов Мастер и как он связан с Мисси? Потому что каждый раз, когда я думаю о них, во мне пробуждается чувство бесконечного обожания и ужаса. Разве могут эти чувства соединиться? Разве так может быть?

Мне страшно. Я очень боюсь. Их — Мастера и Мисси. Что они выиграют. Возьмут надо мной верх. И тогда я погибну.

Но ещё сильнее я боюсь себя. Что мне с этим делать? Я не знаю».

Джуд вздыхает, закрывает тетрадь и прячет её в нижнем ящике, заперев ящик на ключ. Она не перечитывает запись — боится свихнуться окончательно.

Встав и кое-как надев пальто, она выходит во двор.

Уилл сидит за рулём, ожидая её, и снова прокручивает воспоминания, пытаясь обнаружить компромат. Злится, что ничего не находит. Джуд знает — как бы она не врала, ложь бесполезна. Он уверен, что прав не потому, что вбил это себе в голову. Потому что факт измены уже настолько очевиден, что только умственно неполноценный человек может не заметить её. Наверняка, он видит, что она смотрит на Саксона, точно голодная самка. Наверняка, он однажды не выдержит и сойдёт с ума вместе с ней. Бедняга Уилл.

Впервые за этот вечер, один из множества одинаковых вечеров, она искренне жалеет его. И его тоже. Они оба тонут в пучине мглы, и нет шансов очутиться на поверхности.

Он поправляет ей пальто, обняв на мгновение хрупкие плечи, и снова садится в машину. Джуд выбирает заднее сиденье, затравленным зверьком сидит в уголке, и смотрит в окно отсутствующим взглядом.

Минута, другая, десять. Они не торопятся. Зависают в пробке на углу центральной улицы. Как всегда. Это, наверное, уже традиция — в пробках по двадцать минут стоять. Иногда больше.

А ТАРДИС никогда не бывала в пробках. Ну, почти никогда.

Джуд устало вздыхает и отчаянно трёт уши. Она больше всего желает изгнать из головы этот проклятый навязчивый голос. Он — как будто закадровый смех в ситкомах. Всех раздражает, но представить ситком без него невозможно.

Она чувствует на себе взгляд Уилла в зеркале. Кажется, он встревожен, потому что ей мгновенно становится не по себе. Впрочем, когда она встречается с ним глазами, он снова сосредоточен на дороге. Будто сейчас, в пробке, это имеет какое-то значение.

— Я думаю, эта Мисси — мой враг. Возможно, я её чем-то обидела, и она мстила мне — говорит Джуд, водя пальцем по оконному стеклу. Оно в пыли, мгновенно остаётся отпечаток.

— Мстила? — Уилл удивлён. — За что тебе можно мстить, милая? Ты же и мухи не обидишь.

Странно слышать это от мужчины, который уверен, что она ему изменяет.

Джуд пожимает плечами и качает головой. Если бы она хоть что-нибудь помнила о Мисси. Или о Мастере. Или о Докторе. Или о Джоне Смите. Если бы она только могла вспомнить.

— Я не знаю, кто такая эта Мисси, — говорит Уилл, сильнее сжимая руль — пробка начинает рассасываться, удаётся проехать немного вперёд, — не помню её.

Джуд обреченно качает головой и кусает губы. Они знакомы с детства. Так как же такое может быть, что он не знает никого из тех, чьи образы преследуют её постоянно, с тех пор, как она пришла в себя, в больничной палате, после аварии?

— Ты снова не знаешь человека, о котором я рассказываю. Прости, но я не верю, что я её придумала. Доктора — может быть. Но не её. Воспоминания слишком реальны. Голос, который я иногда будто слышу — слишком реален.

— У нас было пять лет, когда мы почти не общались, забыла? Я до сих пор не знаю, что было в этот период твоей жизни. Может быть, эта Мисси или Доктор — гости оттуда.

— Почему Доктор, Уилл? О чём это прозвище должно говорить?

Он пожимает плечами:

— Может, он медик. Или профессор. Доктор наук. Клички есть у всех. Как тебя называли в школе?

Она задумалась и сосредоточено сопит.

— Тета.

Джуд пробует это имя на вкус, катает на языке.

— Меня звали Тета. Понятия не имею, почему.

— А меня — Гангстер. Потому что я любил кино о гангстерах.

Он улыбается, пожимает плечами.

— Клички не всегда означают то, о чём думаешь сразу, едва их слышишь, Джуд. Может, этот Доктор прославился тем, что хотел стать врачом, не получилось, но он любил всем об этом рассказывать. Кто знает. Ты так и не вспомнила ничего о нём? Как он выглядит?

Джуд закрывает глаза.

Доктор. Какой он — Доктор? Старик с мохнатыми бровями и косматой головой. Худенький мальчонка в очках и полосатом костюме. Мужчина, которому больно улыбаться, носящий кожаные куртки. Блондин с длинными волосами и взглядом ангела, который похож на Дьявола по характеру, и любит мучить своего друга нерешительностью и сомнениями. У Доктора много лиц.

Но, если она скажет об этом Уиллу, он справедливо запрёт её в психушке. Потому она только качает головой, кусая губы, и, вздохнув, сдаётся:

— Я не знаю. Приходят какие-то образы, но я никогда не могу за них ухватиться, чтобы разглядеть чётко. Всё будто в тумане. Погружено во мрак.

— Ты справишься, Джуд — говорит Уилл, и, похоже, действительно в это верит, — у тебя всё получится.

Остаток пути они проводят в молчании. Когда перед глазами предстаёт знакомое здание, Джуд боязливо сжимается в комок. Сейчас она войдёт в кабинет к доктору Харрису и начнётся — какие она картины видела, хорошо ли спала, о ком думала, принимает ли таблетки, и вообще, её лечение не столь эффективно, нужно попробовать другое, другие лекарства — в том числе.

Отвратительно.

Джуд морщится, дежурно целует Уилла в губы и выходит из машины, кутаясь в пальто.

— А потом снова пойдёшь к Гарри? — горько усмехаясь, говорит он.

— Мы просто ужинаем вместе, Уилл, — отвечает она, стараясь не переминаться с ноги на ногу, потому что сейчас чувствует огромную неловкость, — мне нужен человек, которого я знала до аварии, раз уж ты так много не можешь объяснить мне, значит, объяснит он.

— Да, — кивает Уилл мрачно, — объяснит. Я сегодня на смене, милая. Увидимся завтра.

Она машет ему, и, посмотрев вслед отъезжающей машине, идёт к зданию.