Я медленно обошла дракона. По другую сторону от него единственная уцелевшая фреска показывала уже что-то знакомое. Аркаар, расправив крылья, провожал сквозь Пустоту знакомую фигуру. Она спускалась в рощу в всполохе рубинового пламени, а на лугу лежал… золотой дракон? Неужели мое появление было предсказано в каком-то затерянном храме Раадхра? Взгляд упал ниже. Рисунок был четким, цветным. Там ведьма встречалась с закованным в цепи эльфийским магом, а в лесу к ним присоединилась волчица. Они путешествовали, и ведьму держали в заключении. В самом низу фрески фигура, изображавшая меня, стояла перед четырьмя стражами.
Я ощутила, как по коже бегут мурашки. А вот следующий фрагмент рисунка оказался будто бы стерт чьей-то рукой, словно магическая картина ожидала от меня последующих действий. Все вдруг стало вокруг меня таким ирреальным, таким двойственным, странным, что я мгновенно почувствовала себя не в своей тарелке. Кто-то наблюдал за мной? Следил за каждым моим шагом? Может, этот храм действительно был домом Бога? А Боги не были эфемерными, как боги моего мира, а на самом деле жили и дышали, подобно простым смертным, вершили судьбы Лаэрта?
Я вышла на середину зала и остановилась напротив морды дракона. После испытаний руки ныли будто бы от непрекращающейся боли. Понимая, что еще одно применение магии может поставить меня в затруднительное положение, я воздела руки вверх и слегка развела их, пытаясь почувствовать энергию внутри рубиновых цепей. Если они и вправду поглощали силу дракона на протяжении целых пяти столетий, то на меня обрушится воистину неподъемный объем магической энергии. Где ты, Мааррх, когда мне нужен?
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я закрыла глаза. Рубиновая цепь, каждое ее звено, представлялась мне угрюмым, свирепым зверем. Магия дремала под поверхностью кристалла, слишком давно о ней не вспоминали. Я призвала рубиновую энергию, и она скользнула по пальцам вверх. До моего слуха донесся призрачный перезвон, тихий и напряженный. Гладкая поверхность переливалась алым, черным и золотым. Внутри мягко растекалась некая субстанция, похожая на красивое звездное небо, нереальное, но все же чарующее. От ощущения, что я смотрю на саму эссенцию магии, меня передернуло. Было в этом что-то неестественное, что-то противное природе магии, этого мира. Словно я окунулась в тайну, познать которую мне было запрещено. Я испытывала страх перед неизведанным и понимала, насколько трудно мне придется, стоит мне начать воздействовать на эти цепи.
Я опустила руки и открыла глаза. Как одна ведьма сможет разбить столь огромные оковы, что одно звено мне было высотой по плечо? Мэйв, должно быть, понимала, что, кроме нее, сюда никто не придет.
Магия всколыхнулась под пальцами. Словно голодный зверь, кормленный несколько столетий назад, она подняла свою чудовищную голову и посмотрела на меня. Было в этом что-то ужасающее, невыносимое, неодолимое. Кончиками пальцев я ощутила, как эссенция магии зашевелилась внутри рубиновых цепей, как скрутилась, как превратилась в единый поток, единое сознание, слишком сложное, чтобы понимать его. Она была мне врагом, беспощадным, не знающим ни отчаяния, ни жалости. Я закрыла глаза и сформировала свою Волю. Я хотела освободить этого дракона. Я хотела, чтобы он вновь дышал и вновь двигался, чтобы расправил свои пепельно-серые крылья и вернул мне то, что спрятала когда-то Мэйв — мой Рубин. Магия качнулась в сторону, принимая мои желания, но этого оказалось недостаточно. На меня обратились сотни тысяч блестящих глаз, ожидающих другого ответа.
Права на ошибку у меня не было. Магия столь древняя и столь алчущая моего тела, моих знаний, меня как личности, души, не готова была отдавать то, что принадлежало ей, за какие-то крохи. Ей не нужны были ни этот дракон, ни Рубин, ни моя потребность в камне, ни мои желания, ни моя Воля. Она подчиняла сознание, давила на разум, принуждала и отступала, я не успевала понять ее стремления, тайный смысл, что она пыталась донести до меня. Эта магия не была той энергией, о которой мне говорил Йитирн. Не была той бездушной силой, что откликалась на слова тирийского языка и исполняла мою волю, волю ведьмы. Эта магия была сутью всего, чем я являлась. Была больше меня, шире меня, умнее и хитрее меня, не говоря уже, что сильнее и в тысячу раз способнее, обладала знаниями, которые я не могла получить. Рядом с ней Ассармиэль и Раадхр были всего лишь жалкими божками, все также зависели от нее, как зависели от нее я и другие ведьмы, Хранительницы и элементали, друиды и пророчицы. Она была сознанием, ясным и чистым, первозданным, единственным в своем роде. Она простиралась далеко и глубоко, впиваясь своими корнями во всех, кто мог когда-либо выучить язык и начать колдовать, кто видел будущее и кто раскладывал волшебные карты, кто исцелял травами и припарками, кто гадал, опираясь на интуицию и предчувствия. Она пронзала их и наделяла силой, даже не силой, эссенцией. Она жила в тысяче разных тел, незримо объединяя их в одно целое. В саму себя, в магию, что держала этот мир в равновесии.
Боль пронзила мой затылок. Я вскрикнула и упала на колени. Когти проникали сквозь кожу, разрывая ее, вспарывая ее. Кости хрустнули, я приоткрыла глаза, чтобы увидеть, как деформируются мои пальцы. Я должна была привязать себя к Рубину, этого не должно было случиться. Я закричала в агонии, сквозь кожу продирались острые рубиновые шипы. Магия смотрела на меня внимательно, вслушивалась в мои крики, в мою боль, в мое отчаяние. Я упала на пол. Прижалась щекой к теплому камню. В ушах отдавало многократным эхом, что усиливалось с каждым ударом моего сердца. Платье разорвалось под напряжением перевоплощения. По спине пробежал холод, затем спину изнутри пронзили тысячи копий. Вены на руках вздулись, рубиновая энергия бежала по ним, словно кровь. Я буквально чувствовала, как заострились мои зубы, мои уши, как вытянулось мое лицо, превращаясь в морду отвратительного зверя. Боль обрушилась на меня с такой силой, что я упала обратно, конечности подергивались, на руках росли рубиновые когти, оплетенные черными прожилками. Надо мной склонилось чье-то сознание, и я узнала его. Узнала, приняла, впустила в себя. Она вдавливала мою голову в пол, я не могла пошевелить и пальцем. Все закончилось так же быстро, как и началось. Я стояла посреди зала и наблюдала, как распадаются на части рубиновые цепи. Звенья опадали с тела черного дракона, ударялись об пол и разлетались кровавыми осколками вокруг.
В следующий момент дракон поднял голову. Его глаза цвета насыщенного льда широко распахнулись, сквозь частокол черных как ночь зубов показался язык фиолетово-синего пламени. Он выдохнул струю, и от нее повеяло смертью, хаосом, мраком. Разбиваясь о камень, струя опалила стены храма, стирая фрески, нарисованные в альковах. Дракон потянулся резко вверх, едва удержался на лапах, ослабевший за пятьсот лет неподвижного пребывания в зале храма Раадхра. Коготь на его крыле с гулким грохотом врезался в стену, пробил ее наполовину и зацепился за нее. Другое крыло дракон упер в пол и поднялся, гигант среди драконов. Его спина ударилась о потолок, скрежет чешуи и камня на мгновение оглушил меня. Сверху посыпались камни и пыль.
«Мэйв, — прорычал дракон. — Мэйв!»
Он наклонил голову ко мне и втянул воздух через круглые шипастые ноздри. Я замерла в одной позе, боясь даже пошевелиться. Затем он всхрапнул и медленно отошел, приседая на задние лапы. Его лапы казались мне колоннами, черные когти с легкостью могли бы раскрошить камень. Широкая грудная клетка была закована в каплевидную броню: чешую, подобную алмазу, сотворенную будто бы из тьмы, из кристалла. Хищным взглядом дракон беспристрастно вглядывался в меня. Он осыпался туманом, черным и жаждущим смерти, передо мной стоял мужчина. Дракон в человеческом облике выглядел на пару десятков лет старше Мааррха. Черные волосы коротко подстрижены, синие льдистые глаза полыхают внутренним огнем. Крепкий, высокий, с бледно-мраморной светлой кожей. На руках заостренные черные когти, мускулистый торс и руки, низ затянут в добротные кожаные штаны. На ключице точно такая же татуировка, как и у Мааррха — символы тирийского языка, смысл по-прежнему избегал меня.
