Меня посетила ужасная мысль:
«Что, если они навсегда оставят меня здесь?»
И тут же решительно отмела ее. Мисс Картер сказала, что это предупреждение. Она готова мне дать шанс на исправление. И я им обязательно воспользуюсь.
Я стояла перед дверью и переминалась с ноги на ногу. Почему здесь, черт возьми, так тихо? Неужели все эти дети боятся своих воспитателей?
Я деланно рассмеялась, но лучше мне от этого не стало.
Протянула руку и трижды постучала молоточком, свисающим из пасти льва, по двери. Тишина. Затем еще два, и в конце уже пять нервных ударов.
Щелкнул замок, дверь мягко приоткрылась. Показалось угрюмое свирепое мужское лицо. Он кивком указал на меня:
— Мисс Одвэйл? — спросил он, хмурясь.
— Да, меня прислала…
— Тебя могла прислать только Джина Картер, — перебил он меня. — Проходи, да поскорее. Чего это ты такая замарашка?
Я смутилась и покраснела.
— Упала, — пролепетала я. — Там, на дороге.
Мужчина пожал плечами и сложил руки на груди.
— Понятно. Под ноги тебя не учили смотреть? Можешь не отвечать. Я здесь затем, чтобы провести маленькую, но убедительную экскурсию. Следуй за мной, а не то будешь наказана. Слышала? Наказана. Здесь всегда наказывают за провинности.
Я выдавила из себя что-то нечленораздельное, а мужчина тем временем широким шагом стремительно удалялся в противоположную сторону от меня. Я бросилась за ним. Но он вдруг круто развернулся, от чего я чуть не врезалась в его плечо.
— Не бегай. Ходи. Ноги — для ходьбы. Умеешь пользоваться ногами?
Я смущенно промолчала.
— Вот именно, правильно. — Мужчина довольно улыбнулся. — Сразу видно, что ты не из этих, не из моих. С первого раза усвоила, что твои ответы мне не нужны.
Он снова пошел, и мне пришлось как следует постараться, чтобы нагнать его, не переходя на бег. Мы прошли через тускло освещенный вестибюль, свернули в крыло и оттуда попали в коридор с комнатами. По планировке он казался мне точно таким же, как и наш, расположенный в главном здании.
Воспитатель распахнул передо мной дверь.
Я увидела спальню, но не раздельную, как у нас, а общую. В тесной комнатушке стояло двенадцать кроватей. Каждая была опрятно заправлена, у изголовья каждой стояли дети. Их лица выражали мрачную сосредоточенность, а, завидев воспитателя, они выпрямились в струнку и замерли, словно псы в ожидании команды.
— Вольно, — разрешил наставник, и дети заметно расслабились.
Он оглянулся на меня и пояснил:
— Дисциплина, я считаю — основополагающее правило в нашем случае. Всегда вставай, когда заходит воспитатель. Не перечь, не задавай вопросов. Каждый день мы вывешиваем список заданий на сегодня. Не сделал — наказан. Наказания суровые, не то что ваши. Да что там, я уверен, у вас никто никого не наказывает. Вы там, — он хохотнул, — послушные.
Еще полчаса мне пришлось безропотно следовать за воспитателем. Он останавливался, давал мне инструкции и продолжал свой поспешный обход. Наконец он остановился окончательно.
— Теперь можешь идти к детям. До конца дня ты в моем распоряжении. Выбери себе одно или пару дел на доске или помоги кому-нибудь из ребят. И смотри мне. Не нарывайся. Я могу убедить Джину, что тебе здесь — самое место.
Он осмотрел меня с ног до головы и язвительно хмыкнул:
— Всклокоченная, неопрятная. Натуральная ведьма.
Не успел он уйти, как дети сами окружили меня. В основном ими оказались десятилетки, но в их глазах мелькало что-то такое, чего никогда не было у меня. Они рассматривали меня, будто я была диковинным ярмарочным зверем. Я не успевала отвечать на их вопросы, они галдели минуту и затем резко замирали, вслушиваясь в шаги воспитателя.
Какими забитыми и одинокими они мне показались!
В этот момент из толпы выделился паренек. Бледное его лицо с большими голубыми глазами делали его некрасивым, пугающим. Дети послушно расступились перед ним, и он выкрикнул звонким, ломающимся голосом:
— Ну, что встали, дармоеды?! Сейчас же за работу!
Затем он посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Ты, новенькая из хороших! Пойдешь со мной. У меня есть для тебя особенное задание. Только сначала тебя бы отмыть.
По пути мы зашли в туалетную комнату, мальчишка терпеливо подождал, пока я пыталась оттереть грязные пятна, а затем махнул рукой на это дело и потащил меня дальше по коридору. Когда мы начали спускаться в подвал, я вырвала руку и остановилась.
— Ну уж нет, — недовольно сказала я. — Дальше не пойду, пока, во-первых, не представишься. И во-вторых, не расскажешь, что это за задание такое.
Паренек повернулся ко мне, его глаза блеснули.
— А я-то думал, что ты немая. Уж больно долго молчала. Что, язык проглотила? Не переживай, здесь со всеми новенькими такое происходит.
Он помолчал мгновение.
— Зовут меня Кэтт. Задание вот какое. В подвале мы держим маленький огородик. Случись что, а у нас какая-никакая пища есть. Мне надо, чтобы кто-нибудь помог с травами. Хоть убей, я в них совсем не разбираюсь. А они, как его? Лечебные, вот. Очень нужные. Случись что…
Он продолжал спускаться по лестнице, голос его становился все глуше и глуше, пока совсем не исчез. Колеблясь, я сделала пару шажков и вновь остановилась. В душе появилось и сразу исчезло странное предчувствие. Как будто я делала шаг в неизвестность. Но чувство прошло, а внизу загорелся приветливый огонек света, и я пошла вниз по ступенькам.
В подвале каждый сантиметр, каждый дюйм был строго помечен меловой отметкой. Повсюду на столах стояли длинные прямоугольные горшки с саженцами. Чуть дальше, во второй линии, росли уже зрелые растения. Но Кэтт вел меня в другом направлении. Мы прошли сквозь стеклянную дверцу и очутились в душной, очень душной оранжерее.
— Вот, — повел рукой паренек, — лекарственные растения. Вспомнил слово, зараза. Ле-кар-ственные. Тебе здесь что-нибудь знакомо?
Шалфей и мяту я узнала сразу. Болиголов, ромашку и алоэ — тоже.
— Эти, — ткнула я пальцем в знакомые растения.
— Так, — Кэтт нахмурился. — А вот эти?
В зеленых горшках росли такие диковинные растения, каких я прежде не видела. О чем и сообщила парнишке.
— Жаль, — расстроился он. — Травы — это вообще не мое. Я люблю на гитаре играть. И песни пою, хорошие. Хочешь послушать?
Я покачала головой.
— Ну и черт с тобой, — улыбнулся Кэтт. — А вот еще. Смотри.
Он подвел меня к клетке, которую за обилием флоры я не заметила. В клетке, нахохлившись, сидел огромный черный ворон. Рубиновые бусинки его глаз как-то странно дернулись и сфокусировались на мне.
— Р-р-рубин, — каркнула птица.
— Да тихо ты, — шикнул на ворона Кэтт. — Услышат еще. Нельзя нам животных в дом приносить. Я его два дня назад подобрал. Крыло где-то повредил, скакал все, а в воздух не поднимался. Вылечу — отпущу на волю.
В словах мальчишки было столько выстраданной мечты, что я почувствовала невольное уважение, даже какую-то преданность по отношению к Кэтту.
— Р-р-рубин, — каркнул ворон и сердито ударил мощным черным клювом по решетке. — Р-рубин.
— Он говорит «рубин»? — переспросила я.
— Не знаю, — пожал плечами Кэтт. — Он вообще молчал все это время.
Весь день мы провозились в подвале. Удобряли почву, поливали цветы, собирали скромный урожай. Кэтт научил меня включать ультрафиолетовые лампы, рассказал, как и что здесь у них устроено. Я забыла о том, каким неприветливым дом показался мне раньше. Поэтому, когда он спустился за мной, я не очень-то и хотела уходить. В этой тишине, в спокойствии я бы провела большую часть жизни в приюте.
— Мне звонила Джина, они тебя уже заждались. Я провожу тебя до двери.
Мы на скорую руку попрощались с Кэттом. Я засеменила за воспитателем и уже вскоре очутилась по ту сторону двери.
С тоской оглянувшись на Холлуэй, я принялась взбираться в гору. И снова появилось то странное предчувствие. Оно накрыло меня с головой, омрачая разум. Голова закружилась, в глазах потемнело. Но ненадолго. Пытаясь сбросить с себя проклятое наваждение, я побрела вверх по склону. Два раза за один день меня посещало необыкновенное, необъяснимое ощущение.