Актриса есть актриса. Ей нужно, чтобы ее обожали, а нет — так ненавидели, одним словом, чтобы она находилась в центре внимания. Поэтому она ведет сложную игру с каждым из мужчин — пожалуй, кроме меня, ибо быстро поняла, что это бесполезно. Со мной Дора откровенна и бесцеремонна, это мне нравится. Впрочем (только сейчас пришло в голову), может быть, это тоже тактика — интриганка чует, что со мной именно так и надо.

Одним словом, с актрисой много проблем, но это и неплохо. В коллективе обязательно должен быть возмутитель спокойствия. Меня мало интересуют взаимоотношения между взрослыми людьми, но вообще-то наблюдать за Дориными маневрами довольно занятно.

Бедного Хаима, который по ней сохнет, она ласкает, но к себе не допускает. Днем он смотрит на нее пылким взглядом, она отвечает лучистым. Однако на прошлой неделе, когда мне ночью не спалось и я решил выйти во двор, я видел, как в комнату Доры проскользнул Жокей. Очевидно, наша фамм-фаталь делит любовь на две ипостаси: платонически-возвышенную и земную.

Мейер возразил Хаиму, что шестиногого и трехглазого ежика для уверенной типизации «К» недостаточно, ибо прежде Изя в оригинальности и новаторстве никогда замечен не был. Гольдберг разразился тирадой о том, что во всяком художнике однажды просыпается творческий импульс — когда его «ангел целует в темя». Дора поддакивала.

Гирш Лейбовский молчал и сардонически улыбался. Я видел, что Хаима это бесит, а Дору развлекает. Внутри этой троицы искры так и летят. Боюсь, не слишком ли. Не хватало мне еще, чтобы педагогический коллектив переругался. Пожалуй, нужно будет потолковать с нашей Мэри Пикфорд тет-а-тет. Ее личная жизнь не мое дело, но только если это не создает помех для работы. Хуже всего, что в профессиональном смысле Изя ее совершенно не интересует. Мальчик определенно не «сердечник», к тому же у Доры для группы «С» уже есть три верных кандидата.

Я уже совсем было собрался сделать провокаторше тактичное замечание, но Мейер меня опередил.

— Послушайте, королева красоты, а обязательно пудрить нос во время консилиума? — раздраженно заметил Брикман.

Он Дору на дух не переносит, что и естественно: Мейер по своей натуре — «Голова», она — «Сердце».

— А можно без хамства?! — кинулся защищать даму Хаим.

Дора выглядела очень довольной: вокруг нее кипели страсти.

Мне пришлось вмешаться, вернув коллег к теме беседы. Я безэмоционально суммировал доводы обеих сторон и предложил оставить вопрос открытым, а для следующего сеанса наблюдений за Изей, через восемь дней, разработать специальные тесты на доминанту «К».

И тут Лейбовский, доселе не участвовавший в споре, сказал:

— Нет в Изе никакой креативности. Свою поделку он скопировал с картинки. Из книжки «Ежик-Шестиножек».

И победительно взглянул на Дору. Та восхищенно расширила глаза.

— Это не опровергает аргумент о смелости лепки, — пробормотал Хаим. Но было видно, что он сражен.

На этом утренний консилиум завершился, тем более что на лестнице уже послышались крики, топот. Дети закончили завтрак и неслись в класс.

Мы быстро заняли места у окон.

Сегодня в центре наблюдения Хася. До конца семестра остается полтора месяца, а с этой девочкой всё по-прежнему непонятно.

Все шелестели страницами в своих блокнотах, просматривая записи предыдущих консилиумов по данному объекту. Мы знали, что Хася никогда не бегает и обычно входит в игровую последней.

Первыми, как обычно, ворвались Яцек и Ривка. Главный шум всегда от них. Яцек-то постоянно такой, а вот для Ривки подобная активность — нечто новое. Она уже несколько дней хвостом следует за нашим цыганенком, во всем ему подражает. Придет время, разберемся, что это за новости, но сегодня мы занимаемся только Хасей.

Я с неудовольствием отметил, что хорошенькую Руту опять ведет за руку аниматорша. Надо будет сделать Зосе замечание. Нельзя допускать преференций! Это первое. И второе — нельзя мешать ребенку переходить из состояния в состояние. Один из важнейших тестов по определению личностных параметров — наблюдение за тем, как объект входит в класс и ведет себя в новом пространстве.

Хася появилась, когда все остальные уже чем-то занялись. И повела себя всё тем же загадочным образом — ни на кого не глядя, направилась к своему кактусу.

В свое время я разбранил пани Марго за то, что на деньги, выданные для покупки домашних растений в классный зал, она купила не герани или какие-нибудь цветы, а четыре кактуса в горшках, скучные и к тому же колючие.

Я редко ругаю нашу превосходную кастеляншу, потому что она почти безупречна, и пани Марго расстроилась. Виновато потупившись, она сказала:

— Мои Геля и Янек любили кактусы…

На моей памяти она первый раз заговорила о своих погибших детях, у нее железный характер. Вместо того, чтобы выражать бессмысленные соболезнования, я сказал ей, что, пожалуй, она поступила правильно, потому что кактусы неприхотливы, а более нежные растения могут засохнуть, и это расстроит детей.

Но интерес к кактусам проявляет только Хася. В основ ном, к одному из них, второму справа. Может стоять перед ним и час, и два. Слегка поглаживает колючки, шевелит губами.

Я поручил Зосе выведать у девочки, что в этом кактусе особенного.

Хася объяснила, что «Доротка» ее любит. То есть она дружит с кактусом и даже дала ему (ей?) имя!

Гольдберг тогда очень оживился, объявив, что Хася — его «клиент», поскольку обладает причудливой фантазией и живет внутри собственного воображаемого мира, а это несомненный признак доминанты «К».

Но непохоже. Никакой мечтательности в Хасе нет. Когда Зося читает детям сказки, девочка слушает без интереса и плохо запоминает содержание.

Мы очень надеялись на нынешний сеанс, потому что у объекта сегодня день рождения. На самом деле никто из детей, кроме Болека Эльсберга, не знает, когда родился. Мы назначили каждому праздничный день сами. Это очень важный и показательный тест: как поведет себя именинник в роли главной фигуры торжества, как будет реагировать на поздравления и подарки.

Другие дети перед таким важным событием уже накануне пребывают в возбуждении. Хася — нет. Как я уже сказал, в класс она вошла как ни в чем не бывало и потом повела себя самым будничным образом.

Но вот Зося громко сыграла туш и объявила, что Хасеньке сегодня исполняется целых шесть лет и что все ей приготовили подарки.

Мы так и впились в объект глазами: что она?

Повернулась. Послушно села на «трон» (я уже писал про то, какую функцию в тестах исполняет этот ярко-красный стульчик, на который просто так садиться нельзя). Ни малейших признаков оживления или радостного ожидания на сонном, как всегда, личике. Но смотрит внимательно.

Порядок поздравлений аниматор не назначает. Это тоже тест: кто захочет говорить первым.

Обычно это Яцек, но сегодня он вперед других не вылез, а лишь хитро щурился. Что-то задумал.

Выходит Марек (с ним мы давно определились, единогласно — «Г»).

Говорит:

— Ты мне нравишься. Потому что ты тихая и никогда мне не мешаешь, не то что другие. Вот тебе подарок.

Дает листок бумаги, который полуразрезан на три части.

Объясняет:

— Это пайковая карточка. С отрывными талонами. Их три. Можешь меня три раза о чем-нибудь попросить. И я сделаю. — Подумав, добавляет: — Если это что-нибудь нетрудное.

Мейер одобрительно шепчет:

— Отличная идея. Оригинальная.

Обделенный судьбой Хаим сразу поворачивается ко мне:

— Может, это не интеллект, а креативность? Ведь это же надо было до такого думаться!

Мы все четверо собрались у окна, из которого было ближе всего до «трона». Я шепнул:

— Здесь самое примечательное — поразительная цепкость памяти. Ребенок почти полгода не видит никаких пайковых карточек с отрывными талонами, но не забыл про них.

— Хасенька, что надо сказать? — спрашивает в классе Зося.

— Спасибо, Марек, — без выражения говорит объект. Берет листок. Поцелует Марека или нет? Нет.