— Милена Яровна, ты станешь моей женой? В горе и в радости? В здравии и в болезни? В бедности и в богатстве?

— Да! Да! И еще раз да! Что за ужасти ты такие выдумал: в болезни и бедности? — тихонько фыркнула Милена, дрогнула ресницами, и Сильван утонул в теплом океане ее влюбленных глаз. Она же, с наслаждением окунувшись в серебристый туман его взгляда, с улыбкой шепнула: — Ну, чего ждешь? Поцелуй меня, муж мой!

Сильван осторожно прикоснулся к ее губам. Милена аж замычала от удовольствия и немножко от натуги — изо всех сил сдерживалась, чтобы не захватить ведущую роль. Пользуясь редкой возможностью, Сильван показал ей, что можно наслаждаться и неторопливыми поцелуями. То невесомыми, как опадающие лепестки цветов, то глубокими и желанными, как колодец в знойный полдень. Можно дразнить друг друга без жадности и спешки и распалять еще больше, можно играть вдвоем, понимая желания другого без лишних слов…

Оторвавшись, переведя сбившееся дыхание, Милена с восторгом шепнула:

— Это дракон тебя научил так целоваться?

Сильван отодвинулся от нее.

— Прости-прости! — поняла, встрепенулась Милена. Села на постели, потянулась за ним: — Умоляю, прости, что напомнила! Но он не выходит у меня из головы. Как только увидела твоего Рууна, так и хожу сама не своя. Ничего не вижу — перед глазами вы вдвоем!

— Между нами больше никогда ничего не может быть, — тихо и твердо произнес Сильван.

— Я знаю, знаю! — в рассеянных чувствах отозвалась Милена. — Я не в укор тебе, не подумай. И я не ревную… А может, ревную, откуда мне знать, что это за чувство такое? Просто я покоя себе не нахожу… Расскажи мне, как у вас с ним было?

Она просительно заглянула ему в глаза. Сильван онемел от невозможности произнести ни слова об этом.

Дверь спальни распахнулась.

— Папа!!! — с воплем влетела Грюнфрид, причесанная, с аккуратными гладкими косичками, в белом оборчатом платье. Она в момент преодолела расстояние от двери до кровати, запрыгнула на постель и повисла на Сильване. Тот лишь ахнул от неожиданности.

Милена нахмурила брови, маг ответил ей виноватым и беспомощным взглядом. Он успокаивающе погладил свою дочурку по спине ладонью, мягко спросил:

— Ну-ну, Грю, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Гоблинка коротко оглянулась на дверь и ткнула обличающим пальцем:

— Ы!

— Никто ее не обижал, — заверила Лукерья, явившаяся за подопечной. — Привели в божеский вид наконец-то: вымыли, причесали, приодели. Накормили вкусным. Хотела спать уложить — вдруг бес в нее вселился, отчего — ума не приложу!

Говоря это, старшая ведьма окинула пристальным взглядом замершую на постели «новобрачную» и неодобрительно качнула головой. На что Милена гордо вздернула носик и специально повела плечиком так, чтобы у ночной сорочки вызывающе сползла бретелька.

— Это вы пытались ей втолковать, почему она не может ночевать вместе со своим родителем, — напомнила гоблинша. Она выглянула ненадолго из-за двери, глянула на свою «богиню», заулыбалась — и снова спряталась, дабы не смущать никого своим присутствием.

— Ы-ы!.. — горестно завсхлипывала Грюнфрид и еще крепче обхватила некроманта за шею.

— Но она права, Грю, прости меня, — признал Сильван. — Ты стала совсем взрослой девочкой, нам обоим было бы очень неловко, ты же сама понимаешь.

Милену, которая из жалости уже готова была согласиться на одну ночь исключения, это его неожиданное решение безмерно осчастливило.

— Хоть кто-то в этой семье помнит о приличиях, — хмыкнула Лукерья.

Груша вздохнула так тяжко, что новое платье едва не затрещало. Она была готова вступить в сражение за свои права с мачехой и всем миром, но перечить отцу не посмела. Заставила себя собраться с силами и отцепилась от него. Направляясь к дверям, скорбно ссутулившись, шаркая ногами, всем своим видом выражая отчаяние, Грюн, оглянувшись через плечо, на прощанье наградила Милену таким испепеляющим взглядом, что у царевны брови взлетели на лоб. Впрочем, в выразительной стрельбе глазами от нее не отставала Лукерья Власьевна — пригвоздила зятя к месту, да еще скривила губы в презрительной улыбке.

Ведьма увела Грушу, а вот старшая гоблинша задержалась, присела в подобии книксена:

— Прощения прошу, дозвольте просьбу?

— Совсем стала фрейлиной! — рассеянно улыбнулся Сильван.

— Ну, дык, уж всё лето, считай, тут при дворе, в обществе, — польщено расцвела гоблинша.

Заторопилась, затараторила: донесли ей, как главе общины, что слухи о возвращении потерянного дитя долетели до новой гоблинской деревеньки. И мужики на радостях там взялись пить! Да так усердно, двое аж чуть в колодце не утопли, умудрились, но вовремя ребятишки заметили. Бабы «ныряльщиков» вытащили и тумаков раздали, не поскупились.

— Не изволите ли съездить к нам, вместе с дитем? — заключила гоблинша. — Покажитесь хоть на полчасика, чтобы у наших мужиков совесть проснулась, чтобы делами они наконец-то занялись, хозяйствами, огородами.

— Конечно, нужно съездить! — поддержала Милена. Оглянулась на мага, добавила: — Вдвоем и побудете с Грушей. Полкана возьмите! Тут недалеко, а поговорить в дороге всё равно успеете. Или помолчать вместе, что тоже бывает приятно.

Сильван пожал плечами:

— Конечно, завтра же и наведаемся.

Восторгу гоблинши не было предела. Она кое-как сдерживалась, пока прощалась и сбивчиво желала спокойной ночи, но, затворив дверь, поддалась порыву, запричитала:

«А, батюшки! Сама богиня народу покажется! Живая! С дитём!.. Ох, лишь бы только на радостях все не упились…» И, озабоченно ворча что-то себе под нос, удалилась.

Милена посмеялась на писк за дверью, столь не вязавшийся с обликом степенной зеленолицей служанки.

— Вам с Грушенькой еще долго придется привыкать друг к другу заново, — заметила царевна, стараясь успокоить заметно расстроившегося возлюбленного. Сильван кивнул.

Заметив, что благодаря настойчивости невесты кафтан на нем уже наполовину расстегнут, некромант вспомнил, что как раз собирался переодеться. Если днем он безропотно носил то, что отвечало взыскательным вкусам невесты, то для ночи у него имелся другой черный балахон: привычного магу мешковатого фасона, сшитый из мягкой ткани, такой удобный, что прекрасно годился вместо халата. Для посиделок с Яром самое то. Друг не станет ругать его за неряшливый вид, а еще сам залезет к нему за пазуху погреться, закутается в широкие…

Вдруг некромант насторожился, оглянулся на окно:

— Ты слышишь?

— Что? — рассеянно спросила Милена, думая о другом.

— Стрельба со стороны города. Как будто из пушек палят.

— Ну и леший с ними, пускай стреляют, — отмахнулась она. — У людей вечно какие-то глупости на уме.

— Яр ждал этого, — произнес Сильван. — Как думаешь, они смогут стрельбой поджечь Лес?

— Ой, да ты что! — рассмеялась царевна. — Они с трех-то шагов прицелиться не способны.

— Я пойду к Яру. Может, ему потребуется моя помощь, — решил Сильван.

— Нет, останься со мной! — воспротивилась Милена. — Папка сам разберется, у него для этого есть водяные, воеводы и все остальные. А ты нужен мне!

Она усадила его на край постели. По выражению ее лица Сильван понял, что Милена считает жизненно необходимым непременно продолжить прерванный разговор.

— Не обижайся, Ванечка, — попыталась она объяснить. — Я не только из любопытства хочу узнать, про вас с Рууном. Мне очень нравится, что ты весь такой сложный и загадочный. Я глубоко уважаю тебя, твои желания, я обожаю твою скромность и целомудренность… Да-да, и то, как ты мило краснеешь по любому пустяку! Но послушай, сахарный мой, я должна понять, как с тобой нужно правильно обращаться.

Сильван рассеянно смотрел в окно. Машинально отметил, что над горизонтом со стороны города появилось подозрительное свечение. К тому же его беспокоило необычное возбуждение, в котором пребывал Лес. Стены дворца словно гудели, пропуская от земли невидимые токи. Как будто Лес ждал чего-то и заранее готовился испугаться. Будь его воля, некромант предпочел бы немедленно вернуться к Яру и узнать, что происходит в городе. Однако сам Яр велел ему объясниться с невестой, трепетный отец не простит небрежения к чувствам любимой дочери.