Светозар пожал плечами, дракону виднее, он здесь бывал прежде. К тому же, лишенный возможности летать, Руун стал заметно раздражительным. Настолько, что Груша не то что хамить, как обычно, но близко подходить к нему опасалась.

— Евтихий, сын лесного царя Яра, приветствует родину своего отца, Ксаарза, сына Орсааркса! — громко выкрикнул Тишка, обращаясь к горизонту в легкой дымке тумана и света.

— Евтихий? — повторил Руун, выгнув бровь.

Тишка смешался:

— Ну и что? У отца вон сколько имен, а у меня пока только два. Тем более менестрелю положено. Вот у него спроси! — он кивнул в сторону Эжена.

Эжен Флорантен, он же Жан-Жак, смущенно поддакнул.

— Ну да. Вы, что эльфы, что менестрели, обожаете простых людей запутать, — хмыкнул Руун.

— Это ты-то простой человек? — фыркнул Тишка.

Грушенька же тихо оторопела. И на то была причина. Прошлым вечером она подивилась, как сложно зовут эльфийского князя, потому и запомнила хорошо — Орсааркс. И вот теперь ее прекрасный рыцарь без запинки певуче произнес имена отца и деда. Очень сомнительно, что это простое совпадение! Она не знала об эльфах многого, но почему-то была твердо уверена, что у владетельного князя не может быть случайных тёзок. Что ж тогда выходит? Получается, что ей, непутевой дочери некроманта, которую и гоблины-то за свою не считают на самом деле, ей, кому достались глаза от ненавистного дракона — не повезло влюбиться в потомка эльфийского владыки? Не просто полуэльфа. Не просто сына северного государя. Но внука самого верховного правителя, хозяина эльфийских земель! От такого открытия Груше сделалось не по себе. На кого она замахнулась? Куда нацелилась? Аж сердце затрепетало от осознания невозможности подобного союза. Это ли не значит, что последние деньки они проводят вместе? Стоит войти в город, (или что там у них будет? замок?) как высокородная родня оттеснит гоблинку-нечистокровку от ее прекрасного… Да нет, не рыцаря — о, ужас, принца!

Если б Тишка знал, какие мысли вихрем кружатся в кудрявой рыжей головке его спутницы, он со всем пылом поспешил бы заверить свою ненаглядную Грушеньку, что вовсе не за тем сюда приехал, чтобы сделаться принцем. Есть у него титул лесного царевича, привычный и вполне звучный, иного ему не надобно. Однако Светозар не заметил легкой дрожи в зеленых пальчиках, слабой сиреневости на щеках и тяжких вздохов предчувствия.

Тишка, раскрыв рот, пялился на то место, где несколько минут назад собственными глазами видел холм-курган. Как оказалось, то был морок, под которым скрывалась крепость. Ажурными башенками она тянулась к небесам, а прочими архитектурными изысками напоминала скорее дворец, чем приграничное укрепление, имеющее своим долгом защитить внутреннюю часть долины от гипотетических врагов, буде таковые сумеют преодолеть гряду настоящих холмов. Величием своим крепость поражала. И вид не портили ни ковры ползучих растений, карабкающиеся по стенам вверх, ни заросшие внутренние дворы. Тишка, привыкший к живому дворцу Дубравы, на обилие зелени не обратил внимания. А вот Марр, рассмотрев такое бесчинство неукрощенной природы, нахмурился еще озабоченнее.

— Красиво, верно? — произнес дракон. — Клан твоих предков всегда защищал долину. Через них велись торговые сделки с людьми, они же первыми вступали в войны. Кажется, они единственные, кто охотно выходил за пределы эльфийских земель. Искусные маги и мечники, они составляли охрану эльфийских королей, из какого бы клана ни происходил сам владыка. — Руун на мгновение замолчал, словно перед глазами его мелькнуло яркое воспоминание. — Они ограждают прочие кланы ушастых от всех неприятностей внешнего мира. Поэтому их цитадель — настоящий неприступный замок. Другие семейства, насколько я слышал, предпочитают камню живое дерево, а высоким стенам открытые просторы. И лишь эти подавили в себе свободолюбие, взрастили суровость вместо эльфийского легкомыслия и мягкости, заперли себя в крепости ради блага соплеменников. За что прочие платят им почтением. А может, их просто боятся даже свои.

— Поверить не могу, что папка родился в такой строгости, — поежился Тишка.

Руун кивнул в сторону высоких башен, пронзающих небо, точно копья:

— Это всё могло принадлежать твоему отцу. Разумеется, бессмертные эльфы редко умирают по доброй воле, и потому часто наследники навечно остаются лишь принцами, так и не дождавшись завещанного королевства. Но мало ли что могло бы быть.

— Вот именно, мало ли что могло быть, — возразил Светозар. — Обидно, конечно, что папку выгнали. Но зато теперь у него свое царство, куда обширнее и богаче, чем эта долина. И по-своему я рад, что он не остался здесь, а ушел, чтобы встретить мою маму и произвести на свет меня и младших, пусть мы и получились наполовину людьми. Ты говоришь, чистокровные эльфы не желают ни с кем знаться. Зато у нас в Дубраве весело — кого только нет! — Он покосился на Рууна, добавил: — Даже вон, драконы скоро заведутся.

— В общем, мы тут ненадолго! — объявил всем своим спутникам Светозар. — Только посмотрим, как тут чего — и сразу домой. Если будут приглашать погостить подольше — не соглашаемся.

Дракон фыркнул на слове «подольше» — и, забросив сумку на плечо, первым начал спуск.

— А если уговаривать задержаться будут особенно настойчиво, — негромко сказал Тишка для взволнованной Грушеньки, но так, чтобы Эжен и Полкан тоже слышали, — то мы найдем, чем вежливо обосновать отказ. Вон хоть поночуг позову — зря они, что ли, неподалеку кружатся? Мигом на мой приказ явятся и освободят нас из-под любого гостеприимства.

Это его обещание буквально заставило Грушу расцвести. А сопровождавший слова теплый взгляд не просто ободрил гоблинку, но практически вернул ей смысл жизни.

Тропка, ведущая вниз, оказалась настолько крутой и сложной, что даже Полкан был вынужден осторожничать и цепляться за каменистую землю всеми своими когтями. В седло чудо-конь забросил лишь одну Грушу, попытавшуюся было возражать и требовать равноправия, однако притихшую после лицезрения очередного обрыва. Эжену, которому не хватало гибкости ящера и полуэльфийской ловкости, Полкан разрешил держаться за свой хвост. Молодой рыцарь с трудом подавил брезгливость и от чистого сердца кратко буркнул благодарность. Держаться за толстую, подвижную, мускулистую змею, имевшую свое начало в крупе коня, было не то чтобы очень противно, всё-таки не скользкая и теплая, но до мурашек неловко. Эжен старался хвататься за самую кисточку и лишь в самых сложных местах спуска. Он непрестанно мысленно напоминал себе, что богатырский конь животное необычное, чистоплотное, каждый день хвост полощет то в реке, то в ручье, он сам сколько раз видел…

Скалистые обрывы сменились откосом, тот в свою очередь делался всё положе — и наконец, на закате путники смогли позволить себе отдохнуть на ровной земле. Впрочем, привал получился недолгим, даже костер разводить не стали — перекусили, чем было, и поспешили вперед. Всем не терпелось поскорее добраться до крепости. Все не ощущали усталости, словно в воздухе долины носилось нечто бодрящее. Даже заход солнца не мешал — в отличие от пути через холмы, тропинки в долине не представляли опасности для прогулок в сумерки: выложенные большими плитами светлого камня, ровные, пусть и заросшие высокой травой, упрямо пробившейся из щелей.

И по-прежнему ни одного эльфа во всей округе.

— Даже запаха ушастых не чую, — пробормотал Руун Марр растерянно.

Против собственных слов дракон продвигался вперед со всё большей осторожностью. Глядя на него, красться начали и все остальные. В ярком свете неполной луны, среди кустов, усеянных светлячками, это казалось забавной игрой в прятки. Сам Тишка не ощущал ровно никакой опасности. Но раз Марру нравится хорониться от дерева до дерева, то надо подыграть, дракону виднее. Даже Полкан проникся общим настроением, добросовестно изображал невидимость, шуршал по кустам — и фыркал на Эжена, когда тот забывался и высовывался на видное место, чтобы понюхать какой-нибудь эффектный цветок, призрачно сияющий своими лепестками в полумраке, полюбоваться на заросший фонтан или поглазеть на статую, увитую плетистыми растениями. Такие достопримечательности у них на пути появлялись всё чаще и чаще.