Он грезил наяву, проваливался в вязкую полудрёму, где свершившееся мешалось с несбыточным, и снова видел Поттера, и себя в тёмной арке, но заклятие невидимости больше не скрывало его тело. Гарри подходил ближе, молчал и разглядывал его так нежно, словно не было этих восьми лет разлуки, словно ничто никогда не вставало между ними. А может, и вправду не было, потому что Поттер казался очень юным и ужасно счастливым, будто так и не познал ни зла, ни одиночества.
– Северус, – говорил Гарри звонко, и это слово не имело ничего общего с разъярённым: «Чтоб тебя, Северус Снейп». Потом он приподнимался на цыпочки, чтобы коснуться его губ, ласкал ладонями щёки и лоб, гладил влажную шею – бережно, как в самый первый раз.
Северус открывал глаза, видел, как над городом занимается рассвет, и зарывался лицом в подушку, до боли сжимая челюсти. Сердце разрывало грудную клетку, тело ломило и жгло, как в печке, но он всё-таки встал, стянул с себя липкую от пота пижаму и подошёл к большому зеркалу у стены. Стоял и смотрел на себя: на своё костлявое тело, худые некрасивые ноги, увитые жилами руки, тёмную поросль в паху и на груди. Он старел: ещё несколько лет, и в волосах появятся седые пряди, а кожа начнёт обвисать – она уже потеряла былую упругость. Он встретился взглядом со своим отражением и не отвёл глаз, глядя, как тонкие обветренные губы его двойника кривятся от отвращения.
Впервые за долгое время собственное тело показалось ему клеткой, неправильной, неподходящей оболочкой. Из него хотелось вылезти, как из старой поношенной мантии.
Но больше всего ему хотелось уехать и никогда, никогда больше не видеть Гарри Поттера.
– Мистер Снейп!
Северус равнодушно разглядывает сидящих перед ним людей, и сходство с жужжащими мухами становится колоссальным. Ему хочется рассмеяться им в лицо.
– Мистер Снейп. – Председатель Гильдии спокоен, как скала, но в глазах поблёскивает холодная сталь: – В чём дело? Вы не слушаете доклад, не откликаетесь на своё имя… Может быть, вы заболели? Или, – добавляет с точно отмеренной улыбкой, – или же, вам просто скучно с нами. Может быть, вам есть что сказать? Мы с удовольствием послушаем. Уверен, это будет весьма… поучительно.
В зале раздаются смешки. Всего несколько смельчаков – недостаточно, чтобы Северус почувствовал себя уязвлённым. Он встаёт, держась очень прямо, и обводит присутствующих долгим тяжёлым взглядом, от которого температура в зале почти ощутимо падает.
– Не сомневайтесь, Гилберт, мне действительно есть, что сказать, – тихо говорит он. – Не доклад, а так… несколько слов на тему наших сегодняшних дебатов. Вы рассуждаете о науке, просчитываете возможности, строите планы, которые никто не будет выполнять. Вы чешете языками вместо того, чтобы взять котёл, черпак, несколько подходящих ингредиентов и создать шедевр. Вы обсуждаете очередную версию зелья от мигрени или экстра чистящий эликсир для домохозяек, тогда как всё это давно никому не интересно. Вы и вся ваша наука – пережитки прошлого века.
В зале повисает мёртвая тишина, и Северус продолжает, чувствуя, как всё тяжёлое, тёмное, что так долго разрушало его, вытекает наружу с каждым новым словом, с каждой шпилькой, брошенной этим людям.
– Современное зельеварение должно ставить себе иные цели. Мы давным-давно научились врачевать тело, но человеческий разум и душа всё ещё недостаточно изучены нами. Как вы думаете, в чём главный недостаток магов? Наше самое слабое место? – Он вновь обводит взглядом присутствующих: – Я назову его вам. Это высокомерие.
– Что вы имеете в виду, мистер Снейп? – подаёт голос пожилая женщина справа. – Объяснитесь!
– Это нетрудно. Мы привыкли презирать магглов, считая себя выше этих людей и их научных достижений. А между тем нам есть, чему у них поучиться. – Северус скрещивает на груди руки: – Маггловская наука давно ушла вперёд и существенно облегчила им жизнь. К примеру, они в совершенстве изучили человеческую психологию. Вот здесь, – он дотрагивается до своего лба, – гораздо больше проблем, чем где-либо ещё. И именно этим нам нужно заниматься.
– Экая чушь, – снисходительно цедит Валуа. – Хотите сказать, у нас нет зелий, воздействующих на разум? А как же Амортенция? Веритасерум, в конце концов?
– Веритасерум пагубно влияет на мозг, как и большинство других подобных ему зелий и заклинаний. Не говоря уже об Амортенции, которая сама по себе – чистый суррогат. Я говорю не о воздействии на разум. Я говорю о реальной возможности расширить границы сознания, открыть нам новые горизонты, помочь в борьбе с человеческим несовершенством. Фобии, комплексы, психические отклонения – вот с чем нужно бороться. Мы можем научиться излечивать безумие, а вместо этого сидим здесь и обсуждаем Перцовое зелье! – Он со скрипом отодвигает тяжёлое кресло и кивает Примариусу Гилберту: – У меня всё, господа.
Ему никто не препятствует. Он успевает перехватить восхищённый взгляд Ферры и внимательный – Гилберта, прежде чем все эти люди остаются позади, за плотно запертой дверью.
Солнечный свет бьёт в глаза, и Северус на несколько мгновений замирает, заслоняясь от него ладонью. А когда убирает руку – из ослепительной белизны проступает самое желанное лицо с глазами цвета природы, жизни и густой травы, разросшейся повсюду, словно сама весна пришла сюда вместе с Гарри.
– Ну привет, – говорит он. – Северус.
========== Глава 7. Память сердца ==========
Они стоят, глядя в глаза друг другу, будто пытаются разглядеть в человеке напротив что-то близкое, знакомое, важное для обоих. Северус надеется, что отчаяние, сковавшее его душу и тело, не прорывается во взгляде, не отражается на лице.
– Это… ты? Это правда ты?
Голос Гарри кажется почти незнакомым – конечно, окреп и огрубел за эти годы. В нём странная смесь триумфа, радости и какого-то нелепого детского удивления.
– Не узнаёшь? Неужто я так изменился?
Северус позволяет губам растянуться в подобии усмешки, выпуская на волю эту жалкую пародию на человеческую речь. Гарри задумчиво морщит лоб:
– Изменился. – И улыбается какой-то беспомощной улыбкой: – Но, должно быть, не так сильно, как я.
– Что есть, то есть, Поттер. Без своих нелепых очков-велосипедов ты перестал походить на обиженного подростка.
– Поттер… – эхом повторяет Гарри. – Так странно вновь слышать это имя от тебя.
И замолкает, о чём-то напряжённо размышляя. Северус тоже молчит, по-прежнему не доверяя своему голосу, и чувствует себя совершенно по-идиотски.
– Только ты умеешь произносить его… так.
Он едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Приятно видеть, что удивительное красноречие всё ещё не оставило Гарри.
– С такой брезгливостью, и вместе с тем – покровительственно, – продолжает Поттер. – Заставляя чувствовать себя защищённым.
– А ты по-прежнему склонен к бессмысленным рассуждениям.
– Так и есть, – усмехается он. – Должно же во мне быть хоть что-то постоянное?
Северус бы поспорил, но надо экономить силы. Этот разговор опустошает его: каждое слово застревает в глотке, царапая рот. И он наверняка будет длиться целую вечность, ведь это Поттер, он и в очках не видел дальше своего носа.
– Так… как ты меня нашёл?
– Сложил два и два, – просто отвечает Гарри. – Когда вчера увидел тебя в парке, то сначала даже не поверил. Но, если честно, тебя довольно трудно не узнать.
Он хмурится и добавляет после короткой паузы:
– Почему ты сбежал?
– Что за вздор! – раздражённо фыркает Северус: – Если бы я простоял там ещё пару минут, твои фанаты превратили бы меня в лепёшку.
Поттер усмехается, неловко пожимая плечами:
– Это не фанаты. Просто люди, которым понравился наш танец. Итальянцы – весёлый народ. Для них вся жизнь – праздник.
– Ты так и не ответил на мой вопрос.
– Ты тоже, – парирует он. – Ты ушёл, как только я тебя заметил. Почему?
– Я не был уверен, что это ты. – Ложь срывается с губ легко и естественно. – Мне нужно было… убедиться. Навести кое-какие справки.
