В центре круга танцуют двое – юноша и девушка, черноволосая, гибкая, совсем молодая. Пышная юбка развевается алым веером, босые ноги так и летают по мягкой стоптанной земле, служащей этим двоим чем-то вроде импровизированной сцены. Взмахнув кудряшками и залихватски притопнув, она с разбегу прыгает в руки своего партнёра – бесстрашно и почти агрессивно. Поймав и раскрутив её вокруг себя, тот ловко ставит девушку на землю, и она отвечает ему замысловатым движением ног и звонким ударом в бубен. Шаг, прогиб спины – музыка пускается в стремительный бег, партнёры меняются местами.
Они не видят ничего вокруг и, кажется, совсем не обращают внимания на восторженных зрителей. И Северус пользуется этим: разглядывает юношу – безнаказанно, сладко, запретно. Ласкает взглядом каждую чёрточку, подмечает каждое движение, каждую каплю пота, стекающую по разгорячённому лицу. Он по-прежнему некрасиво краснеет – щёки и шея будто покрываются неровными ожогами, чуть смягчёнными загаром, но это самое прекрасное зрелище, которое Северус когда-либо видел.
Уперев руки в бока, юноша кружит вокруг партнёрши, сопровождая каждый поворот неуловимым движением ног, оставляющих на почве чуть заметные следы. Он тоже не обут, из всей одежды только шорты и клетчатая рубашка – рукава закатаны по локти, широкий подол так и летает в воздухе. На спине и груди темнеют влажные пятна, волосы растрёпаны до безобразия, но он будто назло стремится окончательно превратить их в воронье гнездо. Несколько мокрых прядей прилипли ко лбу, тело движется непрерывно, спеша за музыкой, ускоряя темп.
Девушка танцует на месте, бьёт в свой бубен снова и снова.
Это длится и длится. Двое в центре круга, казалось, превратились в стремительный вихрь, почти утратив человеческий облик. Юноша с одинаковой лёгкостью гнётся и поднимает свою партнёршу на руки. Северус вдруг чувствует дикую, иррациональную ярость к этой вёрткой девочке в красной юбке, позволяющей ему лапать и таскать себя, словно это самая естественная вещь на свете. Каким-то образом она успевает смеяться и выглядит абсолютно счастливой, поглощённой своим танцем и бубном.
Гарри, Гарри, Гарри – стучит в висках, попадая в ритм.
Весь облик этого юноши, каждое его движение, каждый шаг источают жар и энергию, молодость и ловкость. Похож, невероятно похож, но ошибиться нельзя, невозможно. Музыка взрывается оглушающей волной звука, танцор кружится так быстро, что, кажется, вот-вот взлетит…
И когда он поднимает глаза и встречает обжигающий чёрный взгляд, Северус перестаёт сомневаться.
Гарри вздрагивает, прожжённый этим взглядом, и цветущая зелень сменяется чернотой, растущей вслед за зрачками. Северус видит на дне этих зрачков свое искажённое отражение.
Он сбегает: справившись с лицом, отворачивается от Поттера и решительно идёт прочь, не обращая внимания на людей, преграждающих ему путь. Секунда, две, три… Может быть, он не узнал, не понял? Если он уйдет отсюда достаточно быстро, всё останется как было, Поттер закончит свой танец, возьмёт эту девушку под руку и поведёт ужинать в свой ресторан. Не вспомнит, не отыщет, и тогда не придётся больше лгать и изображать равнодушие.
Четыре, пять, шесть… Оказавшись на свободе, Северус ускоряет шаг, держит спину прямо, чувствуя, как торопится пульс, а сердце частит как у старика. Музыка за спиной гремит всё так же, зрители танцуют и улюлюкают, на все лады подпевая весёлой песне. Никто не бежит за ним. Никто не окликает.
Словно вор, покидающий место преступления, он пытается двигаться быстро, но осторожно, не привлекая к себе внимания. Уходит той же дорогой, глядя прямо перед собой, и никак не может избавиться от чувства, что его вот-вот нагонят, и тогда всё будет испорчено окончательно. Музыка стихает, Сан-Франческо остаётся позади, Северус пересекает тротуар и, петляя, ныряет в узкую незнакомую улочку, где дома стоят так тесно, что невозможно отделить один от другого. Не оглядываясь, сворачивает в первую попавшуюся арку, прячется под лёгким заклинанием невидимости и замирает, слившись со стеной.
Пару минут всё тихо, но вот он слышит, как кто-то приближается, задыхаясь от быстрого бега и чертыхаясь сквозь зубы. Интересно, где Поттер успел раздобыть кроссовки?
Гарри останавливается напротив его арки и прислоняется к стене, всё ещё тяжело дыша. Красный, мокрый, в расстёгнутой рубашке, он так красив, что на него больно смотреть. Без привычных очков, без шрама, без выпирающих косточек и рёбер, но всё же прежний. Прежний.
– Чтоб тебя! – рычит он, что есть силы треснув кулаком по стене. Как знакомо.
– Чтоб тебя, Северус Снейп! – орёт Гарри громче. Стайка птиц испуганно взлетает в воздух, спасаясь от его гнева.
Устало скользнув взглядом по арке, Поттер тяжело вздыхает и понуро плетётся обратно. У него такое лицо, будто ему снова пятнадцать, и он только что получил тролль по зельеварению.
Интересно, думает Северус, какое лицо сейчас у меня?
***
– Уваж-жаемые коллеги…
Заместитель председателя Гильдии Зельеваров Томас Шпак весьма неприятный тип. У него гнусавый голос, как будто кто-то зажал ему нос прищепкой, он стоит, уткнувшись в свои бумажки, и сильно тянет букву «ж». Господин заместитель очень высок, худощав и чем-то напоминает то ли сушёный корень мандрагоры, то ли кривой вопросительный знак. Поэтому всю вступительную речь Северус развлекается тем, что пытается невербально потянуть его за большие торчащие уши. Они уже приобрели ярко-розовый оттенок, и Шпак беспокойно ворочается, периодически почёсывая их свободной от бумажки рукой.
Время от времени Северус вылавливает из бесконечного словесного потока отдельные фразы вроде: «Сегодняшние дебаты посвящены полож-жению современной науки Зельеварения в Магмире…», или: «Нам следует обсудить наши последние достиж-жения и тенденции дальнейшего развития…». Направления, которых нужно придерживаться, умелое сочетание теории и практики, усиление влияния в прессе, международное сотрудничество и прочее, прочее… да-да, мистер Шпак, вы очень интересно рассказываете.
По правую руку от Шпака сидят председатель Гильдии Примариус Гилберт и его секретарь-француз Жан де Валуа. Оба в старинных бархатных мантиях, расшитых причудливой серебристой вязью. Тяжёлое, ярко-синее одеяние Гилберта сверкает, переливаясь на солнце, и если приглядеться, можно заметить, как по широкому подолу, повторяя морской пейзаж, накатывают и пенятся высокие волны.
Остальные присутствующие устроились за длинным продолговатым столом, на который вот-вот должны подать вино и сытный обед. Глядя на них, Северус невольно вспоминает собрания Упивающихся, и голод тут же сменяется липкой тошнотой, болезненно сдавившей горло.
Он отворачивается от покрасневшей физиономии Шпака и случайно встречает взгляд внимательных голубых глаз. Каллисто Ферра выглядит непривычно усталым, но улыбается легко и непринуждённо, как тогда, в ресторане. Северус хмуро смотрит в ответ.
– А сейчас я передаю слово Мастеру Зелий из Испании и почётному члену нашей Гильдии, сеньору Диего Алваресу. Его доклад посвящён…
…Все эти нелепые, бессмысленные речи – назойливый комариный писк, монотонное жужжание. Эти люди из разных городов и стран, умные и глупые, талантливые и бездарные, все, все – до отвращения похожи друг на друга. Их слова, их мысли не стоят его стремительно утекающего времени, его уходящих лет, ему незачем сидеть среди них, его место не здесь. Не здесь, но и не рядом с человеком, одно появление которого согревает всех вокруг, точно маленькое солнце.
Очередной докладчик рассуждает о необходимости усовершенствования Перцового зелья, Каллисто Ферра откровенно зевает и лениво салютует ему бокалом с минералкой. Голова гудит, тяжёлое тело словно залили свинцом, и спину всё труднее удерживать прямо. Этой ночью он так и не сомкнул глаз, ворочаясь на влажных простынях, а из окна хищно скалилось море, и серебристые звёзды, казалось, вот-вот спустятся с неба. А когда он встал, чтобы открыть створки и впустить в комнату ночь, одна из них действительно спустилась, разрезав тьму яркой, огненной кометой, и упала куда-то за горизонт.
