Литмир - Электронная Библиотека

Алиса приоткрыла глаза, и посмотрела перед собой. В тот момент рядом находился доктор, беседующий с кем-то, вне её поле зрения. Отчетливо слышались женские всхлипы и суровый мужской голос.

– Но что-то же можно сделать? – настаивал мужчина.

– Мы и так делаем все возможное, – оправдывался Яблочков. – Но выздоровление после комы – затяжной процесс. Поймите, дело ведь даже не в том, что тело пролежало без движения больше двух лет. Тело то, как раз реагирует нормально. Проблема в мозге. Часть нейронов головного мозга отмерла.

– Мы вас не понимаем, – всхлипнула женщина.

– Как вам объяснить… – попытался подыскать правильные слова доктор. – Представьте, что все в нашем мозгу связано… телефонными проводами! Память, чувства, эмоциональные реакции, болевые и так дальше. Чтобы все функционировало правильно, связь должна быть непрерывной. В случае Анаит проводами два года не пользовались вообще. Часть из них просто поржавела и развалилась. И мы пока не можем определить какая именно.

– Это можно исправить? – спросил мужчина.

В голосе врача слышалось сожаление:

– К несчастью, такие изменения необратимы и в любом случае на чем-то скажутся.

– Вы хотите сказать, что Анаит станет овощем или умственно-неполноценной? – сдерживая волнение, спросил мужчина. А женщина продолжила тихо плакать.

– Во-первых, – чувствовалось, что Яблочков (Алиса вдруг вспомнила его фамилию) тщательно подбирает слова. – Об этом пока рано судить. Пройдет три-четыре недели, прежде чем мы сможем понять, как перенесенная травма повлияла на мозг. Во-вторых, последствия необязательно скажутся на умственных способностях. В моей практике были случаи, когда пациенты после комы переставали спать или выговаривать конкретную букву, начинали различать какой-то цвет или могли без проблем есть ложками и вилками, но не могли пользоваться палочками для китайской еды или вязать спицами. Поймите, нужно время…

– Но вы сказали, что она уже сейчас не реагирует, так как должна, – настаивал мужчина. – О чем это может говорить?

Яблочков замялся, послышалось протяжное «Ну-у-у…», затем тяжелый вздох и Алиса, хоть и не могла этого видеть, но четко представила, как доктор разводит руками и говорит первое, что пришло в голову:

– Этому может быть разное объяснение. Тело восстанавливается, но пока контакт с Анаит не установлен, невозможно точно сказать в чем причина столь странного поведения. Повторюсь! – поспешно добавил Яблочков, предвосхищая то ли вопрос, то ли очередной виток слез. – Анаит никак не реагирует на появление близких – пульс не меняется, глаза не пытаются следить за ними, нет необычной мозговой активности – и тому может быть несколько разных объяснений: заторможенная реакция, потеря зрения или даже самая элементарная потеря памяти!

– Потеря памяти? – с надеждой повторила женщина, как будто услышала единственно приемлемый вариант из всего сказанного.

– Да, – обрадованный тем, что смог предоставить более или менее достоверное объяснение доктор, принялся закреплять успех: – Ретроградная амнезия или даже полная потеря памяти вполне вероятны после той черепно-мозговой травмы, что привела к коме. Анаит может ясно мыслить, но просто не узнавать окружающих.

– Но… это обратимо? – спросил мужчина, вероятно отец той Анаит, о которой говорили.

– В каких-то случаях да, в каких-то нет, – не стал давать ложных надежд Яблочков. – Но если у вашей дочери амнезия или не приведи господи потеря зрения, то это хорошие новости. Значит мозг не так поврежден, как мы боимся. Вы сможете научить дочь разговаривать и писать заново, окружите любовью, заботой, семейным теплом и Анаит постепенно привыкнет жить в обществе. Это будет жизнь, а не…

Он не договорил, но даже Алиса поняла, что врач имел в виду – Анаит не будет живым овощем, обузой для родных и близких.

– Спасибо вам доктор, – воспрял духом отец Анаит.

– Скажите что нужно и мы всем поможем! – пообещала мать.

Яблочков заверил:

– Ни о чем не переживайте. Даниил Анатолиевич уже обо всем позаботился. У нас есть все необходимое и даже больше.

– Да, мы знаем, – смущенно пробормотал мужчина. Наверное, ему неудобно, что о дочери заботиться кто-то другой. – Но все же, дайте знать если что.

– Может потребуется переливание крови или донорские органы, – нашлась мать. – Мы семья, значит обязательно подойдем!

– Это хорошая, здравая мысль, – похвалил Яблочков.

Голоса начали отдаляться. Видимо, вышли из палаты. И Алиса обрадовалась наступившей тишине. Короткий период бодрствования оказался выматывающим и очень хотелось хотя бы немного поспать. И тут в полудреме, на периферии сознания замаячила какая-то мысль, беспокоящая, как комар, летающий по комнате и мешающий уснуть.

Вдруг в памяти всплыли оброненные доктором слова: «…тело пролежало без движения больше двух лет» и глаза Алисы резко распахнулись. Рядом как сумасшедший запищал аппарат, измеряющий сердцебиение.

Два года! Алиса пролежала здесь два года! Как такое могло произойти? Проспать два года своей жизни и даже не знать об этом!

Вспомнились слова про кому. И тут же нахлынули вопросы. Та вторая женщина, Анаит, должна бы уже прийти в себя и все рассказать! Почему подлог ещё не раскрыли? Должны были обнаружить хотя бы то, что у них разная группа крови…

Если только Анаит не страдает амнезией… или если не умерла…

Медсестра с уколом быстро появилась в палате и вкатила успокоительное. Но в этот раз оно не помогло. Алиса не могла прийти в себя, думая о том, что потеряла два года своей жизни. Как же так? Что вокруг происходит? Где её дочь? Нике должно быть уже почти три. Если она жива…

Это чертово «если», которое Алиса пыталась гнать от себя, больно резало по нервам. Нестерпимо хотелось кричать от бессилия и злобы, от ненависти ко всем, из-за кого оказалась прикованной к кровати. Разболелась голова, тело перестало слушаться, и начались конвульсии. Алиса ничего не могла поделать, но боль в конечностях ощущалась так, будто их кто-то узлом завязывает.

Вокруг суетились люди, в какой-то момент прибежал Яблочков, начал раздавать команды, которые отрывками-иглами больно впивались в мозг:

– …введите сибазон… держите ноги… увидите родителей!

Постепенно тело замерло, а сознание начало заволакивать туманом. Но Алиса все ещё четко могла видеть седину склонившегося Яблочкова. И почему-то внутри поднялась такая ненависть к доктору, словно мужчина лично виноват в том, что она два года пролежала без движения. А потом все растворилось в тяжелом сне без сновидений – страх, тревога, боль, неопределенность. Все растворилось в неизвестности.

ГЛАВА 2

В фильмах люди выходят из комы, несколько дней отлеживаются и начинают ходить, решать возникшие проблемы и накопившиеся вопросы, закатывать скандалы или мстить тем, кто их в кому отправил. В реальности Алиса через пять недель после пробуждения только начала стабильно пребывать в сознании, фиксировать взгляд, поворачивать голову и даже делать первые попытки заговорить. Словарный запас ограничивался в основном словами: «Да», «Нет», «Пить». Иногда проскакивали другие слова – «Туалет», «Холодно» и «Жарко». Но получалось настолько неразборчиво, что медсестра скорее догадывалась, что Алиса имела в виду, чем понимала смысл сказанного.

В фильмах врали о многом. Например, никто не говорил, что, выйдя из комы начинаешь радоваться, когда получается осознанно двигать языком. Яблочков даже позвал всех близких Анаит, чтобы на это посмотрели.

Вот уж точно ходячий человек-позитив! Всегда бодр, энергичен, несмотря на возраст, и в отличном расположении духа. У него имелось удивительное свойство распространять позитив и энтузиазм вокруг, как WI-FI.

Яблочков постоянно повторял, что Алиса не должна слишком усердствовать, что нужно набраться терпения. Он не понимал, что на кону каждая минута, каждое мгновенье. Алиса боялась за Нику.

Как же так? Два года в коме! Разве после пожара люди попадают в кому?

4
{"b":"656011","o":1}