— Березовицы с дороги? — Подсуетился Вавула, держа в руках две новые, из последних, красиво изукрашенные кружки, наполненные доверху соком березы.

— Пьяная? — поинтересовался тысяцкий.

— Есть немножко, — ответил расторопный работник.

— Ну, если только немножко, — сказал воевода, забирая обе кружки из рук Вавулы. — И им тоже принеси, — кивнул на своих подручных воевода и протянул одну из кружек Дану. Дан взял кружку и чуток пригубил кисловатый, немного забродивший сок. Чуток, потому что жажды не испытывал и пригубил лишь из уважения к воеводе, приложившемуся к кружке сразу и основательно, и к старанию Вавулы, не поленившемуся достать сок из хозяйственной клети и не забывшего, в отличие от Дана, о древнем обычае — угостить гостя.

— Твоя работа? — спросил тысяцкий, рассматривая нарисованного на кружке косматого медведя.

— Нет, — откликнулся Дан, — Лавра. Он писал. — Воевода бросил быстрый взгляд на Дана и снова уставился на кружку.

— Недовольны тобой и Домашем купцы на торжище, — сделав еще глоток, сказал воевода, — покупателей у них отбиваете, торговлю портите… — Впрочем, недовольства в словах тысяцкого Дан не услышал.

— Ха, — ухмыльнулся Дан, — а кто им мешает придумывать что-то? Привыкли все по старинке мастерить. Чай, в Новгороде не немецкие порядки, чтобы запрещать работать кому-либо… Зинька, ты что хотел? — крикнул Дан пареньку, неловко мнущемуся на пороге сарая и явно хотевшему что-то спросить у Дана.

— Да не, я потом, — застеснялся тысяцкого Зинька и скрылся в глубине сарая.

— И, что, много людишек набрали? — поинтересовался воевода.

— С чего бы это новгородский воевода стал интересоваться количеством работников в мастерской? — насторожился Дан, но подумав, решил, что в словах воеводы нет второго плана. И ответил: — Двоих, пока лишь.

— Говоришь, пока, — усмехнулся в усы тысяцкий, — ох, чую я, далеко ты пойдешь. Кстати, мне тут рассказали, ты на торге по оружейникам ходил, цены спрашивал у щитников и бронников. А еще по утрам руками машешь, будто сражаешься с кем-то невидимым, — воевода взял кружку и мощным глотком сразу уполовинил, а потом и допил до самого донышка. И продолжил: — Сдается мне, ратной борьбой наших предков ты занимаешься. Скажи, откуда знаешь? Ведь, мало кто помнит ее из нынешних.

— Это он о боевом самбо, — сообразил Дан. Данной борьбе Дана учили в той самой номерной бригаде, где он проходил срочную службу. Правда, инструктор не настаивал, что то, чему он учит молодых солдат, называется боевое самбо. Скорее, это была смесь из разных видов борьбы, от японского дзю-до и прочих карате до уличного боя без правил, заточенная специально под определенные задачи. Но Дан готов был согласиться, что это воинская борьба древних жителей Приднепровья, пруссов, руссов, варягов и кто там еще поучаствовал в этногенезе славян… лишь бы только тысяцкий не начал углубляться в ненужные подробности.

— А еще лучше сказать, — пришло на ум Дану, — что этому его научили там, где он путешествовал.

— Так, — уклончиво ответил Дан, — научили. — И добавил: — В стороне восходной… — Географически это было даже правдиво, ведь, по идее, уже сейчас в Китае, в монастыре Шао-линь, должны были вовсю изучать боевые искусства… если их, вообще, там изучали.

— Ого! — почти присвистнул воевода. — Наша борьба в стороне восточной? Ты и там бывал?

— Бывал, — односложно сказал Дан, не желая сочинять еще и о Китае, о котором он толком ничего не знал. Ни знал в той жизни, в 21 веке, и уж, тем более, не слышал ничего в этой, в 15 веке.

— Если не хочешь говорить, то не надо, — произнес воевода, заметив, что Дан не особо рвется распространяться на эту тему. — Однако, вернемся к Новгороду. Спросить с городского старосты за порчу оружия на складах — это мы спросим, и оружие приведем в порядок, отремонтировать стены Новгорода уже сложнее, многие в «осподе» — боярском совете города — противиться будут. — Тысяцкий помолчал, потом обронил-добавил: — Но это все не ново и Негоразду-дураку понятно. Ты скажи, чтобы сделал ты сам!

— Ладно, — сказал Дан. И подумал: — Сам напросился. Ну, слушай, чтобы сделал я сам… Вы пригласили из Литвы, — произнес Дан, — служилым князям Михаила Олельковича Слуцкого… Что? Откуда ведомо то? Мой бог, воевода, — Дан отставил в сторону свою кружку с березовицей и посмотрел на тысяцкого, — вы что, в самом деле полагаете в своей «осподе», что никто, кроме вас, бояр, еще не знает о посольстве в Литву? — Воевода крякнул. — Эх, бояре, бояре, — укоризненно протянул Дан, — солидные мужи, а ведете себя, ровно дети. — Дану показалось, что воевода даже покраснел. — Спросите у любого купца на торге, кого «оспода» позвала на княжение и вам сразу назовут Михаила Олельковича… Значит, так, — поменяв тон, сухо произнес Дан, — вы пригласили в Новгород на княжение слуцкого князя. Где-то в конце октября — начале ноября, по идее… — то, что князь Михаил Олелькович прибудет в Новгород 3 ноября, как указывалось в учебниках истории средневековой Руси, Дан говорить не стал. Слишком опасно. Пусть, лучше, думают, что он тоже не знает… — Михаил Олелькович со своей дружиной приедет сюда. Из Литвы его отпустят, поскольку…

— Блин, — слегка запаниковал Дан, — не слишком ли я осведомлен о событиях в Польше и Литве? Как бы не ляпнуть чего лишнего…

— Я родом из Литвы, — специально для воеводы уронил Дан, — если вы еще не забыли, и потому немножко знаю положение в Литве и Польше…

— Фух, — мысленно вытер воображаемый пот со лба Дан, — кажется, подстраховался, хотя, конечно, авантюра чистой воды…

— Так, вот, — повторил Дан, — Михаила из Литвы отпустят, поскольку у него сильные нелады с великим князем литовским, он же польский король Казимир. Казимир, как я слышал, — продолжил Дан, — сторонник унии с приверженцами римской церкви, а Михаил ее противник. Однако, сейчас главное не это. Главное то, что старший брат Михаила, Семен Олелькович, который находится на княжении в Киеве, тяжело болен и скоро умрет, и Михаил останется единственным наследником отчего места, то есть переходящего по старшинству рода — от старшего к младшему — киевского престола. Несомненно, Михаил, захочет его получить. Хотя, как я подозреваю, у польского короля и великого князя литовского иные планы на Киев… Но, неважно. Это, всего лишь, мои домыслы. Важно то, что князь Михаил и его дружина очень нужны городу для войны с Москвой. А она будет, воевода, точно будет. Да, ты и сам это знаешь… Новгород мешает Москве, сильно мешает и чем дальше, тем больше мешает. Поэтому обязательно надо сделать так, чтобы князь остался в Новгороде, остался, несмотря на освободившийся — пока еще нет, но уже, вот-вот — киевский престол. Тем паче, он его, как я уже сказал, вряд ли, получит… Михаилу нужно пообещать что-нибудь этакое, что стало бы равноценной заменой отчего места. Такое, чтобы он не захотел покидать Новгород. Например, собственное независимое княжество… Чтобы Киев, полностью находящийся в воле великого князя, ныне бедный и полупустой, и от былого величия которого ничего не осталось, смотрелся бы убогим и нищим погостом по сравнению с этим княжеством… Попробуйте пообещать Михаилу помощь казной и людьми в отвоевании Юрьева и Кукейноса, как когда-то обещали сыну Бориса Полоцкого, князю Вячко. Немецкие рыцари и рижский архиепископ сейчас очень слабы, но об этом никто не догадывается. Направьте энергию и честолюбие Михаила Олельковича на орденские земли. Ведь Новгороду, все равно, придется воевать с рыцарями и рижанами за выход к морю. Иначе немцы полностью подомнут торговлю Новгорода и начнут диктовать по какой цене и что продавать. Собственно, они уже это и делают, пытаются делать, наложив руку на ряд товаров и препятствуя новгородцам торговать на Балтике. А что будет дальше?

Дан перевел дыхание и продолжил: — Также не пытайтесь договориться с польским Казимиром и уж тем более заключить с ним союз. Во-первых, обидите слуцкого князя, договариваясь с его врагом Казимиром, а во-вторых, военной помощи из Литвы, в любом случае, не дождетесь — польскому королю сейчас не до Новгорода. А, вот, Москве дадите повод обвинить Новгород в предательстве истинной веры и получить моральную и военную поддержку даже от Пскова в войне против вас. Я уже не упоминаю об Устюге и Вятке и близкой к Москве Твери.