Что касается самого Жиллимана, он телепортировался прочь, бросив ядовитый взгляд на окровавленное тело Эонида, который продолжал улыбаться, даже когда святилище разваливалось вокруг него.
******
«Он здесь! Он вернулся! Он восстал со своег отрона, воскрешённый кровью своих детей! Предательство некогда возвысило его, и благодаря предательству он восстал вновь!
Море Душ кричит, будущее пылает! Я вижу, как звёзды превращаются в пепел, я вижу смертоносный дождь на миллионах планет! Я вижу, как яд Хаоса распространяется по душе Галактики! Я вижу мрачную судьбу, уготованную нам всем! Я слышу крики триллиона душ, обречённых на вечные муки, слышу обещание Империума Хаоса! Скорбите и плачьте, дети Императора, ибо Надежда погибла и Спасение сгорело! Галактический пожар был зажжён, и всем суждено закричать, прежде чем пепел осядет!
Потерянные и Проклятые возвращаются, неисчислимое войско, выкованное в единый меч, удерживаемый Его рукой!
Конец близок!
И всё же…
И всё же, я что-то вижу.
Что это может быть? Бог-Император, что это может быть?
Сын, он здесь! Огонь, огонь и смерть… я вижу красную эмблему и слышу смех человека и вопли Богов! Я вижу презрение пред ликом забвения и горение углей надежды!
Победа, оплаченная кровью, разрушенные планы величайшего предателя… Я слышу, как раскалывается мир, как сгинул великий кошмар! Я вижу его погибель, погибель в огне, его наследию зла наступил конец…
Пал, в конце концов, пал… МАКРЕЙДЖ ПАЛ!
Отрывок из записи бормотания имперского псайкера-провидца Доминика перед его смертью от сердечного приступа.
******
Всё было кончено.
Он чувствовал вкус крови, пепла и пыли во рту. Каждая часть его тела болела, и он мог чувствовать то, как нечто, бывшее, по его мнению, его собственной душой, медленно разваливалось, когда истощились его последние силы. Это было хорошо, решил он. Именно так следовало ощущать подобную победу.
Эонид Тиэль поднялся на ноги, когда вокруг него разваливалось святилище, его древние основания не выдержали силу сотрясений, раскалывающих мир. Стена рухнула, обнажив внешний мир. Крепость Геры разваливалась, и был виден рушащийся Храм Птолемея неподалёку. Горизонт был освещен светом невообразимо большого взрыва, который убил планету, и звуки разрушения были настолько громкими, что почти заглушали крики умирающих — почти, но не совсем. Миллиарды умирали, испытывая последние минуты ужаса и паники, когда их бог вернулся и бросил на произвол судьбы.
Пожертвованный Сын не получал от этого удовольствия, несмотря на всю браваду, которую он показывал перед Жиллиману. Он родился давным-давно на Макрейдже и теперь увидел, как его родина погибает, и это зрелище разрывало остатки его души на куски. Но это нужно было сделать.
Не так ли?
Макрейдж больше не был миром, который он помнил из полузабытых детских воспоминаний. Он превратился в обитель Ада, место, где души были прокляты с самого их рождения, превращены в слуг и жертв Богов Хаоса. Царство мучений, посвященное подпитке амбиций Жиллимана. Конечно, было бы лучше покончить с этим, истребить планету огнём и лишить Архи-Предателя легионов культистов, которых он мог бы собрать с Макрейджа для своего нового военного похода на миры Империума.
Не так ли?
Так много вопросов. Правда была в том, что Эонид не знал. Возможно, было бы лучше, если бы он умер все это время назад, во время Ереси, вместо того, чтобы выжить и оставить свою силовую броню, которую смог найти Альфа-Легион, пока он исчез в тени Истории. Возможно, было бы лучше, если бы он погиб в последующие десять тысяч лет. Лучше, если бы он погиб в бою с одним из многих, многих врагов Человечества, с которыми он боролся в течение этих долгих веков, и никогда не нашёл бы гробницу, похороненную глубоко под черным светом этой ненавистной звезды, в этом далёком-далёком секторе Галактике. Возможно… да, возможно, тогда Галактике было бы лучше. По крайней мере, храня силу мёртвого Бога внутри себя, гробница осталась бы в равновесии и не выплеснула бы свое зло на весь сектор, угнетая его миры своим губительным сиянием. В результате его действий очень многие умерли или получили судьбу гораздо хуже смерти. В прошлом, настоящем и будущем миры кричали, ибо дела Богов не связаны временной причинностью. Был ли Жиллиман прав, в конце концов? Все его действия служили Хаосу?
Нет, он не верил этому. Он не мог в это поверить.
Он многого достиг после своего попадания в Губительный Шторм, лишившись большей части своей человеческой натуры из-за чужеродной силы этой ужасной гробницы. Знание того, что должно было произойти, помогло ему обеспечивать безопасность Империума от замыслов Тринадцатого Легиона. Он не был настолько самолюбив, чтобы считать, что он один защитил Человечество от Ультрамаринов, но он знал, что сыграл в этом огромную роль. Даже если Железные Воины никогда не узнают об этом, отчасти благодаря ему Железная Клетка всё ещё держится.
Он до сих пор помнил тот ужасный момент откровения, когда он понял, что случилось с ним, когда он понял, что его переместило не только в пространстве, но и во времени. И вскоре после этого откровения пришло еще одно, когда он искал момент первого нападения Мария Гейджа на Макрейдж, решив сделать так, чтобы все происходило согласно его воспоминаниям, и обнаружил, что Пожертвованного Сына, вышедшего из Варпа, чтобы возглавить неверующих в божественность Жиллимана, не существовало. И поэтому он сделал единственное, что ему тогда пришло в голову: он стал Марием Гейджем и не рискнул изменить ход истории. Тринадцатый Легион должен был быть раздроблен, и он сделал это. Было ужасно легко сыграть роль Мария — сына, которого предал и изгнал его собственный отец, оставивший сгореть на алтаре собственных амбиций. Его судьба была слишком знакома Эониду Тиэлю.
Он сплотил недовольных и изгнанных вокруг себя, и вместе они разрушили единство Ультрамаринов, чтобы ни один Магистр Ордена не смог их сплотить. Эонид знал, что это приведет к созданию Проклятых — он узнал об их существовании в мрачных текстах, изъятых у культистов Тринадцатого Легиона во времена своей смертной жизни. Его беспокоило, как легко ему было приговорить тех, кто был его братьями, к такой ужасной судьбе, и все, чтобы он мог использовать их позже. Много ночи он провел в своих комнатах, мрачно размышляя о том, сколько от него осталось после посещения той самой гробницы.
Спустя столетия, когда Война против Зверя закончилась, он услышал эхо войны, когда Легионы Предателей пытались воспользоваться возможностью, которую орки невольно предоставили им. Прежде чем Империум сумел бы восстановиться от нашествия зеленокожих, армии хаоситов нанесли бы ему невосполнимый ущерб. Опять же, Эонид действовал, чтобы защитить Человечество — но на этот раз он был не один. Он вышел на связь с Гидрой, используя частоты и последовательности шифрования, выгравированные на доспехах, которые он им доверил, и предупредил их о предстоящем.
Они создали Вознесенного, военачальника Ультрамаринов, который повёл войско Тринадцатого Легиона из Губительного Шторма навстречу другим Легионам Предателей, вылезшим из Ока Ужаса. Один из героев Двадцатого добровольно вызвался на роль, вся его личность была переделана с помощью гипнокодирования настолько тщательно, что даже Корвус Коракс не смог увидеть его истинное происхождение, когда они столкнулись друг с другом на борту этого демонического корабля, служившего примарху флагманом. Эонид встретил Вознесенного только один раз в своём образе Мария Гейджа и передал ему долю от своей силы, чтобы агент мог принять облик Князя демонов и обмануть даже Тёмных Богов, как это сделал Эонид. Конечно, этой силы было недостаточно, чтобы противостоять Владыке Воронов — вот почему Альфа-Легион сделал так, чтобы звездолёт взорвался, когда Вознесённый встретился с Кораксом. Когда оба военачальника сгинули, их войска уничтожили друг друга, остатки рассеялись и стали легкой добычей для возрождающегося Империума.
