Всем, кроме Тита. Вместо того чтобы упасть и умереть, Гнев Кхорна резко повернулся, вырвав вогнанный в своё тело меч из рук Князя-Воина. Катон мог лишь в шоке наблюдать, как кхорнит, которого он вроде бы убил, нанёс свой последний удар, его цепной меч оставил кровавый след от левого плеча Сикария до правого бедра, развалив его надвое. Избранники Кхорна и Слаанеш пали вместе, Тит умер до того, как коснулся земли, Катон изнывал в чудовищной агонии, поскольку демоническая сила, которую он отобрал у Амнаиха Золотого, текла по его телу, чтобы излечить ужасную рану.
******
По другую сторону от образовавшегося завала Пожертвованный Сын злорадно засмеялся:
— Видишь? Что бы ты ни сделал, какие бы ты барьеры не сокрушил на своём пути, среди твоих сынов найдутся непокорные твоей власти. Как тебе такое, отец?
Робут повернул голову и уставился на Эонида. Не говоря ни слова, он двинулся к своему сыну, вокруг его когтей струилась энергия Варпа. Тиэль поднял свой меч, и они снова начали сражаться. Но сейчас что-то изменилось. Возможно, это было из-за того, что разъярённый Жиллиман вкладывал больше сил в свои удары, чем раньше, возможно, из-за того, что примарху больше не нужно было сосредоточивать свое внимание на удерживании Лордов Хаоса, или, возможно, дело было в том, что те силы, которые подпитывали Эонида, постепенно истощились. Так или иначе, с каждым ударом Пожертвованный Сын отступал.
В конце концов, Эонид уступал в скорости реакции и проворстве примарху. Он не увернулся достаточно быстро, и первый пропущенный удар вывел его из равновесия. Следующий удар Когтя Жиллимана пронзил его грудь, четыре клинка вырвались из его спины с кровавым ливнем. Шок и боль — больше от энергии Варпа, окружающей Коготь, чем от фактической раны — заставили Эонида разжать руки, и выпавшее оружие растворилось в воздухе, прежде чем достигло земли.
— Теперь ты мне ответишь, наглец, — прошипел Жиллиман. — Где ты заполучил такую мощь?
— Ты всегда… любил болтать. Я вижу, что, по крайней мере, не изменился, — пронзенный когтем Эонид вздрогнул, прежде чем продолжить говорить, походя на осужденного, наконец, отягощающего его совесть. — Вот тебе правда: я долго и долго искал и, наконец, … я нашел способ обратить силу Хаоса против себя. И с этой силой я вернулся в Губительный Шторм и прикинулся Марием Гейджем. К тому времени он уже давно умер, пожертвовав свою душу Принцу Демонов Самусу, но его имя по-прежнему пользовалось большим авторитетом в Тринадцатом Легионе. Я взял это, замаскировавшись под Князя демонов с помощью моей новой силы, и напал на Макрейдж в первый раз, разрушив сохранявшееся единство Ультрамаринов после твоего поражения от руки Императора.
Эонид опустил голову, уставившись прямо в горящие глаза примарха:
— И с тех пор я сражался против тебя и твоих приспешников. Непрерывно без свидетелей, без надежды, без награды я боролся за то, чтобы сохранить Галактику в безопасности от Ультрамаринов, следя за тем, чтобы Магистры Орденов оставались разобщёнными, чтобы Легион грызся между собой. И мне это удалось, отец. Знаешь ли ты, что другие Легионы-Предатели думают о Тринадцатом сейчас? Они думают, что Ультрамарины — ничтожества. Они думают, что последние десять тысячелетий бесконечных неудач — это наказание Тёмных Богов за твоё поражение. И в некотором смысле, они правы, потому что единственной силой, которой я пользовался для достижения всего этого, была сила самого Хаоса. Скажи мне… Разве это не смешно?
Жиллиман рассмеялся, и это был низкий и ужасный звук, от которого поврежденные фрески и статуи задребезжали. Когда его веселье утихло, его голос скрежетал от презрения:
— Полагаю, это смешно, жалкий дурак. Ты действительно думаешь, что у тебя все получится? Даже в своем неповиновении ты служил мне, очистив мой Легион от слабаков из его рядов, а теперь собрав тех, кто достоин преклониться мне. Я Тёмный Повелитель Хаоса, и все, кто носит символику Губительных Сил, — мои подданные. Хаос не может быть обращен против самого себя. Многие пытались до тебя, и все они столкнулись с одной и той же судьбой: в конечном итоге они подчинялись тем самым силам, которые надеялись победить. Ты точно такой же.
— Ты не прав, — слабо рассмеялся Эонид, с каждым словом из его рта текла красная кровь. — Есть, вернее, был способ. Или твои покровители тоже скрывали это от тебя? Нет, я вижу, что ты знаешь, о чем я говорю. О да. Я нашел это, отец. Я нашел гробницу, и она открыта.
— Ты врешь! — закричал Робаут, тряся Пожертвованного Сына как тряпку, его коготь разрывал его внутренности. — Да, я знаю о чем ты говоришь, но эта сила не может быть той, которой ты владеешь. Он мертв. Мёртвый, ушедший и забытый Бог, сама память о его существовании стёрта из Вселенной!
— Да… — прошептал Тиэль, несмотря на ужасную боль, — но Варп ничего не забывает… и даже мертвые боги могут мечтать.
С яростным ревом Жиллиман бросил Эонида через зал, и тот упал на мраморный пол. Пожертвованный Сын впервые за всё время схватки закричал от боли, когда его позвоночник был раздавлен под доспехами, и боль была еще сильнее, когда рана зарастала, а отломанные куски костей и разорванные нервные окончания были принудительно воссоединены. Он лежал на земле, дрожа и пытаясь преодолеть боль. «Пока нет, » — подумал он про себя. «Я пока не могу остановиться. Нужно больше времени…»
— Это не имеет значения! — заорал Жиллиман. — Даже если ты являешься воплощением его давней силы, это ничего не меняет. Ты умрёшь здесь и сейчас, и последний вздох этого сгинувшего бога будет напрасным. Ты — не что иное, как еще одно испытание, поставленное Силами Хаоса на моем пути, чтобы доказать мою ценность для них, прежде чем я верну свое законное место в качестве верховного владыки Хаоса!
Медленно, мучительно, Пожертвованный Сын поднялся на ноги. Эонид избавился от шлема, разбитого вдребезги от удара, и его сила была почти исчерпана, поэтому он не мог с её помощью восстановить головной убор. Его лицо, обнажившееся впервые за бесчисленные века, было покрыто ушибами и порезами. Однако Тиэль все еще улыбался, а потому Жиллиман насторожился.
— Ты всегда был… такой слепой. Всегда так уверен… ты знал… что происходит. Но сейчас… как и прежде… ты слепой. Ослепленный своей гордостью… и своей уверенностью во всём вокруг тебя. Я… не… аватар. И при этом… никогда… не собирался убить тебя.
Дрожащая правая рука Эонида извлекла из сумки на поясе маленький металлический цилиндр с красной кнопкой на одном конце, уже нажатой, и мигающим красным огоньком на стержне.
— Слишком поздно, Робаут. Ты… слишком поздно.
В тот момент, когда последнее слово покинуло губы Эонида, земля сотряслась, и через доли секунды чудовищная ударная волна обрушилась на святилище.
— ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ? — взревел Жиллиман, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, когда пол раскололся от землетрясения.
— Бомба, найденная Титом на Грайи, — выдохнул Эонид. — Мои еретехи изучали её и скопировали… повысив разрушительную силу примерно в сто раз. Они поместили бомбу в тот храм, где мы нашли Бе’лакора. Я нажал на детонатор, как только увидел, что ты пробудился… все, что оставалось, — это отвлекать тебя, выиграть достаточно времени, чтобы бомба пришла в действие. Сначала Альфарий на Эскрадоре… а теперь я. Скажи мне… о могучий Тёмный Повелитель Хаоса. Каково это… быть побеждённым одним и тем же трюком… дважды?
Жиллиман взвыл от ярости. Он ощущал, как разрушение распространяется вслед за детонацией, ощущал полное уничтожение сотен миллионов культистов и муки планеты. Он ощущал смерть своего родного мира и чувствовал, что его амбиции превращаются в пепел вместе с самой первой планетой, которую он завоевывал.
И всё же он мог кого-то спасти. Жиллиман привлёк всю свою силу к себе и подобно богу обратился к каждому Ультрамарину на планете. Он схватил их за тела и души и телепортировал их на борт преданных ему звездолетов, парящих над планетой, зашвырнув их в пустые отсеке, не заботясь об их комфорте. Астартес из других Легионов Предателей, которые воевали на стороне Жертвенного Сына, были брошены на Макрейдже и принялись срочно вызывать свои звездолёты, чтобы за ними прибыли десантные челноки и спасли от неминуемой гибели. Лишь немногие из них смогли сбежать с Макрейджа и столкнулись с трудным выбором: что делать дальше?
