«Убей, не пойму, что тут такого сложного, — думал Майк, расхаживая по мокрому песку между скал. — Да, когда волны высоки настолько, что их гребни сворачиваются в трубу, внутри которой можно скользить в полный рост — опасность имеется. Зацепит голову водой, опрокинет, ударит о донные камни — в мясорубке, надо думать, находиться примерно так же неприятно. Но сегодня ничего подобного нет и близко! Чего стращали тогда? А эти бананы божеству бурь и повелителю волн? Это ж банальная подкормка для обезьян! Чего правду не сказать…»

Назад ехали потемну. Джо и Джим вяло переговаривались, довольные прошедшим днем, а Майк молчал, преисполненный решимости покататься на волнах Улувату в самом скором времени.

* * *

На следующее утро в море он вошел едва ли не первым. Не было волны, которую бы Майк пропустил понапрасну. Тренировался он истово — так, как будто от уровня его мастерства зависело нечто большее, чем банальная самооценка.

— Технике серфинга, — говорил ему Джо, — научить так же трудно, как и танцу. То есть движения, порядок действий, чего выдвигать вперед, чего убирать назад — это преподать несложно. Дальше все зависит от способностей. Если ты сильный, быстрый, но «деревянный» — на доске не устоишь. Если ты гибкий, пластичный, но слаб в ногах или в корпусе — волна тебя сбросит. Если ты всем хорош, но староват и потому медленно двигаешься — волна из-под тебя убежит.

— У меня есть способности? — спрашивал Майк.

— Вот и посмотрим! — хохотал Джо в ответ, а новичок выгребал на очередную волну.

Дни шли за днями, неделя за неделей, и не было на всей Куте — да что Кута! — на всем Бали не было более старательного, въедливого, настойчивого серфера, чем Майк. Идея захватила его — чтоб уже никогда, как ему однажды подумалось, не отпустить.

Он так и не подошел к красивой женщине с французским именем. Вместо завтрака он удовлетворялся пляжным кофе с булкой, а гостиничная еда ждала его в холодильнике до обеда. Он больше не учил смешивать и пить ёрш, хотя его просили. Каждое утро и каждый вечер он ловил волны, вставал, скользил сколько получалось — а после снова выгребал на линию подъема — лайнап, как принято говорить у серферов.

Днем, после обеда, Майк отсыпался в своем бунгало, стараясь не пропустить времени начала вечерних упражнений. Вставая после двухчасового сна, он рассматривал себя в зеркале и с удовлетворением отмечал зримые перемены. Тело его усохло и упрочнилось. Лицо и руки покрылись густым загаром. Взгляд стал упрямым и жестким.

Девушкам такой Майк нравился куда больше прежнего. Mademoiselle Juli, дама неопределяемого возраста и по совместительству одна из цариц местного бомонда, приветственно улыбалась ему, помахивала ручкой и стреляла глазками. Звала! Но Майк не откликался на недвусмысленные приглашения: ему ли не знать, как пламенно страстны взрослые дамы, и как легко утонуть в их объятьях, теряя счет времени и расточая силы на бесконечный секс. Как же тогда серфинг?

Признанию у публики помогала и дружба с Джо-Джимом, и умеренная щедрость, и неназойливость: лишь серфинг будил в Майке настоящую страсть, а приятельство — так… либо имело место и приносил удовлетворение, либо не имело места и тем самым тоже доставляло удовольствие.

Хозяева серферных лавок стали узнавать Майка и здоровались первыми. Он обзавелся годовым (если не многолетним) запасом воска, помогающего ногам не скользить на мокрой доске, и обещанием хорошей скидки на неопреновый комбинезон.

Однажды Майка посетила идея сменить привычную доску на укороченную. Джим предостерег от резкой перемены.

— Ты почувствуешь сам, когда без доски поуже или покороче уже не обойтись. Пока тебе нравится твоя широкая и длинная доска — она тебе нужна. Вот года через два или три…

«Три года! Он шутит, этот австралийский дредоносец! — мысленно возмутился Майк. — Мне уже пора подумывать о возращении в Москву: отпуск не резиновый! Когда я смогу снова приехать на Бали? И смогу ли?»

Ну, раз уж маленькая и юркая доска, с помощью которой можно выписывать на воде фигуры высшего серферского пилотажа, ему не светит — он продолжит тренироваться на своей огромной, устойчивой и уже почти родной доске.

Так прошло три недели. Месяц отпуска выходил на финишную прямую, и Майк заказал билет до Москвы.

— Что хочешь напоследок? — спрашивали Джо и Джим.

Ничего иного, кроме как встать на волну в Улувату, Майк не хотел.

Друзья качали головами, цокали языками, выискивали самые проникновенные слова — но переубедить этого отчаянного русского не могли. Он нуждался в лайнапе в Улувату так же сильно, как в Москве мечтал об отпуске и этом путешествии!

— Ты не можешь прыгнуть выше головы, — горячились Джо и Джим, — никто не может! У тебя неплохо получается держаться на волне и скользить по воде в Куте, но ты еще не видишь дна, не умеешь резко поворачивать и вообще серфить интуитивно, но при этом безошибочно. А без этого в Улувату делать нечего. Интуиция основывается на опыте, а опыта у тебя с гулькин нос!

— Давай когда сможешь, я повезу тебя на Карибы, — предложил Джо, — там ты попрактикуешься, и тогда прилетим в Улувату.

— Сначала Улувату, потом Карибы, — настаивал Майк. — И если вы не со мной, я еду сам. Завтра утром.

— Крэйзи бой, — махнул рукой Джим, а Джо вздохнул:

— Окей, Майк, завтра утром — так завтра утром.

И они ушли, переглядываясь и пожимая плечами. О, как ты тягостно, бремя белого человека, вынужденного нести свет знания непокорному дикарю-московиту!

* * *

Он проснулся за час до рассвета, и решил ехать немедленно, благо у Джо-Джима своя машина, а у Майка — своя, арендный пикапчик. До Улувату — полчаса неспешного ходу, а разминуться там невозможно.

Когда Майк спустился к пляжу, заря уже занялась, розовое небо быстро золотилось, а мокрый после отлива песок серел в вечной мгле меж скал. Ровные волны катили по океану, лишь у берега подрастая до валов среднего размера — вполне посильных для умелого серфера. Ни ветра, ни зыбкой ряби узких и быстрых течений, ни каких других опасностей. Улувату встречал своего нового поклонника как гостеприимный хозяин — и щедро открывал ему свои богатства!

Обернув вокруг щиколотки ремень, Майк прижал липучку поплотнее и вошел в воду. Тонкий коралловый песок мягко подавался под ступнями. Сделав несколько шагов, Майк бросил перед собой доску, опустился на нее движением, сделавшим бы честь леопарду, и короткими гребками направил себя вперед, к линии подъема.

На волну он встал легко и катил по ее склону даже меньше, чем мог бы. Не стоило приближаться к скальным обломкам, торчавшим из воды — он и не приближался. Возвращаясь на лайнап, предостерегали его когда-то Джо и Джим, не заплыви слишком далеко от берега — и он не заплывал.

Все услышанные рекомендации теснились в его голове ровными строчками инструкций, и Майк в любой момент мог прочитать их, просто обратив взор внутрь себя. Однако нужды в этом не было: он чувствовал себя спокойно и уверенно, а радость от того, что он наконец-то катается по волнам не где-нибудь, а в Улувату — топил глубоко в душе, чтоб не расхохотаться от восторга и не выглядеть дураком перед этими миллионолетними утесами.

Водные экзерсисы длились уже почти час, когда на вершине скалы над Улувату появились две знакомые фигуры. Майк помахал им, они — ему; и исчезли, спускаясь к пляжу. Направился к берегу и Майк.

Волна, несшая его к кромке прибоя, ничем особенным не отличалась. Будь она побольше — Майк пропустил бы ее из опасений. Будь она поменьше — он просто не сумел бы встать на доску. Скользил Майк по глади водного склона уверенно и легко, ну, разве что чуть-чуть подольше обычного: все-таки ехал на берег.

Взглядом он наметил себе точку в стороне от места своего входа в воду, обозначенного сброшенными кроссовками; достигнув ее, упал в вихри пены. Тут было довольно мелко, а вместо мягкого белого песочка дно темнело кораллами, переломанными штормовыми прибоями. «Вставать нужно осторожно», — только и успел подумать Майк, как вода схлынула, и он чувствительно проелозил коленками по дну.