Во-вторых, исполнение нравственных требований не «обусловливается непременно, а также не исчерпывается никакими определенными внешними проявлениями или материальными действиями» Напротив, юридическим законом предписываются или запрещаются вполне определенные внешние действия. По мнению Соловьева, данное различие подчеркивает единство нравственности и права, так как требование нравственной установки человека не только не исключает внешних поступков, но вообще прямо их предполагает как свое доказательство или оправдание, С другой стороны, предписание определенных действий не отрицает соответствующих им внутренних состояний. Нравственный и юридический закон относятся к воле человека, но первый берет эту волю в её общности, а второй – лишь в частичной реализации.

В–третьих, требование нравственного совершенства как внутреннего состояния требует свободного исполнения, и напротив —внешнее осуществление закономерного порядка допускает принуждение. Соловьев определяет право как «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла»15. Из «встречи» индивидуальной свободы и общественного блага рождается право. Оригинальность воззрений Соловьева в том, что частные отношения людей им понимаются в контексте нравственности, а не права. Его не устраивает присущая европейскому либерализму дифференциация частного и публичного права, внутренней и внешней свободы, и он не согласен с однозначным противопоставлением гражданина человеку.

По его мнению, человек должен быть нравственным свободно, а для этого ему нужна некоторая свобода быть безнравственным. Граница нравственного и безнравственного пролегает в самосознании и относится к частной жизни. Право же в «известных пределах» обеспечивает за человеком эту свободу, нисколько не принуждая к её использованию. Только тогда, когда злая воля покушается на объективные публичные права и грозит безопасности общества, интерес общего блага должен ограничить свободу зла. Сущность права состоит в сохранении равновесия личной свободы и общего блага и последнее может только ограничить свободу личности, ни в коем случае не упраздняя её, ибо тогда указанное равновесие было бы нарушено.

Соловьев указывает также и на характерное отличие западного и восточного типа государства, заключенное в том, что западное государство – условие равновесия множества сил и интересов, отраженных в законе. «Каждая из борющихся сил выставляет свое право, но эти права, сами по себе неопределенные и безграничные, а потому и исключающие друг друга, могут уравновеситься только под условием общего для них предела. Этот общий предел всех прав, перед которым все равны, и есть закон. Западное государство, как равновесие борющихся прав, есть по преимуществу государство закона».16 Воплощение закона есть власть, и из античности и римского права пришла идея власти как живой действительной силы. На каком-то этапе она потеряла эту силу и уступила свое место христианскому государству, в котором существующие права человека даны не из безграничного эгоизма, а из нравственной бесконечности человека. Закон существует не в смысле простого узаконения действительных отношений, а в смысле их исправления по идеям высшей правды. Христианство, возвышая религию над государством и правом, тем самым освобождает общество от всевластия государства и создает общество свободных личностей. Можно утверждать, что философия Соловьева явилась результатом творческого синтеза божественного права и концепции права как этического минимума. Он конструирует абсолютный нравственно-правовой идеал, не предлагая его юридической формы, и с позиции естественного права критикует европейский юридический позитивизм.

В русской философии существует и иная точка зрения на правовые культуры России и Европы – по ту сторону западничества и славянофильства. В этой связи надо назвать А.Д. Градовского, который указал, что политическое учение славянофильства «есть теория юридически бесформенного государства, построенного на одних нравственных началах».17 Альтернативой этого государства является государство, которое обеспечивает совокупность личных законных прав. По мнению Градовского, если законы не обеспечивают собственности, свободы, труда, то человек как субъект гражданского права не существует. И если законы не обеспечивают возможности выражения духовных способностей человека, то он не существует в качестве субъекта духовной жизни. Градовский также подчеркивал, что государство по мере своего развития всё в большей степени приобретало также и нравственную миссию. «От азиатских государств европейские государства отличаются именно степенью уважения и достоинства, каким в них пользуется человеческая личность. И именно потому, что Россия смогла понять это начало и восприять его, она также есть государство европейское».18

Таким образом, в русской философии имеется традиция компаративного изучения правовых культур России и Европы, где существовали различные позиции. Объективно в этой традиции отразились процессы формирования национальной идентичности российского общества, которая для России во многом исходила из сравнения с европейской правовой культурой. Это было вполне естественно, учитывая давние связи России и Европы. Конфликтологический контекст данной проблемы заключается в том, что правовая философия России выявила также и различие в конфликтопонимании культур России и Западной Европы.

Философия, как известно, изучает всеобщее. Отрицание всеобщего есть особенное. Единичное как отрицание особенного есть отрицание отрицания, то есть возвращение ко всеобщему как целокупности, сохраняющей и включающей в себя богатство особенного и единичного. Как таковое оно есть, следовательно, конкретно-всеобщее. Это полностью применимо и к социальной философии, предметом которой является жизнь общества. Социальная философия в результате своего исследования дает не такое абстрактное, которое находится рядом с особенным, а такое, которое вбирает в себя все богатство особенного и единичного. Социальной философии поэтому есть что сказать и о понятии конфликта.

Нет ничего ни в природе, ни в обществе, что не содержало бы в себе противоречий как единства и борьбы противоположностей. Методом изучения противоречий является, как известно, диалектика, которая позволяет осуществить осознание формы внутреннего самодвижения содержания исследуемого предмета. А самодвижение содержания осуществляется благодаря его противоречиям, являющимся источником самодвижения.

Поскольку в обществе все течет, все изменяется, момент сохранения всякого явления находится в единстве и борьбе с моментом перехода в иное. Момент равенства с собой называется в-себе-бытие, момент неравенства с собой – бытие-для-иного. То есть в каждом явлении есть противоречие движения, с которым связаны противоположные тенденции равенства и неравенства явления с собой. Те субъекты социальной жизни, которые последовательно выступают за сохранение имеющегося состояния, неизбежно вступают в борьбу с теми, кто настаивает на переходе в иное состояние. Под субьектами социальной жизни при этом понимаются не только отдельные люди, но и классы, слои, различные экономические и другие общественные и государственные органы и организации. Если эта борьба обостряется до такой степени, что спорами дело не ограничивается и стороны силу аргументов заменяют аргументами силы, противоречие сторон перерастает в конфликт.

Конфликты разрешаются на основе разрешения породившего их противоречия. В зависимости от того, каково содержание противоречия, лежащего в основе конфликта, конфликтолог как активная действующая сознательная сила стремится или умерить, смягчить борьбу сторон и тогда он выступает как медиатор, либо он решительно становится на одну из сторон, если эта сторона представляет собой сторону прогресса, борющуюся с реакцией. Таково общественное предназначение и призвание конфликтолога.