Азбучная истинность тривиальной констатации субъектности интереса ни в коей мере не ставит под сомнение наличие у каждого из участников международного конфликта специфической совокупности различных по своему содержанию интересов. Хорошо известная всем дилемма: «пушки или масло», характеризующая политику как государственных, так и негосударственных участников отношений на мировой арене, в XXI веке имеет и общепланетарное измерение. Оно придает острейшую актуальность вечной проблеме власти в мировой политике. Сегодня эту проблему можно сформулировать как вопрос: перейдет ли мировая политика под власть охлоса?

Ожидаемый марксистами «рост политической активности угнетаемых масс», либеральные надежды на «демократизацию и модернизацию всемирной системы политических отношений» реализуются сегодня в виде формирующегося на наших глазах мирового порядка. Будучи по своей сути межвоенным, (эта констатация указывает не на приближение очередной мировой войны, а на его традиционность) он, как и следовало ожидать, характеризуется кризисом международного права, участием все новых наций, народов, народностей, племен, религий и конфессий в «параде суверенитетов», ростом международного влияния и авторитета государств с населением, никак не принадлежащем по уровню своего социокультурного развития к «золотому миллиарду». Как ни странно, все это сочетается с артикулируемыми внутри самого этого миллиарда требованиями отказа от тех идеалов и ценностей, стремление к которым и помогло ему стать «золотым». Я имею в виду не столько отмечаемые уже несколько столетий «гниение Европы» и «упадок Запада», выражающиеся во множестве симптомов – от краха мультикультурализма до борьбы за предоставление избирательных прав домашним животным, сколько объективное, проверяемое и достоверно фиксируемое смещение военных, инновационных, интеллектуальных и культурных центров влияния на былую периферию.

Подлинные, реальные конфликты сегодняшнего дня – это симптом утверждения нового мира. Нам всем предстоит научиться не только жить среди этих конфликтов, но и видеть их прагматический смысл и значение, использовать их в интересах своей страны и своих граждан.

Конфликтологическому образованию в России 15 лет, что позволяет нам подвести итоги этого нелегкого пути становления подготовки конфликтологов на двухуровневой основе – бакалавриат и магистратура.

Не вдаваясь в достижения в области конфликтологического образования в России, хочется перейти к тем проблемам, которые сегодня являются сдерживающими перспективное развитие конфликтологии в стране. Сразу оговоримся, что эти проблемы есть продукт как общих проблем образования, так и частных проблем конфликтологического образования. Мы не будем затрагивать образовательную политику в целом, но там, где конфликтологическое образование имеет общие проблемы с образованием вообще, то нам волей- неволей придется коснуться и политики образования в целом.

Во-первых, небольшой срок существования ООП по направлению подготовки «Конфликтология» (напомним, что всего лишь 15 лет ведется подготовка конфликтологов по утвержденным Министерством образования и науки РФ государственным стандартам), а также незначительное количество выпускников, их разбросанность по многим отраслям хозяйственной, культурной и политической деятельности, слабая обратная связь кафедр и университетов с выпускниками, отсутствие ответственности государства за их распределение – все это не дает возможности с полной уверенностью говорить о действительных проблемах, с которыми сталкиваются выпускники ООП. Но первейшая проблема заключается, по нашемуглубокомуубеждению, в том, как выпускники образовательной программы адаптируются в этих сложных условиях, когда конкуренция в среде наемных работников и особенно тех, кто занят умственной деятельностью, растет не по дням, а по часам. Но спорадические встречи с выпускниками, их положительные отзывы о подготовке в течение 4-х или 6-ти лет дают некоторые представления о том, что они сегодня представляют собой, будучи включенными в практическую деятельность, каков их конкурентный потенциал. И первое, о чем можно сказать – а это наиболее важное и главное – что в пределах профессий и должностей, на долю которых приходится большая умственная деятельность, выпускники легко адаптируются и растут по карьерной лестнице. Это результат того замысла или идеи, уложенный в основу подготовки конфликтологов, который заключается в том, что впервые 4 года не ведется не профильная, а общая подготовка конфликтологов, в которой достаточно сильна историко-конфликтологическая и теоретико-конфликтологическая парадигма, логично переходящая в ее технологическую составляющую. Т.е. в подготовку внедрен принцип восхождения от абстрактного к конкретному, который показывает путь движения теории к практике, а практики – к теории. И мы не согласны с суждениями, согласно которым социо-гуманитарные теоретические конструкции не могут быть внедрены в непосредственно социо-гуманитарную практику. Теория обязана осуществлять движение к практике, также как и практика к теории. А конфликтологическая теория, даже при условии, что она не едина (что есть опять же многообразие теорий, которые на свой манер объясняют причины и следствия зарождения, протекания и разрешения конфликтов), в конечном счете, предлагая объяснения конфликта в некоторой абстракции, в то же время предлагает конкретные или практические рецепты разрешения или урегулирования конфликтов. А коль скоро это так, то использование выпускником этих рецептов, этих технологий, как это принято сегодня, и получаемый тот или иной результат позволяет выпускнику пользоваться такими теоретическими конструкциями, которые наиболее верно отражают суть того, что мы называем конфликтом. И мы уверены в том, что знания о конфликте должны быть комплексными, междисциплинарными – что позволяет выпускнику не ограничиваться в анализе конфликта законами, господствующими в одной сфере жизни людей, а рассматривать конфликт как универсальный способ взаимодействия, характерный всем сферам жизнедеятельности общества. Он не ограничивается какой-либо одной сферой, он все сферы рассматривает как одну сферу человеческой жизни, при этом прекрасно осознает всемерную связь различных форм бытия современного человека. Вот почему выпускник ООП по конфликтологии более вооружен знаниями об обществе, чем выпускник, ограниченный особенными связями политического, экономического, психологического и иного характера. Вот почему он с легкостью адаптируется в различных видах деятельности, вот чем обусловлен его карьерный рост.

Во-вторых, это круг проблем, связанных определением направленности подготовки – будет ли она подготовкой технологов в урегулировании конфликтов, подготовкой переговорщиков и медиаторов, или подготовкой аналитиков и теоретиков конфликтов. Как показывает практика, все еще сохраняется большой конкурс поступающих, как на бакалаврскую программу, так и на программы магистратуры. Конкурспо-прежнему высок и стабилен, и лишь некоторая политика, направленная на увеличение рейтинговой привлекательности университета в целом (для программы был утвержден проходной минимум 189 баллов по трем предметам, нижний предел, позволяющий участвовать в конкурсе, составил по каждому предмету ЕГЭ – 63 балла), повлекла за собой резкое сокращение в этом году обучающихся на договорной форме обучения. Это сокращение, по нашим оценкам, составляет четырех-, а то и пятикратное уменьшение обучающихся договорников. Что, в конечном счете, является в какой-то мере положительным моментом подготовки, ибо на каждого обучающегося будет выпадать больше времени, отводимого преподавателем на консультации и беседы вне рамок официальной нагрузки. Но дело не только в этом, но и в том, что конкурс на программы магистратуры практико-ориентированного характера, такие как «Технологии урегулирования конфликтов посредством переговоров», имеет постоянную тенденцию к росту. Для сравнения: на данную программу в этом году конкурс составлял 5 человек на место (их всего было 8 мест), а на такие программы, как «Анализ и управление конфликтом», а также «Политическая конфликтология» – всего лишь два человека на место. Это свидетельствует о большой заинтересованности выпускников бакалавриата, и не только нашего бакалавриата, получить компетенции (знания, умения и навыки) переговорщиков и посредников в конфликте. Данный интерес обозначает некоторую тенденцию увеличивающихся потребностей в технологическом знании, о способах и методах урегулирования конфликта посредством переговоров и медиации. И поэтому нами подготавливается еще одна программа магистратуры по медиации – что связано с некоторой переориентацией программ магистратуры на прикладные, практико-ориентированные аспекты конфликтологии, на которые претендуют другие отрасли знания и подготовки, такие как юриспруденция и психология. Все зависит от того, в каких сферах все больше начинают применяться медиативные и технологии переговоров. Поэтому встает вопрос: сколько в переговорах и медиации юридического и психологического, а сколько конфликтологического? Это вопрос не теоретический, это вопрос практики, но так как здесь все зависит от соотношения численности юристов, психологов и конфликтологов – как и в конфликте – то становится очевидным, что эти виды конфликтологической деятельности заполняются психологами и юристами, не имеющими базового конфликтологического образования. И тогда снова встает вопрос: кто кого? Понятно, что в силу большей численности (а численность здесь существенный фактор) происходит «юридизация» и «психологизация» переговоров и медиации в ущерб их конфликтологическому содержанию. В связи с чем возникает необходимость практического соединения этих подготовок, которые не являются антиподами в содержательном смысле, а являются таковыми в результате искусственной профессионализации, искусственным различением социо-гуманитарных наук и раздельной подготовкой по различным направлениям.