Почти оскорбленное выражение Шерлока смягчилось, став снова непроницаемым, а поза – застывшей и жесткой, выдавая испытываемую неловкость. Глаза его по-прежнему смотрели на Джона.

— Ты собираешься жениться на мне.

— Я собираюсь спросить об этом. Это пока еще в будущем, так что я успею всё распланировать. — Джон улыбнулся, тепло и с юмором, и легко погладил колено Шерлока под столом, прежде чем снова взять свою кружку и вдохнуть теплый запах напитка. — Я не хочу владеть тобой, и, боже, помоги любому – женщине или мужчине, – кто попытается. Мне не нужны юридические документы, чтоб доказать, что мы – это «мы», или чувствовать, что это означает, оттого лишь, что есть бумаги с подписями и печатями, и там это написано. Даже если ты скажешь «нет», ничто не окончится. Я не думаю, что чего-то будет недоставать, оттого что ты мой друг, а не муж. Это просто юридические отношения, которые важны иногда, когда в них вмешивается государство. И я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил мне, что они не учитываются, когда заявляют: «только члены семьи».

Шерлок медленно кивнул головой, расслабляясь теперь, и чувствуя себя свободнее, что позволило немного нахохлиться в кресле, но при этом комфортнее себя чувствовать. Он был чрезвычайно щепетилен в этом вопросе, несмотря на свои довольно твердые убеждения. Брак и Шерлок были действительно несовместимы во многих вещах, среди них история и традиции, но было время, когда Джон сказал бы то же самое о Шерлоке и любых отношениях.

Теперь же тот потягивал кофе, глядя вдаль с побледневшим лицом, на котором лежали янтарные блики.

— Хорошо было бы удочерить Анне-Ли. Куда меньше было бы шпилек от людей, что лишь ищут предлог, чтобы высказаться, — заметил он, и в этих словах прозвучал отголосок многолетней обиды.

— Определенно. — Джон улыбнулся. И, конечно же, это не была сухая улыбка, выражение официальной признательности. Нет, это было улыбкой пьянящей, улыбкой безумной радости, которая просто не могла бы вместить всех чувств, которые переполняли его. Эта улыбка заставляла кожу вокруг его глаз собираться морщинками, добавляя ему лет десять, потому что все линии на лице углублялись и пролегали резче, сбегая от крыльев носа к губам. Ему так хотелось надеяться, что Шерлок захочет. Всего этого. Всего. Он считал это социальной инструкцией, которая заставила это иметь значение, даже если они ежедневно жили, обходясь без нее. Он откашлялся, чтобы прогнать улыбку и не выглядеть настолько довольным. Не то, чтобы Шерлок не видел, его собственная усмешка выражала совершенное удовлетворение. Тот выглядел нестареющим, хмурясь, но улыбка превращала его в совершенство. Джон спрятал за чашкой с теплым напитком остатки веселья, радуясь, что порозовевшие щеки можно было бы объяснить освещением закатного неба.

Самодовольство Шерлока лишь возросло. И нога его под столом приблизилась к ноге Джона, прижавшись легкой коричневой туфлей к босой ступне доктора.

— Хорошо, — сказал он, стараясь выглядеть хмуро, хотя губы его всё равно улыбались.

Джон покачал головой, сжав предплечье Шерлока для заверения.

— Никаких «хорошо». Я еще не делаю предложения, — поправил он.

— Тогда я его сделаю.

— Нет, не делай этого. А то я буду вынужден сказать «нет» из принципа.

Нос Шерлока раздраженно наморщился.

— О, что это за принцип? Почему это ты должен просить?

— Потому что ты заслуживаешь, чтоб я встал пред тобой на колени, прося, чтобы ты женился на мне, без того, чтоб пришлось вложить в эту просьбу не меньше, чем трехмесячный заработок.

Шерлок не нашелся с ответом немедленно. Джон лишь сжал его руку, осторожно поглаживая большим пальцем волоски предплечья. Он испытывал немалое удовольствие в том, чтобы заставить мозги Шерлока со скрипом остановиться и вызывать у него раздраженные резкие возражения, срывавшиеся с его губ. И Джон собирался соблюсти ритуал и быть в этом настолько традиционным, насколько возможно, как ни в чем другом. Он вставал на одно колено пред Мэри на рождественской вечеринке перед всеми ее друзьями и некоторыми из его собственных. Алмаз в кольце не был большим, но был настоящим. Это не было только вопросом соответствия детским фантазиям и мечтам каждой женщины о том, как ей сделают предложение, и он выполнил всё это, просто чтобы сделать ее счастливой. Это было частью его, он не стал бы лгать в этом, но она того стоила. Стоила того, чтобы встать на колени, чтоб откладывать и экономить, собирая деньги на свадьбу, чтоб в одно мгновение показать ей, сколь много она значила для него, в осязаемом выражении эмоциональной связи. Если это стоило делать ради любви его жизни, это стоило повторить и для человека, который был завершением его существования. Шерлок заслуживал не меньшего, а вообще-то намного большего. Они могли избегать традиций и бессмысленных зрелищ все другие дни года. Но, как бы ни болели колени, Джон хотя бы раз преклонит их пред Шерлоком, так, как положено.

Шерлок коротко выдохнул, скользнув языком по губам, как делал, когда волновался.

— Никакого кольца, — сказал он, наконец, подразумевая, что во всём остальном согласен. — Я терпеть не могу бессмысленно-декоративных вещей.

— Я куплю тебе обручальное кольцо, но ты не обязан носить его. Оно может оставаться в коробке в глубине твоего ящика для носков, мне всё равно. Но поскольку я сентиментальный идиот, я не чувствовал бы себя хорошо, не купив его для тебя. — Он понял, что вновь большим пальцем потирает собственное кольцо, что, казалось, всегда останется на его руке. Так легко оказалось привыкнуть к нему. Он не мог представить уже без него свой палец. Несмотря на то, что это его доминирующая рука, отсутствие металлической полосы заставляло ее делаться слабой. Иногда он задавался вопросом, что мог вывести Шерлок о его семейной жизни, глядя на это кольцо на протяжении лет. Но никогда не спрашивал.

— А если я куплю кольцо для тебя? — спросил Шерлок с сомнением, глядя на золотую полоску.

Джон остановился, взглянув на него на мгновение, а потом спокойно пожал плечами и чуть улыбнулся.

— Значит, и у меня тогда будет бархатная коробочка, чтоб хранить мое старое кольцо в моем собственном ящике для носков, — сказал он.

Легкое удивление Шерлока было надежно скрыто, но в глазах под слегка приподнятыми бровями было чем-то сродни звездному свету. Он придал лицу стоическое выражение и кивнул.

— Платина, — сказал он, и повисло неловкое предварительное молчание.

— Всегда лучшее, — согласился Джон, допивая залпом остатки своего напитка. И почти поперхнулся, потому что другая мысль пришла ему в голову, просясь на язык и дожидаясь момента, когда кофе осядет в желудке. Он поморщился, подавляя кашель, и поторопился сказать: — И кстати. Публичное подписание и прием. Я знаю, что ты об этом думаешь, но только вообрази себе: Майкрофт и моя мать в одной комнате, преисполненные благих намерений и пытаясь придерживаться всех социальных норм и формальностей.

Шерлок весело рассмеялся, и лицо его расплылось в широкой усмешке, когда он покачал головой.

— Соглашусь даже на оркестр и светский прием, если ты предложишь.

— Я склонен настаивать лишь на объявлении в главных газетах. Ну, а всё остальное может быть столь же скромным или столь же шикарным, как ты предпочтешь.

Шерлок закатил глаза, и его улыбка нисколько не потускнела, даже если теперь она не обнажала зубы.

— Почему вдруг столь внезапное внимание к браку? Ты никогда не упоминал его прежде.

Джон с торжественным видом нахмурился, подперев кулаком подбородок.

— Вообще-то я думал, как Анне-Ли выйдет замуж за того мальчика, что встретила в парке. Но теперь, когда ты приравнял брак к репродуктивному рабству, мне уже не кажется это столь милым, как раньше. — Он просмотрел на Шерлока, чьи губы кривились, пытаясь остаться закрытыми.

Один взгляд. Один взгляд, и он больше был не в состоянии сдерживаться и принялся хохотать. А Шерлок присоединился к нему, запрокинув голову к небу, где были луна и угасающий солнечный свет, яркий, словно пламя свечи на конце фитиля. Джон оперся на ручку кресла, и Шерлок подался навстречу, на полпути встречая его поцелуем и веселым ворчанием.