На поезде приехало довольно много народа. Сначала Мих недоумевал — неужели они все торопятся на рейсовый до Селенограда? Однако, вскоре, по разговорам других пассажиров, понял, что подавляющее большинство соседей возвращается после цикла ОТС[2] отрабатывать рабочий цикл на космодроме или в расположенном при нём городке.

Поездка длилась недолго, не дольше сорока минут. И хорошо, что не дольше. Иначе бы Мих вконец разволновался. Может быть, кому-то и легко сидеть неподвижно, откинув спинку кресла и опустив голову на белый пружинящий подголовник, но не Миху. Не такая у него ситуация, чтобы дремать с открытыми глазами на идущем в Подлунск поезде, с билетом-предписанием в кармане требующем прибыть в Селеноград не позже послепослезавтрашнего числа. Это только так говорится «в кармане», на самом деле и билет и предписание были электронные — пара маленьких записей затерянных в распределённых сетевых хранилищах данных.

Выждав, пока поток приехавших вместе с ним пассажиров схлынет с перрона, Мих подглядел в какую сторону они направлялись и, закинув полупустой рюкзак на плечи, собрался двинуться следом.

Сорок минут в пути довольно долгий срок, особенно если ещё утром прощался с многочисленными родственниками. Обещал матери писать каждый день по огромному письму. Или через день. В крайнем случае, раз в три дня. Как получится.

Маленькой сестрёнке Лике пообещал привезти кусочек настоящего астероида. Причём не абы какого — мало ли космосе летает всякой дряни или пустой породы. А самого лучшего, драгоценного астероида: золотого или там платинового или алмазного. Лика ещё маленькая и не понимает истинной стоимости вещей. Самые драгоценные астероиды сегодня это имеющие высокое содержащие урановых руд или ледяные, состоящие из замороженной воды. И те и другие нужны в возможно больших количествах на марсианской орбитальной стройке. Нужны, чтобы зажечь рукотворное искусственное солнце.

Впрочем, золото и серебросодержащие астероиды пригодятся на электронную начинку точных приборов. Пригодятся и медные и железные и другие. Но главные: урановые и ледяные. Энергия — основа цивилизации. Лёд это, в первую очередь, вода и воздух — основа жизни.

Памятник космонавтам-первопроходцам остался позади. Мих медлил, переминался с ноги на ногу, словно школьник в ожидании первого свидания с девчонкой. Он оглянулся против солнца на чётко очерченные силуэты космонавтов. Один смотрит в небо. Другой бережно срывает цветок. Наверное, засушит его между страниц книги. Живые цветы в космосе редкость. В гидропонических фермах вечно не хватает места и ресурсов на такие бесполезные вещи, не имеющие питательной ценности, как обыкновенные живые цветы. Впрочем, бумажные книги в космосе такая же редкость. Лишь чуть менее редкая, чем алмазные астероиды.

Сорок минут до Подлунска довольно долгий срок и от нечего делать Мих принялся, за время пути, разглядывать доставшихся ему в соседи по вагону пассажиров. Довольно скоро он научился отличать жителей Подлунска и работников космодрома от улетающих на Луну пустотников. Последние вели себя молчаливо, были более скованы и практически не участвовали в общих разговорах. Мих насчитал одиннадцать человек в своём вагоне. Всего вагонов в поезде двенадцать. Значит где-то сто, сто пятьдесят человек полетит вместе с ним рейсом до Селенограда. Немного. Вместимость челнока серии «Сокол-2М» до двухсот семидесяти пассажиров вместе с личным грузом.

Мих принялся незаметно наблюдать за теми, кого посчитал своими будущими попутчиками. Восемь мужчин и три женщины. Скоростной поезд шёл мягко. Летел, не касаясь рельс, зависнув над ними на расстоянии нескольких сантиметров.

Окна были затемнены, чтобы от мельтешения пейзажей не закружилась голова. Ощущение огромной скорости пропало через пять минут после отправления, когда поезд закончил ускоряться. И снова появилось только когда он принялся тормозить, подъезжая к «космическому» вокзалу Подлунска. Заинтересовавшие Миха пассажиры уткнулись в читалки или работали в сенсорном пространстве, надвинув на глаза плотные чёрные очки, заткнув уши массивными наушниками и прилепив на кончики пальцев систему управляющих датчиков. Не совсем полноценная замена вирт-капсуле, но вполне достаточная для работы в сенсорном кабинете или даже для путешествия по вирт-пространствам с выставленным на минимум эффектом присутствия.

Все одиннадцать выделенных Михом пассажиров были среднего возраста. Вероятно, рабочие селеноградских сборочных линий, как и рабочие космодрома, возвращаются по окончанию цикла отдыха, творчества и самореализации. А может быть, это были астрономы, несущие круглосуточную вахту на орбитальных телескопах. Если среди них и затесались космонавты-межпланетники или капитаны космических кораблей дальнего следования, то они остались неузнанными Михом.

Солнце светило в глаза. Постреливало лучами из-за облаков. Скользило по каменным волосам космонавтов-первопроходцев. Смущённо оглянувшись и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, Мих наклонился и сорвал жёлто-коричневый цветок тысячелистника. Повертел в руках, ощущая, как из разорванного стебля вытекает на пальцы бесцветный тягучий сок с пряным запахом. Старинной бумажной книги, чтобы засушить цветок между её страниц, с собой не имелось. Мих спрятал сорванный цветок в отдельный карман рюкзака — на Луне разберёмся, что с ним делать.

Каменный космонавт смотрел на Миха из-под сложенной козырьком ладони. С другого ракурса казалось, что он смотрит в небо, а с этого — кажется будто бы прямо на замершего у края клумбы юношу. Чуть задрав каменный подбородок, наклонив голову и приставив ладонь к глазам от солнца — стоит и смотрит.

Мих коротко кивнул суровому космонавту с точённым каменным лицом.

— Вообще-то здесь нельзя рвать цветы.

Чуть было не подпрыгнув от неожиданности, Мих обернулся и увидел человека в тёмно-синей форме работника магнитных монорельсовых путей сообщения.

— Простите, — смутился Мих, буквально ощущая, как наливаются красным цветом щёки. Выкладывать сорванный цветок обратно не имело смысла, и он замолчал, ожидая продолжения.

— Нельзя, — повторил человек, — но вам можно. Вы ведь на рейсовый до Селенограда, а не в сам городок?

Мих кивнул.

— Проходить практику на селеноградских кораблестроительных линиях? На Пульсаре? В оранжереях?

— Поисково-разведывательная бригада, — объяснил Мих, — будем комплектоваться и принимать корабль.

Человек уважительно кивнул. На тёмно-синей форме, отражая солнечные лучи, крупными золотыми кругляшами горели идущие в два ряда декоративные пуговицы.

— Тогда вы в своём праве. Традиция срывать с этих клумб цветы перед вылетом возникла ещё во времёна строительства космопорта. Цветы отсюда побывали на Луне, в поясе астероидов, на орбитальных инициирующих ускорителях на марсианской орбите. Подчас Селеноград на Луне — всего лишь первоначальная остановка для перепрыгивающих за край неба космонавтов.

— Взгляните на памятник, — предложил железнодорожник, — Александр Говорякин и Константин Ельзовски — капитаны первых двух сверхтяжёлых межпланетных транспортников. Половину всего, что вы найдёте на Фобосе и на марсианской орбите, привезли туда именно они. Им довелось подниматься в пространство с нашего космодрома, одним из первых рейсов. Правда в то время они ещё не стали капитанами и не получили под командование по сверхтяжёлому транспортнику.

Обратили внимание на необычность поз, в которых их изобразил скульптор? Говорякина смотрящим в небо. Ельзовски срывающим с клумбы, на счастье, цветок. В точности так всё и было.

— И шлемы под мышками? — удивился Мих.

— Шлемы условность, — засмеялся железнодорожник, — кто же будет разгуливать в скафандрах по железнодорожному вокзалу.

Порыв ветра обдул разговаривающих запахом цветущих, за территорией вокзала и космопорта, яблонь.

— А вы? — поинтересовался Мих.

— Машинист. Управляю этим вот красавцем. Больше тридцати лет вожу вылетающих на Луну и забираю прибывших, — объяснил человек, похлопывая по боку поезда. Монорельс, большим белым облаком, мирно спал, опустившись на обесточенные рельсы. Ждал пассажиров с Луны, прибывавших на приземляющемся челноке.