Она отворачивается от меня и начинает рассматривать кафель, будто он стал интересней.

– Сегодня приедет Савов. Погоди отталкивать его. Дай ему шанс.

– Хорошо, – я смиряюсь, как и всегда. Поломки в моей системе бытия исправляются только таким способом.

Он приехал к вечеру с огромным букетом роз. Ярко-алые – цвет крови. Бутоны были взрывом багрянца из тонких зеленых стеблей с шипами. Скрипящие, шуршащие пакетом. Когда я принимала их из рук Савова, розы будто злобно зашелестели на меня, пару раз уколов мне руки и обдав сладким ароматом. Первое желание – избавится от этой мерзости. Но я поставила их в вазу. Цветы не виноваты. Это все я со своей больной психикой.

– Аня, я соскучился, – Виктор повторяет то, что сказал мне Рэй, невольно вызывая боль и горечь в душе. Но я не показываю этого, улыбаюсь, как кукла, позволяя себя обнять и поцеловать в щеку.

– Я думаю, вас стоит оставить одних. – Варя хитро ухмыляется и утаскивает гулять Кевина.

Мы остаемся с Виктором одни. Не знаю, сколько мы проторчали в прихожей, где Савов меня обнимал, а я позволяла. Но вскоре не выдерживаю:

– Кофе? – Я помню, что Виктор пьет арабику: три ложки на маленькую турку, без сахара. И, не дожидаясь ответа, выскальзываю из его объятий, иду на кухню, где делаю вид, что поглощена приготовлением кофе. На секунду теряюсь, и мне кажется, что я одна в кухне. Оборачиваюсь и вижу, что Виктор стоит, опершись плечом о стену, и не сводит с меня своих хитрых серых глаз. Не придумав ответа, смущенно улыбаюсь.

– Как в прежние времена, – он напоминает, как после моего выпуска с Начала, приходил к нам. Я была влюблена в него, как кошка. Все искала ласки с его стороны. Выслуживалась. А он покровительственно главенствовал в наших отношениях. Тогда это было нормальным. Сейчас, после недели любви, когда я грелась в лучах солнца по имени Рэйнольд Оденкирк, мне не нужен холодный свет луны Савова. Я замерзаю с ним.

«Погоди отталкивать его. Дай ему шанс».

– Помнишь, как ты смеялся, когда я работала над притяжением предметов и примагнитила к себе сковородку?

Савов тут же разражается смехом. О да, это было одно из самых нелепых и смешных наших воспоминаний! С заклинанием притяжения, с телекинезом Виктор отлично управляется – это, как говорится, в крови. У меня же не получалось притяжение: то перелет, то недолет, то примагничивание.

– Ты мне ведь так и не ответила.

– Что?

– Я сказал, что скучал по тебе.

Он лукаво смотрит исподлобья, а у меня внутри все переворачивается. Нет, не скучала.

– Виктор… Я… Прости меня.

Вот и все, что могу сказать. А как еще? Я внутри полая, пустая, а когда-то там были чувства – ведь были! – а сейчас только и осталось, что извиняться: не удалась ни как жена, ни как невеста, ни как возлюбленная, ни как жертва обмана, ни как Инквизитор. Даже Химерой не могу быть.

В этот момент шипение гаснущей конфорки возвещает, что кофе сбежал. Я начинаю суетиться: наливаю напиток в чашку, пытаюсь осторожно вытереть плиту.

Я не слышу, как он подошел ко мне сзади, лишь чувствую, что его большие ладони заскользили по талии, окольцовывая в объятиях. Я замираю. И тут его губы касаются моей шеи, неловко дергаюсь – и моя рука попадает на раскаленную конфорку. Я взвизгиваю от обжигающего железа. Кожа горит. Очень больно! Охая и хныча, кидаюсь к раковине, чтобы залить ожог холодной водой.

Виктор цокает, как обычно делал, когда я попадала в нелепые ситуации вроде этой.

– Давай помогу, – он осторожно берет мою руку, дует на ожог и произносит «sanitatum», чтобы быстрее зажил. Сейчас должен исчезнуть.

– Я такая неловкая.

– Ты всегда такая была! – Савов смеется, глядя мне в глаза. И это не нравится. Получается, что он смеется надо мной! Рэй такое себе бы не позволил.

Забудь, Аня, забудь! Все. Тебя не простили.

Но Виктор не замечает моего недовольства и пытается снова обнять. Я внутренне ломаю себя, соглашаясь на близость: кладу руки ему на плечи, все еще ощущая, как жжет ладонь. Савов подумал, что я даю разрешение на большее, и стремительно приникает к моим губам. И снова ломаю себя, позволяя вспомнить, каково целоваться с ним. Его губы более жесткие, требовательные, напористые. В поцелуях Савов – хозяин, только он позволяет получать мне или не получать удовольствие. Виктор стискивает голову, положив руку на затылок, чтобы я не смела отпрянуть раньше времени. Его вкус – вкус моря: чуть соленый с шипровым запахом парфюма.

В конце концов, я с ним целовалась много раз. Его объятия – давно изведанная территория. Поэтому стараюсь расслабиться и, если не получить удовольствие, то хотя бы не отторгать мужчину.

– А вот и мы. Простите, что так скоро! Там дождь начался, а мы зонтиков не взяли, – Варя с Кевином входят в кухню и сразу замечают нас. Думаю, что по мне и так все видно. Сестра смущенно, но не скрывая радости, отводит глаза. Кевин смотрит хмуро. В его взгляде читается, что ему не нравится то, что увидел.

– Вы нам помешали, – Савов бесцеремонно осаживает сестру и Кевина, несмотря на то, что все произносится с вежливой холодной улыбкой.

Варя сразу как-то тушуется. На мгновение кажется, она даже испугалась. Но Ганн сразу берет ситуацию в свои руки, обворожительно и задорно улыбнувшись.

– Все. Нас нет. И не было. Мы ваши галлюцинации.

Он практически утаскивает Варю из кухни. Как только сестра с Кевином уходят, Савов поворачивается, сладко облизываясь.

– Нас прервали.

– Нет, прости, но на сегодня поцелуев хватит.

Я смущена и раздосадована, что меня видели в объятиях Виктора. Да и поцелуй не зажег былой страсти и желания. Это вдвойне неприятней. Не вижу причин продолжать наши отношения. А пока решаю начать разговор, разглядывая ожог на своей ладони:

– Когда к тебе отправляемся?

– Дня через два. Там все уже в курсе, что ты приезжаешь.

Я никогда не была в клане Савова, но Альфа славился сильными и беспредельными магами. Он был популярен еще тем, что там было много мужчин. Это противоположность клану Юрей, женщин туда брали очень редко, либо попадали случайно, как я.

– А почему через два дня? У тебя какие-то дела?

– Да. С Марго поговорить и Джеймсом.

– Джеймс? Он тут?

– Да. Приехал вместе со мной.

Джеймс Морган – любовник Марго, а заодно Темный клана Альфа. Хитрый черт. Я его видела пару раз, и то мельком. Знаю только по разговорам. Так же знаю, что когда-то у Альфа было двое Темных – братья Морганы. Но близнец Джеймса ушел в Сенат и где-то там до сих пор.

– Понятно, – больше мне сказать нечего. Как-то резко закончились все темы.

– А ты чем занималась?

Говорить, что убивала время мыслями об Оденкирке, что звонила сегодня в обед, не хочется и не надо.

– Ничем. Ездили в Вяземку, виделась с мамой.

– И как?

– Все так же. Вяземка разваливается, мама нас ненавидит. Зачем Марго посылала нас туда?

– Марго хочет, чтобы ты забыла о Мелани Гриффит и стала прежней. – Савов элегантно присаживается на стул и внимательно, изучающе, смотрит на меня. – Только вопрос: что хочешь ты?

– Не знаю. Я даже не уверена, хочу, чтобы мой Знак проявлялся, или нет.

Савов берет мою руку и нежно гладит. Он никогда таким не был.

– Так или иначе, я жду Химеру. Свою Химеру, – и целует в запястье, заглядывая в глаза.

– Ты никогда не был столь нежным со мной.

– Исправлюсь, – и он целует ладонь, незаметно задев ожог. Я не подаю вида, что больно, а Виктор не замечает. Именно в этот момент меня осеняет.

Почему до сих больно? Во Франции мне проткнули руку, рана зажила в считанные минуты. А тут маленький ожог, который никак не пропадет.

Я вынимаю руку из горячих ладоней Савова и смотрю на нее, как на нечто любопытное, диковинное.

– Аня? – Савов пытается понять мое странное поведение.

– Почему не заживает?

– Детка, ты же смертная! Конечно же, не затянется так быстро.

Нет. Это не то. Раны же затягивались!