– Выпей воды. – Женя протянул ей пластмассовую бутылку. – Эй, у тебя руки дрожат.
Да, у нее действительно дрожали руки. Аня наполнила стакан водой и опустошила его большими глотками. Все, теперь она может говорить.
– Слушай, сеструха, на тебе лица нет. – Женька настороженно смотрел на нее.
– Все нормально. – Аня подошла к телефону, прижала трубку к уху и выдохнула: – Да, слушаю…
– Аня, добрый вечер…
– Добрый…
– Я это… Вот… Нашел ваш номер, это оказалось несложно. И решил позвонить.
– Да… Хорошо…
Повисла пауза. Ане казалось, что она слышит, как на том конце провода неистово бьется его сердце. Она могла бы поклясться, что различает каждый удар.
– Я вас не отвлек?
– Нет, что вы…
– Я рад. Но если вы все же заняты, так и скажите.
– Нет, я не занята, – ответила Аня и в этот момент услышала: «Ну-ну!»
С чашкой, до краев наполненной чаем, Женя прошел мимо нее в свою комнату и, закрывая за собой дверь, скорчил гримасу, красноречиво изображающую это самое «ну-ну».
…Аня с Димой разговаривали полтора часа. Ни о чем и обо всем. Они перешли на «ты». Аня перенесла телефон в свою комнату и села на край дивана. Дима сыпал анекдотами, и она смеялась до колик в животе. Он рассказал о лаборатории, о младших научных сотрудниках, о шефе, выращивающем орхидеи в мансарде лабораторного корпуса. О том, что их лаборатория находится на окраине города и сотрудников отвозит туда служебный автобус, и что в прошлом году он ездил в Ганновер на всемирную выставку – у их фирмы там был свой павильон. Аня рассказала ему о магазине, в котором работает, о том, что в свободное время больше всего любит читать. Цветы она тоже любит, но вот орхидеи… Если честно, не очень.
– Почему? – удивился Дима.
– Потому что они очень нежные и хрупкие.
– И что же в этом плохого?
Что в этом плохого? Наверное, дело не в орхидеях, а в ней самой – ее раздражает их нежность и хрупкость. И капризность. Однажды ее подружка сетовала, глядя на увядающую орхидею: «Как же так? Грунт купила дорогущий, поливаю из градуированной колбочки, чтобы ни на миллилитр не ошибиться, соблюдаю все правила, а цветок все равно вянет!» Глядя на эту орхидею, Аня не испытывала ничего, кроме глухого раздражения. Ей хотелось сказать подруге: «Не окружай себя такими капризными существами – от них одни проблемы».
– Да ничего в этом нет плохого, – хмыкнула Аня, – просто забот много.
– А у тебя дома есть цветы?
– Нету.
– Почему?
– Почему? – повторила Аня. – Потому, что я могу забыть их полить, и тогда цветочки засохнут. Знаешь, живое существо в доме – это ответственность, а мне и Женьки хватает. – Она коротко засмеялась.
– Аня, скажи, пожалуйста, – Дима запнулся и сразу продолжил: – А что ты делаешь завтра вечером?
– Завтра? – Ее сердечко забилось, как птичка в клетке, стремящаяся вот прямо сейчас вырваться наружу и полететь к дому с почтой на первом этаже. – Ничего.
– Может, посидим где-нибудь, кофе выпьем?
– Да, хорошо. С удовольствием…
– Во сколько заканчивается твой рабочий день?
– В пять.
– И мой тоже в пять. А возле твоего магазина я буду где-то в половине шестого.
– Хорошо, тогда я буду ждать тебя прямо у входа.
– Отлично. Значит, до завтра?
– До завтра…
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Аня положила трубку и тут же услышала из-за двери:
– Я могу войти?
– Входи.
– Я все слышал. – Женя прислонился к дверному косяку и скрестил на груди руки.
– Ну и что?
– Значит, у вас завтра свиданка? – Женька приподнял бровь.
– Да, у нас завтра свидание.
– Ну, – мальчик пожал плечами, – смотри…
– Хорошо, буду смотреть.
– Если что – скажи мне.
– Хорошо, скажу, мой защитник. – Аня улыбнулась и встала.
– А ты не лыбься, я действительно твой защитник. До сих пор жалею, что не начистил рожу Игорю…
– Ты был еще маленький.
– Год назад я был маленький?!
– Да, год назад ты был маленький, и не спорь со мной.
– Хорошо… – Женя нахмурился. – Но теперь-то я уже большой?
– Да, теперь ты большой, – засмеялась Аня.
– Отлично. Тогда пусть этот урод не попадается мне на глаза.
– Игорь когда-то обязательно попадется тебе на глаза, мы живем в одном городе, но, увидев его, ты пройдешь мимо.
– Не пройду! – почти прорычал Женя.
– Не превращайся в урода! – Аня сверкнула на брата глазами.
– А ты не связывайся с уродами!
– Я и не связываюсь! – Она схватила телефон.
– Связываешься!
– Ты о чем? – Аня нахмурилась.
– О том, что ты об этом Дмитрии еще ничего не знаешь, а уже согласилась с ним встретиться.
– А как я могу узнать его, если не встречусь? У него на лбу не написано, какой он, – буркнула Аня. – Дай пройти.
– Ну, смотри! Пусть только попробует тебя обидеть, и я его убью! – петушился Женя.
Аня посмотрела на брата и вдруг увидела в его глазах страдание и растерянность.
– Женька, – она улыбнулась и погладила мальчика по плечу, – не волнуйся, все будет хорошо.
– Посмотрим. – Он сдвинул брови.
– Хорошо, посмотрим. А теперь дай мне пройти.
Женя попятился в коридор. Аня вышла за ним и поставила телефон на тумбочку.
– Кефир будешь? – спросила она.
– Буду.
Брат выпил кефир, пожелал ей спокойной ночи и пошел к себе.
Аня долго не могла уснуть – нахлынули воспоминания… С каждым вздохом, все более тяжелым, она глубже и глубже погружалась в прошлое, в вопросы, оставленные без ответов. Да, теперь все хорошо, они с Женей находятся далеко от прежнего жилья, прежних улиц, домов, деревьев, но последнее время прошлое все чаще и чаще поднимается в ней, будто мертвенно-землистая пена давно не стиранного, очень грязного белья. Оно распространяет вокруг себя зловонный, выедающий мозг запах… Дышать становилось все труднее. Аня вскочила с дивана, подбежала к балкону, распахнула дверь, выскочила наружу и полной грудью вдохнула ночной воздух. Апрель выдался невероятно теплым. Вон там его дом… В окне нет света, наверно, Дима уже спит, но в ее душе горит оставленный им крошечный огонек… Вцепившись пальцами в перила и вдыхая воздух, напоенный далеким дождем, Аня постепенно успокоилась, закрыла глаза, и вдруг ей захотелось коснуться губами его щеки, там, где была впадинка. Она вернулась на диван, но еще долго не могла уснуть, мечтая о том, что будет завтра… Как хорошо ей будет…
И вдруг… Вдруг она подумала о том, что «хорошо» существует только в ее голове, в ее мыслях, а на самом деле все будет плохо. Как всегда. Начнется хорошо, но потом обязательно будет плохо. Потому что иначе не бывает. «Хорошо» только немножко высунется, носик покажет и тут же спрячется. «Хорошо» – это как морковка перед глазами ослика. Он идет за ней, идет, но никогда ее не получит. Хоть и видит. Да, все снова полетит кувырком, так уже было в ее жизни. И не раз… Но… Вдруг не полетит? Нет, все это ее мечты, розовый миф, который никогда не станет реальностью. Никогда… Если она сама не приложит усилия.
Девочка не такая, как все
«Ну, на этот раз родители разведутся – после такого вместе не живут», – рассуждала восьмилетняя Аня, глядя на мир глазами далеко не восьмилетнего ребенка, выросшего в семье, которую никак нельзя назвать счастливой. Так было всегда, сколько Аня себя помнила. Сколько раз она засыпала с мыслью о том, какой прекрасной будет их жизнь, если однажды отец не придет, но еще чаще она мечтала убежать из дома, только бы не видеть яростной ненависти, сочащейся из существа под названием отец, и мрачного выражения в глазах матери. Это мрачное выражение было странным – оно всегда было присуще маме, даже когда та смеялась. Выражение это сообщалось дому, и без того неуютному и холодному, и Ане хотелось уйти подальше, на край света, потому что только на краю света хорошо и там все счастливы, и она бежала то к одной подружке, то к другой.
Но как бы хорошо и уютно ни было ей у чужих, девочка возвращалась в свой дом, и ее тут же поглощала недетская горечь – буквально с порога, будто ею были пропитаны стены, полы, двери, мебель, посуда. Ее родители, с хмурым видом бродившие по дому, также источали горечь, но горечь мстительную, взрывную, скандальную, а не ту, что тихо накрывала Аню своим пологом, не пропускающим ничего светлого, доброго, теплого. Все, что девочка видела из окна своей комнаты, тоже было пропитано горечью – люди, птицы, собаки, деревья, двор, дома, свет в чужих окнах, палисадники у подъездов и даже солнышко, потому что Аня была здесь и покинуть этот непонятный ей, пропитанный необузданной каждодневной мстительностью мир она сможет нескоро. Но, в конце концов, все это постепенно учит ее распознавать не только белую и черную стороны жизни, но и не заметные для такой маленькой девочки оттенки.