Я оставил Клэр в Париже. Она вернулась в своё маленькое жилище департамента Эна. Должно быть, там она нашла своих бывших друзей лётчиков с базы Крей.

Я стоял у окна и смотрел на море. Этот дом теперь был моим, и я не знал, что с ним делать. То была буржуазная вилла, построенная на побережье больше 50 лет назад, окружённая соснами. С дубовой мебелью, покрытой воском, со старомодными кружевными занавесками и облупившейся краской на стенах, она больше напоминала некий реликт, что-то вроде остатков кораблекрушения, выброшенных на берег моря. У дома был запах печали и затхлости.

У нотариуса мне пришлось маневрировать между моим прошлым и моим настоящим с фальшивым паспортом. Эта сумятица требовала от меня чрезвычайной осторожности. В конечном счёте я удачно выпутался из всех формальностей и унаследовал отцовский дом. Дом, у которого был свой запах и свои привычки.

Через окно я наблюдал, как силуэты людей поднимались с пляжа под начинающемся дождём, пока большая волна, ударившись о скалу и разбрызгивая снопы пены, не заставила их вовсе удалиться.

В осиротевшем доме такая глубокая тишина, что я боялся потревожить её, чтобы не пробудить воспоминания прошлого. Иногда скрипучие половицы и стропила нарушали тишину виллы, как будто для того, чтобы внести ноту тревоги в то спокойствие, которое, казалось, царило в жилище.

В такой зимний вечер, когда пейзаж тонул в мороси дождя, ничего не оставалось, как усесться в старое кресло и наблюдать. Струи дождя цеплялись за всё, обвиваясь вокруг единственного фонарного столба в его жёлтом мягком освещении.

Моросящий дождь, обволакивающий голые скелеты деревьев, казалось, проникал везде и повсюду.

Глядя сквозь оконные квадраты, я терзался мыслью, что сделать, как забыть о насилии, перенесённом в прошлом году. Это чувство накапливалось во мне, как бомба замедленного действия.

Мелкий дождь облизывал пляж, а ближе к западу, где заходит солнце, со стороны Лорьяна небо стало проясняться. Влажная дрожь пробежала по тёмному песку. Вдруг луч света прорезал колыхание воды. Должно быть, яхта возвращалась в порт. Белая кромка пены обвивалась вокруг мыса, пытаясь нарисовать незыблемый круг. Эта кромка ещё больше подчёркивала тёмную монохромность морского пространства. Ветер завивал кружева набегающих волн. Они просачивались невидимыми в песок, наполняя морской прилив.

События, которые я пытался забыть, вновь и вновь возвращались, будоража моё сознание, как зловонные пузыри, вырывающиеся наружу из застоявшейся тухлой воды. Пережитый кошмар опять давал волю разгуляться невыносимым страданиям. Память, полная тех воспоминаний, вновь возвращала к той тонкой грани балансирования между жизнью и смертью. Это было время, когда СМЕРТЬ смотрела мне в глаза с ухмылкой.

Я потряс головой. Мне хотелось напиться до смерти, чтобы изгнать эти кошмарные сцены из глубин моей памяти.

Внезапно телефон прорвал тишину, возвращая меня к печальной действительности. В пустом доме он звучал пугающе и нелепо. После шестой попытки, я всё же подошёл. Кто мог мне звонить сюда? Мало кто, в общей сложности, кроме Клэр и нотариуса, знали, что я находился в старом отцовском доме недалеко от Лорьяна.

– Франк?

Я ответил раздражённым голосом, не узнавая человека на другом конце:

– Да.

– Я вам звоню по рекомендации Клэр.

Голос человека, казался тревожным с придыханием на конце линии. Он отдавался эхом в трубке. Это был голос старика, чья шумная отдышка сокращала слова, плохо проговариваемые в подавленном дыхании.

Я ответил угрюмо:

– Да, и что?

Тембр голоса упал до шёпота:

– Она мне сказала, что вы могли бы мне помочь, я хотел бы с вами встретиться.

Он промямлил что-то, как в пьяном пришепётывании слов. Я не хотел его слушать, не хотел говорить ни с кем. Во всяком случае, я должен был вернуться в Никарагуа в следующую субботу в моё пристанище, в мой мир в Плайя дель Сюд. Но голос был настойчивым.

– Пожалуйста, помогите мне, я не знаю, что делать! Я вам звоню с моего мобильного из бара «Сельтик», который находится в километре от вас, на входе Форт Блоке.

Он глубоко вздохнул, как будто для того, чтобы прибавить себе мужества и добавил:

– Я познакомился с Клэр в больнице Лорьян после несчастного случая. Это я прооперировал её, и мы подружились.

Клэр рассказывала мне о своей автокатастрофе, когда она была на практике в Лан Биуе. Это приковало её на три месяца к постели. Она была в двух шагах от запрета летать, но хорошо выпуталась. Без особой твёрдости я ответил:

– Ладно, но как я вас узнаю?

– Я сижу у окна с видом на залив. На мне джемпер сине-белую полоску. Жду вас.

– Можно поесть в этом чистилище?

– Думаю, да.

– Тогда еду.

Мне нужно было время переодеться и сменить рубашку. Машина ждала в гараже. Я тщательно закрыл все двери и ставни дома прежде, чем отправиться в путь вдоль побережья. Ветер усиливался, бросая на скалы снопы морской пены. Унесённые порывом ветра они попадали, как снег, под колеса. Вскоре начался сильный дождь, заливая лобовое стекло. Я ехал медленно, стеклоочистители едва справлялись с таким сильным ливнем.

Стоянка находилась с другой стороны дороги недалеко от моря, как раз напротив того места, где меня ожидали. Три машины стояли у белого длинного сооружения с верандой, которое служило закусочной. Фасад был декорирован старым шифером, чтобы придать зданию более сельский стиль. Сверху мерцающая зелёная вывеска оповещала, что это бар-ресторан «Сельтик».

По соседству с рестораном находилось агентство недвижимости, которое было закрыто. Фотографии домов на продажу собрали всю пыль в витрине с грязным кафелем. Картонный промокший циферблат с движущимися стрелками обещал открытие агентства в десять часов. Но и циферблат и сами стрелки, похоже, потеряли всякую надежду на открытие. Два других заведения рядом были зашторены. Это три этажа крошечных комнат для туристов. Никакого света, никаких обитателей внутри.

За окнами ресторана, завешенными тюлем, я заметил силуэты, движущиеся как в театре Гиньоля. Входная стеклянная дверь завешена наполовину отклеившимися плакатами, которые объявляли о празднике бретонского танцевального фестиваля в следующую субботу и о блошином рынке. Я толкнул дверь и вошёл в бар. Около дюжины выпивающих обсуждали последнюю встречу местной футбольной команды. За барной стойкой, облепленной посетителями, стоял человек больше напоминающий монстра из научно-фантастического фильма. Алкоголь, похоже, вымыл все мозги бармена, превратив в расплывшееся чудовище. Его белые руки были покрыты черными волосами.

В полутёмном углу слева я заметил человека, одетого в ирландский трикотаж. Он прислонился головой к огромной пивной кружке, изображённой на витраже бара. Я не видел его глаз. Тень падала на верхнюю часть его лица. Зал был покрыт полумраком. Только бар был освещён отдельными пятнами света, что создавало впечатление спектакля под маленькими прожекторами. Заметив, что я вошёл в зал, патрон, а я думаю, что это был именно он, включил свет. Яркое освещение после нескольких миганий залило помещение из двух параллельных рядов неоновых ламп.

Большое пространство тут же превратилось в зал ресторана. Столовые приборы уже стояли на белых скатертях, только посетители не торопились занимать свои места.

Я подошёл к мужчине, уткнувшегося в окно. Только в этот момент я понял, что не спросил его имени.

Стоя перед ним, я представился:

– Я – Франк.

Он встал так неуклюже, как если бы из плохо собранного деревянного стула вывернули все шурупы.

– Доктор Шнебель. Присаживайтесь, пожалуйста.