Весь день златокрылая птица с востока летела.
Под вечер на запад она прилетела и села.
Пришли орды мрака ночного немедля в движенье,
И воинству света они нанесли пораженье.
И солнце невестою скрылось в своем паланкине,
Уснувшую землю опять до рассвета покинув.
И горы ушли в темноту вереницей верблюдов,
А звезды — как жемчуг, насыпанный в синее блюдо.
Владыка востока низложен вечернею мглою.
Луна захватила всю власть над ночною землею.
В том самом саду, что так долго служил мне приютом,
Где был я любовью своею так крепко опутан,
Где я предавался своей необузданной страсти,
Теперь пред любимой своей я раскрыл двери настежь.
Был сад в этот сказочный вечер прекраснее рая
И встречи с возлюбленной ждал, как и я, замирая.
Земля, как цветы, источала в нем запах пьянящий,
И воды Каусара
[162] текли в нем струею журчащей.
Сидел я у двери открытой, томясь в ожиданье,
Наполненный счастьем от мыслей об этом свиданье.
И вот мой цветок несравненный и столь прихотливый,
Прекрасная гурия с ликом луны горделивой,
Которую рядом увидеть был счастлив бы каждый,
Чей облик в стихах я уже восхвалял не однажды,
Во всей красоте своей вдруг на пороге предстала,
Откинув с лица своего предо мной покрывало.
Смогу ли забыть я когда-нибудь миг тот отрадный,
Когда я увидел впервые лицо ненаглядной!
Я был ослеплен красотой его, был потрясен,
Казалось, не явь это вовсе, а сладостный сон.
Она же, отбросив чадру, как ни в чем не бывало,
Свои непослушные кудри рукой поправляла.
Притихли все птицы в саду и замолкла вода,
И вышла луна из-за туч, чтоб ее увидать.
В невольном восторге пред нею затихли цветы,
И сосны в смятенье пришли от такой красоты.
Расправила кудри она — к завитку завиток,
Казалось, на розу упал гиацинтов поток.
В глаза ее страшно глядеть было — я и не стал.
Чуть-чуть приоткрытые вздохом, алели уста.
Их цвет удивителен был, он был ярок и густ,
Ведь сам сердолик позаимствовал цвет этих уст.
Румянец ей щеки окрасил, и чудилось мне:
Две нежные розы приникли к прекрасной луне.
Ее красота осветила и сад мой и дом,
И стало красивым в тот миг все что было кругом.
И я приложил свою руку ко лбу и глазам,
И тихо склонился пред ней, ничего не сказав.
Казалось, весь мир превратился в огромный цветник,
И каждый цветок, как и я, перед нею поник.
Что можно сказать, если та, кого ждал целый год,
Пришла и стоит пред тобою и слов твоих ждет!
Она уже села, а я все стоял и молчал,
За год от любовной тоски я совсем одичал.
Стоял потрясенный пред ней и глядел на нее.
Стоял, как больной, отыскавший лекарство свое,
Стоял неподвижен и нем и глядел без конца —
Нигде не видал никогда я такого лица!
Стоял я, и взгляд мои прикован был к розам ланит:
Казалось, лишь миг — и сожгут мне всю душу они;
Стоял я в смятении, чувствуя радость и страх;
Стоял я в беспамятстве, чувствуя слабость в ногах.
