И, выслушав все эти речи, мудрец мой крылатый
Сказал кипарису надменному: «О, как горда ты!
Зачем ты жеманишься так? Он и так ведь измучен.
Давно он любовью к тебе, как веревками, скручен.
Одною любовью живет он, покоя не зная.
Не он в этой страсти виновен — судьба его злая.
Зачем тебе гибель его? Он ведь болен тобою.
Ведь он неспособен бороться с тобой и судьбою.
Ты зимнему ветру подобна, ты даже опасней,
И стоит лишь дунуть тебе, как светильник погаснет.
Он ждет твоих рук и волос, он коснуться их жаждет.
Он ждет тебя каждую ночь, каждый день, вечер каждый.
Я стар, и за мудростью ходят ко мне молодые.
Советами многих спасал до сих пор от беды я.
Любовные раны глубокие быстро лечу я.
Любые недуги любовные хитро врачую.
Немало сердец возвратил я уж тем, кто терял их.
Вливал я уверенность в робких и силы в усталых.
От самой неистовой страсти известно мне средство.
И много влюбленных я спас от позора и бедствии.
Послушай меня, старика, — ты состаришься тоже,
Никто ведь две жизни на свете ни разу не прожил.
Зачем презираешь ты так унижённых и слабых?
Такое презренье сама ты снести не смогла бы.
Сама ты в огонь это сердце толкала усердно,
Не дай же сгореть ему в пламени, будь милосердна.
Оно все равно окружит тебя облаком дыма,
Найдет оно ночью тебя и с постели подымет.
Весною все розы цветут, но шипы у них колки.
Оли тебе руки поранят, дотронься лишь только.
Шипы и у сердца влюбленного тоже бывают.
О них надо помнить тому, кто его убивает.
Того, кто послал меня, ты бы могла осчастливить.
Два слова, два взгляда твоих его могут спасти ведь.
Зачем же с несчастным таким обращаться так строго
И, словно преступника, гнать его прочь от порога.
Во имя любви к тебе отдал он сердце и душу.
Дал клятву помочь я ему — и ее не нарушу.
Но если упорствовать будешь, тогда, негодуя,
И сам от порога его навсегда уведу я.
Скажу, что напрасно стоял он у запертой двери,
Напрасно надеялся он, в доброту твою веря.
Откуда взялось у тебя это злое желанье
Терзать его спесью своею? За что наказанье?
Скажи же хоть слово ему, утоли его жажду.
Открой же ты двери ему хоть на миг, хоть однажды.
Согрей его взглядом своим, возврати его к свету.
Прислушайся к просьбе моей и последуй совету».
И долго тянулась еще между ними беседа.
И долго в том споре орлу не давалась победа.
И много там доводов было и всяких уловок.
На каждое слово ее он отыскивал слово.
Но все ж одолел мой орел осторожного сокола.
Не вынесла спора красавица и приумолкла.
То ль просто устала она, то ль проснулась в ней жалость?
Силок был надежно устроен, и птичка попалась.
Попалась та птица, которой не встречу я равных.
Сказал хорошо Низами о таких своенравных:
«Она нежна. Она еще нежна. Она глядит влюбленными глазами.
Но это ложь. И лгут ее глаза. Другой давно уж сердце ее занял».
И далее: «Ее не упрекай. Не будет толку. Говорить устанешь.
Ее уста — бесценный сердолик, и глупо спорить с этими устами».
