О том, чтобы забежать в кондитерскую перед уроками, и речи не могло быть: дай Бог успеть к первому звонку.
Затаив дыхание, Исак открыл свой ящик, и… Пусто. В том смысле, что там его учебники, тетради, еще какой-то стафф, но в остальном — ничего лишнего.
«А я еще чего-то ждал? Ладно, оно и к лучшему. Новой бессонной ночи я не вынесу.»
Эвена Исак заметил еще на подходе к школьному крыльцу. Тот стоял поодаль, в одиночестве, пристально всматриваясь в одну лишь ему ведомую точку за решеткой забора. В ушах его была гарнитура, так что он, возможно, просто наслаждался музыкой вдали от толпы.
И, хотя Исак пронесся прямо возле него, Насхайм никак не отреагировал: даже не кивнул приветственно. Показалось только, что как-то повел взглядом вслед… Показалось.
«А я-то, идиотина, навоображал… Поделом мне!»
За обедом Исак сунулся в самый дальний угол столовой, где и проторчал весь перерыв, не поднимая головы. Спать уже, как ни странно, не хотелось. Хотелось только одного: просто чтобы этот день завершился без лишних происшествий.
После уроков Вальтерсен ринулся к шкафчику в холле, чтобы побыстрее оставить там ненужные на завтра учебники. Дверца открылась легко, что вызвало вздох облегчения, который, впрочем, тут же застрял на выдохе, у самого горла… ибо под ноги ему вновь упал листок с рисунком наверху.
На этот раз с листа белой бумаги на него смотрел аппетитный чизкейк с двумя тонкими веточками и цветком ванили наверху. Дрожащей рукой мальчик перевернул рисунок… Две строчки, выполненные все тем же неровным почерком, гласили:
«Мои пальцы завидуют ветру, что ласкает твои волосы цвета ванили»
«Что-о-о?!» — Исаку показалось, что он пропищал это «что» чуть ли не на весь холл.
«Это что же, выходит, и правда для меня?.. Или кто-то ошибся, так жестоко ошибся, два раза подряд?»
Щеки жгло так, словно их натерли смесью перца чили и васаби. Стук сердца был слышен в затылке. Мальчик пошатнулся… Да так, что в считанные секунды оказался в чьих-то крепких руках, оперевшись спиной о твердую грудь.
— Голова закружилась? — голосом, который Исак распознал бы из сотни, участливо поинтересовались.
Вальтерсен сообразил, что находится под десятками косых взглядов в их сторону. Поэтому он резко вырвался из удерживавших его рук и повернулся лицом к обладателю такого сейчас мягкого голоса:
— Есть немного… Я что-то ночью плохо спа…
«Вот я дебил!» — осекся Исак, не закончив фразы. — «Сам себя спалил по полной!»
Рисунок все еще был в руке, причем стороной с текстом. Вальтерсен резво сунул его в карман, даже не задумываясь, что снова помнет, — сейчас точно было не до этих сентиментов, — и попытался сделать непринужденное выражение лица:
— Уроков много назадавали. Плюс проекты… Короче, просидел полночи… Вот.
— Можно и без деталей, — ну почему голос Эвена снова так похолодел? — Но на воздухе тебе бы не помешало побыть. Что скажешь?
«А что я скажу? Может, это ты уже скажешь, к чему все эти художества?!» — хотелось крикнуть в это чертовски правильное лицо Исаку. «Ну почему ты молчишь… Ведь ты же видишь, что я никогда не решусь спросить первым!»
Скажи, что это т ы… Скажи… Скажи… Скажи…
«А если нет… Ну, а если?!.. Ну почему все так сложно!»
— Я и так домой собирался уже. Все нормально.
— Я тебе не про «домой» говорю. Дома можно и в дождь посидеть. А сегодня такая чудесная осень… Октябрь уже дышит на пороге…
«Он сам-то себя понимает? Вот я его — точно нет…»
— В смысле… Ты опять меня… «проводить» хочешь?.. — помявшись, выдавил из себя Исак. — Номер с кондитерской не пройдет, сразу говорю.
— «Номер с кондитерской»? — почти надменно переспросил Насхайм. — Ты о чем это? Если ты про то, что мне пришлось убежать, так в том была острая необходимость. Но сегодня я бы просто хотел прогуляться, часик-другой. Это себе Исак Вальтерсен может позволить?
Подросток только плечами пожал: он все меньше и меньше понимал действия этого парня с третьего курса.
«Если он ведет какую-то игру… Надо как-то вывести его на чистую воду…» — зародилось в затуманенном разуме Исака.
Тем не менее, уже через двадцать минут они шли бок о бок по ближайшему к школе парку. Под ногами приятно шелестели яркие листья и тонкий слой хвороста, а легкий осенний ветер, чуть прохладный, но очень свежий, трепал их светлые волосы.
Исак невольно вспомнил текст записки, но Эвен, словно нарочно, прервал его мысли.
— Ты нечасто выходишь на прогулку? — Насхайм развернулся к нему полубоком, несильно задев плечом его щеку. — Извини, не рассчитал, — и вновь эта улыбка.
«Настроение у этого парня меняется со скоростью света» — отметил про себя Вальтерсен,
— Нечасто, — честно покаялся Исак. — Да мне и некогда, — мальчик поморщил нос, что снова заставило Эвена улыбнуться. — А ты?
— Я? — сейчас они оба остановились лицом друг к другу. — Хотелось бы и чаще.
— Что тебе мешает? — Исак понурился, загребая носками кедов ворох шуршащей листвы.
— Не с кем.
— «Не с кем»? — настала очередь Исака переспрашивать. — Мне показалось… Ты как раз из тех… кто сторонится компаний. Нет разве? — не поднимая взгляда, уточнил подросток.
— Тебе не показалось, — Эвен сделал пару шагов и теперь стоял совсем близко, разглядывая верх золотящейся в лучах вечернего солнца макушки. — Мне не нужны большие компании. Достаточно одного человека. Того, кем я захочу дышать.
Исак вскинул голову и почти ударился темечком о красивый подбородок. У него глаза вдруг начали слезиться. Нет, плакать ему не хотелось, но то ли ночь без сна сказывалась, то ли усиливавшиеся порывы ветра…
И тут мальчика просто прорвало:
— Скажи… Зачем ты мне все это говоришь? Какую игру ты затеял? Зачем ты вообще все это делаешь? Думаешь, если я никому не нужен, я поведусь на эти картинки с записочками?! Поведусь и буду бегать за тобой, как щенок, выискивая внимания?!
— Исак… Ты что?..
— Я «что»?! Это ты «что»! И… Всё… Хватит с меня этого!..
Он и сам не отдавал себе отчет в своих словах поначалу. Развернувшись, как мог быстро помчался прочь, не оглядываясь. Добежав до остановки, плюхнулся на скамейку, закрыв лицо руками…
«Что я наделал… Как завтра в школу идти?» — сокрушался несчастный подросток.
А следующим утром вновь почти не спавшего всю ночь подростка поприветствовала очередная, как он бросил Эвену, «картинка с запиской»: на листке были изображены яблоки в карамели — такой десерт готовят на Хеллоуин в некоторых странах. И на обороте были слова, которые почти на все сто раскрыли для Исака личность их автора… Вот только чуяло его сердечко: после его выкриков в парке, это последнее, что ему напишут…
«Ты пахнешь карамелью, яблоками и корицей. Я хочу дышать твоими запахами.»
========== Часть 5 ==========
«Поймать бы его взгляд. Всего лишь на мгновение, на какие-то доли секунды»
Но, как на зло, Эвен Бэк Насхайм не заговорил и ни разу не взглянул в его сторону за минувшую неделю, ту самую, что, казалось, вечно тянулась с их последнего «общения» в парке.
Как Исак и предполагал, больше в его ящик не попадали рисунки кондитерских десертов с посланиями. Вернее сказать, был один, в виде пустого белого листа, в центре которого — две точки, оставленные черными чернилами. Мальчик даже не стал заморачиваться, что они могли означать. Он и сам сейчас мало чем отличался от этого белого листа: такой же пустой, почти полый внутри.
К пятнице Исак поуспокоился: в конце концов, есть ли смысл переживать из-за того, что с тобой перестал общаться человек, который до этого, в принципе, тебя не замечал? А то, что теперь его сердцу не нужно делать остановку каждый раз перед открытием шкафчика в холле, так это даже лучше.
Но в обеденный перерыв спокойствие Исака пришло к финишу быстрее, чем его пытающийся трезво мыслить разум: за одним столиком с третьекурсником Насхаймом мальчик обнаружил мило беседующую с ним девчонку со второго курса, ту самую, которую Эвен так заботливо утешал неделей ранее. И… досаднее всего было то, как он улыбался ей… так же, как Исаку тогда, в приглушенном свете в кондитерской. Может, он и не хотел сам себе признаваться в этом, но где-то глубоко, в самом укромном местечке в сердце, было обидно: он вовсе не был каким-то особенным для Эвена, а эта красотка, наверняка, получает сейчас эти милые рисунки…