Эвен, умилившись, улыбнулся, мягко потерев подушечками больших пальцев ямочки под веками на любимом личике:

— Конечно, родной. Никто нас не разлучит, слышишь?

— Слышу.

Под громкое, неодобрительное фырканье отца Исака, мальчики быстро коснулись губ друг друга и нехотя распустили объятия.

***

— А чемоданы где?

На следующих выходных Эвен позвал Исака в ту самую кофейню, где когда-то до тряски в коленях неуверенный в себе мальчик дико смущался такому вниманию самого невероятного парня школы.

— Эвен, — пропустив мимо ушей шутливый тон своего бойфренда, Исак уже обхватывал ручками его за шею. — Привет.

— Привет, — Эвен влажно чмокнул его в кончик носа. — И как тебя отпустили ко мне? Или снова сочинил легенду про однокурсников?

— Нет, — Исак уютно устроил голову на его плече. — Больше никаких легенд. Я не стану скрывать тебя и отношений с тобой.

— А дома как? Твой отец все еще не доверяет моей сомнительной личности?

— Даже не знаю, — Исак пожал плечами, а затем хитренько подмигнул любимому. — Вчера вечером зашел ко мне, ну и так, про между прочим, сказал: «Бабушка на выходные отбивные пожарит. Зови своего… Она познакомиться хочет.» Вот. Придешь?

— Приду.

— Серьезно?

— Да, а почему нет? И, кстати, «твой» там обещает вести себя прилично и, если что, тихо и спокойно удалится. Без пламенных речей. Но с одним условием: «своего» он заберет с собой.

Исак поплыл в счастливой улыбке:

— Обещаешь?

— Конечно. Ведь у меня на это миллион причин. И одна, самая главная.

— Я уже когда-то слышал это от тебя. Но ее, самой главной, ты мне так и не назвал.

— Разве?

— Именно.

Одной рукой Эвен бережно обхватил маленькие пальчики, а другой вынул из-под куртки небольшого размера стеклянную бутылочку и завязанный сверху, чем-то наполненный мешочек в виде sachet. Все это юноша вложил в свободную руку Исака.

— Хотел отдать позже, но любопытство моего любимого мальчика не обладает терпением. Пойдем.

Уже будучи за столиком внутри кофейни, сделав заказ на любимый кофе и маффины, Эвен попросил мальчика открыть мешочек.

Внутри оказалось несколько пакетиков, которые Исак и сам частенько использовал для приготовления цветной глазури.

— И что мне со всем этим делать? Ты хочешь, чтобы я тебе приготовил что-нибудь? — щечки мальчика сейчас сами напоминали клубничную глазурь. И ты снова уходишь от ответа, Эвен! — Исак нарочито надул губки, но, по большей части, для порядка.

— Терпение, — Эвен открыл первый пакетик, где находились сотни кристалликов зеленого цвета. — Высыпай на дно.

Исак сначала колебался, но, все же, выполнил просьбу.

— Вот так появилась наше доверие к друг другу, — Эвен открыл следующий пакетик…

С каждым новым слоем уголки губ Исака все больше и больше поднимались к розовевшим щечкам.

Вскоре бутылочка оказалось доверху наполненной слоями разных цветов. Помимо «доверия» внутри оказались «нежность», «понимание», «уважение» и, конечно же, самый верхний и самый плотный слой достался кристаллам алого цвета. Над всем, что отныне существовало между ними, что когда-то зарождалось по вот такому же крошечному кристаллику, царила любовь.

Эвен закупорил стеклянное горлышко легкой пробкой:

— Это все пока будет храниться у тебя.

— «Пока»? А дальше?

— А дальше, когда мой мальчик окончит школу, а я смогу найти хорошую работу и не зависеть от родителей, мы будем хранить это в нашем общем доме.

Исак, все еще не смея прикоснуться к их сотворенному с Эвеном общему «счастью», протянул обе ладони к рукам любимого, что мгновенно сплелись пальцами с его маленькими пальчиками:

— Так правда будет?

— Конечно, малыш. Разве может быть иначе?

— Ты… Ты все равно не ответил… Про причину.

Эвен притянул эти пальчиками к себе и коснулся их губами:

— Там внутри, — он кивнул в сторону бутылочки, — столько чувств, ароматов… И вкусы их смешались между собой. Но даже если встряхнуть, даже если всё по крупицам смешается между собой — я всегда смогу узнать среди них мою любовь к тебе. Потому что ты единственный, кто пробудил во мне вкус к жизни, Исак.