И этот взгляд сквозь едва приоткрытые веки, и нежная улыбка и десятки крошечных, но таких ласковых поцелуев в нос, щечки, губы и — самые чувственные из них — в шею и впадинку между плечом и ключицами. И его самое нежное на свете «доброе утро, малыш»…

В это утро Исак впервые в жизни проснулся совершенно уверенным в одном: отныне они с Эвеном будут вместе и это навсегда.

До рождественских каникул оставалось всего ничего доучиться, а значит, можно будет рассчитывать на уйму совместно проведенных счастливых дней и теплых вечеров. И, быть может, Эвена, все же, не оттолкнула эта первая, не совсем удавшаяся, ночь вместе, и тогда подобное сегодняшнему пробуждение в его объятиях будет не последним.

В который раз за последние дни размышляя обо всем этом, прикидывая в голове, что еще такого можно будет «недоговорить» бабушке и отцу, чтобы вновь остаться на ночь у любимого, Исак, обнимаемый со спины Эвеном, зашли в холл школы.

То, что они вместе, ни для кого не было новостью, и даже предсказуемые до банальности скабрезные шутки от Филиппа, где-то позабывшего своего закадычного дружка, сегодня совершенно бы не трогали Вальтерсена. Да и шутить так открыто рыжий явно бы не осмелился: поздороваться со взглядом Эвена, готовым ринуться защищать своего мальчика, вряд ли входило в его планы.

И все-таки был один взгляд, от одного конкретного человека, который, если не портил, то явно не вписывался во всю эту романтическую идиллию.

— Прости, но ты не мог бы отойти со мной на пару слов, Эвен?

Та самая Линда, которую когда-то с таким трепетом утешал Насхайм на глазах досадующего на всю эту ситуацию Исака, стояла сейчас, перегородив путь беззаботно обнимающейся парочке.

— Что случилось? — спокойно отозвался Эвен, не выпуская из объятий уже успевшего опустить уголки до этого так мило улыбающегося ротика Исака.

— Я все объясню. Но… тет-а-тет, если не возражаешь.

Эвен прикусил нижнюю губу, а затем, поцеловав своего успевшего заволноваться мальчика в висок, тем же спокойным голосом проговорил:

— Исак, ты иди на уроки. За обедом, наверное, уже увидимся, идет?

Но Вальтерсен словно не слышал: просто стоял и непонимающе хлопал ресницами, цепляясь за рукава толстовки отпустивших его рук.

Девушка лишь выжидательно поджала губы.

— Все будет хорошо, ты меня понял? — Эвен вновь крепко обнял его и легонько подтолкнул, направляя к нужному кабинету. — И чтобы на уроках думал об уроках!

Исак, было, помялся, но — делать нечего — поплелся на учебу. Последнее наставление Насхайма, естественно, прошло для него бегущей строкой.

Еле-еле дождавшись большой перемены, проталкиваясь сквозь толпу старшеклассников с таким напором, что едва не получил по уху от наконец-то явившегося в школу к обеду Рику, — да и черт-то с ним, не до него сейчас! — Исак оказался в столовой. Заняв место в очереди, он то и дело оглядывался по сторонам в поисках лихо зачесанной назад светлой челки, но Эвен, по совершено непонятным причинам, даже и не думал приходить на обед.

Мальчик едва ли поклевал по крошке купленного в буфете пирога и, наспех запив все простой водой, торопливо побрел на школьный двор. Он даже куртку не стал брать с собой. Вышел на улицу в тоненькой рубашке, надетой под мелкой вязки жилет.

«Эвен»…

От самых школьных ворот к нему шли быстрым шагом, на ходу раскрывая объятия, но разве могли эти руки опередить бегущего им навстречу вконец изпереживавшегося мальчика.

— Куда ты пропал?! — почти причитая, набросился он с вопросами на запыхавшегося от быстрой ходьбы Эвена. — Я же так волновался! Ты обещал: увидимся за обедом, а сам не пришел!

— Конечно, волновался, малыш, — улыбаясь, терясь носом о мальчишеский висок, попутно снимая с себя куртку и накрывая ею мягкие плечи, ответил Эвен. — И поэтому ты, подозреваю, даже не пообедав нормально, выбежал сейчас раздетыми на улицу. Так?

— А сам?! — тоненько пропищал откуда-то с его груди Исак. — Ты тоже не обедал и сейчас стоишь из-за меня раздетым!

— Ну, — Насхайм перешел на вкрадчивый шепот. — Во-первых, я успел перекусить, а во-вторых, я буду совершено не против погреться о моего горячего мальчика где-нибудь в укромном местечке. Знаю такое одно, — Эвен подмигнул смотрящему сейчас на него с долей недоверия Исаку. — Что скажешь?

— Ладно, но ты мне расскажешь, где ты был все это время?

— Пойдем-пойдем, — Эвен уже тянул его за руку. — У нас всего двадцать минут, а я успел так соскучиться, что, боюсь, придется подбить моего мальчика на прогул.

Уже находясь в тепле, в небольшом помещении рядом с со старым, ныне пустующим спортивным залом, Эвен без остановки целовал эти успевшие покрыться от мороза белесым налетом губы, бархатистые на ощупь щечки и дрожащие полные пальчики:

— Малыш, — Эвен, наконец, заставил себя оторваться от любимых губ. — Ну, будет тебе уже переживать. Я же здесь, с тобой. — эти дрожащие ладошки уже оказались в согревающих их теплом и нежностью руках.

Но к удивлению Эвена, Исак только неловко высвободил свои руки и, облокотившись спиной на старый шкаф, с непроходящей тревогой в глазах уставился на своего парня, который в недоумении завел согнутую в локте руку себе за голову и принялся перебирать ею волосы на затылке.

— Так ты расскажешь мне, где был пол-дня? — наконец, заговорил Исак.

Эвен повел бровями вверх, а затем надул щеки и с шумом выдохнул:

— Мы поговорили с Линдой, потом съездили кое-куда — там правда нужна была моя помощь. Время шло к обеду, в школу мы бы точно не успели вернуться к большой перемене. Зашли в какое-то не весьма уютное кафе, пообедали тем, что нашли съедобным. Линда уехала домой, а я вернулся к тебе, — Эвен сделал паузу, а затем добавил. — Этого достаточно, или еще какие-то детали требуются?

— Мог бы и позвонить, что задержишься… Или хотя бы пару слов черкнуть, раз так занят был.

Насхайм достал телефон и несколько раз нажал на кнопку: экран так и оставался черным:

— Видишь? Батарея села полностью. У Линды, прости, неудобно было брать. Но если бы знал, что начнутся такие подозрения, лучше бы не постеснялся и воспользовался ее телефоном. Всё? Или еще что-то надо объяснить?

— А «съездили кое-куда» — это куда?..

Исак, которому, казалось, отказывался быть опорой даже этот несчастный, весь в облупившемся лаке шкаф, нервно переминался с ноги на ногу, сложив на груди руки. Вот эта-то закрытая поза больше всего и напрягала Насхайма:

— А такие допросы с пристрастием будут происходить каждый раз, стоит мне будет хотя бы на пару часов исчезнуть из поля твоего зрения?

— Нет… Не каждый…

И взять бы им сейчас да и превратить исход двух последних реплик «ни-о-чем» в шутку. Просто улыбнуться и вновь оказаться в объятиях друг друга, но таков уж удел двоих, до беспамятства влюбленных друг в друга: вечно балансировать на грани чувств.

— Исак, — Эвен выпрямился, сделав шаг навстречу мальчику, но рук не протянул к нему, а только взглядом сейчас удерживал бегающие из стороны в сторону глаза любимого мальчика. — Я понимаю, правда же, понимаю: это первые в твоей жизни отношения и…

— И единственные, — шепотом прервал начавшего говорить Эвена Вальтерсен.

— Хотелось бы верить.

— Мне тоже.

— Так… — Эвен скрестил руки в жесте «стоп», с трудом удерживая голос на нейтральные нотах, потому как перейти на повышенный тон сейчас означало бы одно: мальчик расплачется и убежит, и вместо романтического вечера вдвоем за просмотром какого-нибудь фильма Насхайма ожидают бесконечные попытки уговорить Исака успокоиться.

— Ты мне одно ответь, только честно и без оговорок: ты доверяешь мне, Исак?

Мальчик вроде бы уже и сам начал понимать, что без причины устроил этот «допрос»… Но как теперь остановиться, если сердечко вот-вот рухнет от одной лишь только мысли, что он может потерять этого невероятного парня?

— Я… Понимаешь… Я честно пытаюсь не думать ни о чем таком… — почти заикаясь на каждом слове, совсем поникшим голосом начал свои объяснения Исак. — Но ты все время что-то недоговариваешь. Как будто есть люди, которые могут знать все о тебе, а есть я. И мне позволено знать лишь одну сторону твоей жизни. И каждый раз я начинаю бояться, что та другая сторона… что она заберет тебя у меня. Вот!..