— Ты злишься на меня? — спрашивает он, скрывая неподдельный интерес за пеленой безразличия. Замечаю лёгкую мимическую дрожь на его лбу. Он очень сосредоточен. Пытается понять, обладаю ли я ещё какой-либо информацией.

Поначалу я думала, что Гарри слегка расстроен, что я свалилась сюда, и сожалеет, но в его голосе прорезалась нотка раздражения. К чему бы это? Разве я запихала его в шкаф, позволив свалиться в какой-то тайный подвал?

— Да… Из-за тебя я попала сюда и снова потеряла сознание, — шиплю. — Как в подростковой книжке, черт возьми! Ты мне противен, выпусти немедленно, ни то я позвоню в полицию, Стайлс. И я не шучу.

Его лицо остаётся непоколебимым. Гарри внимательно слушает меня, лишь иногда кивая. Зеленые изумруды с ухищрением смотрят на меня. Он слегка щурится, что делает, когда бывает зол.

— Хм, ну, продолжай.

— Я всё сказала.

— Давай, я слушаю! — повышает голос он, слегка толкая меня в плечо, — жест не из приятных.

— Я же говорю, что всё…

— Я хочу знать больше! — почти кричит он, толкая меня назад, от чего я чуть ли не падаю вместе со стулом. Смотрю на него удивлённо, пытаясь понять, куда пропал милый Гарри, с которым мы чудно поедали кислых человечков.

— Мне нечего сказать, — пожимаю плечами, потирая руки друг о друга от пронзающего холода.

— Ты уверенна?

— Да, блять! — повышаю на него голос, ощущая неприятный ком в горле. Я очень хочу пить. И он меня изрядно достал, можно его убрать?

Между нами повисла неприятная, такая томная и темная пауза, действующая на нервы. Я сейчас зла, как никогда. Правда, никак не могу понять из-за чего.

Опускаю глаза вниз, рассматривая кроссовки, что подарил Гарри, и улыбаюсь про себя.

«Такая странная ситуация не может испортить всё, что было между нами. Это просто надо переждать»,  — думаю я, как всегда, чудовищно ошибаясь…

— Теперь слушай меня, Изабелла Мария Кляйн, — он толкает меня, от чего я падаю обратно на стул. Гарри выглядит устрашающе, да и тон у него не самый мягкий, но апатия всё ещё беспрекословно действует на меня, как успокоительное, поэтому я внимательно его слушаю. — Я тебя, детка, знаю, как облупленную. Ты бы не стала мне истерик закатывать, — он указывает рукой в сторону, где я стояла пару минут назад. — Белла, ты ведь умней. Ты всегда была на шаг впереди своих сверстниц, я прав?

Продолжаю пялиться на него, ощущая жуткую дрожь, пробирающую до кончиков пальцев. Он не может снова уничтожить меня. Я просто не могу позволить ему это сделать! Разве мы ценим друг друга? Нет, определенно нет. Будь он хоть капельку заботливым, не стал бы доводить меня до приступа каждый раз, когда ему это нужно.

Мы не должны цепляться за людей, что разрушают нас. Тем более, привязываться.

Гарри оперся руками по обе стороны от меня, сосредотачивая всё внимание на мне. Я, находясь ниже, могу ощутить его тяжёлое дыхание, слегка прерывистое.

Моя мама так дышит. После смерти отца ее преследовали бесконечные кошмары, приходящие ей во снах. Неужели Стайлса тоже преследует «Чёрный человек»?

— Ничего я не делала.

— Не строй из себя дурочку, Белла, — говорит Гарри, сменяя грубый тон на более мягкий.

Гарри — психолог. Он может этого и не знает. В некоторых людях это просто заложено — чувствовать других, понимать с полуслова. Всегда действовать правильно, чтобы влиять на других психогенно.

— Ты знаешь что-то, я прав?

— Знаю что? — сердце подпрыгивает, ударяется о стенки организма и возвращается на место в прежнем ритме. Кровь разгоняется по венам, насыщая мозг. Я снова мыслю четко.

Сидеть напротив возможного убийцы и строить из себя даму бесстрашную — крайне рисковый ход. Но раз уж мы начали играть по таким правилам, то и останавливаться смысла нет.

Игра ещё не закончена. Козыри остались в колоде.

— У меня ничего… ничего нет… о чем ты? — продолжаю врать я. На самом деле, я и правда ничего не знаю. Только о видео. И то, оно кажется мне подставным.

Не понимаю, к чему он клонит. Связано ли это каким-либо образом с его работой и людьми, что приходили? Мозги словно сейчас взорвутся! Они переполнены информацией.

— Не пудри мне голову! — неожиданно вскрикивает он, ударяя руками о подлокотники стула, от чего они с треском ломаются, падают на пол, при этом издавая отвратительный скрип.

Ударяюсь об пол, но совсем не ощущаю боли, ведь нахожусь в полном ужасе от агрессивности Гарри. Цепляясь за последний шанс остаться невредимой, отползаю от него на безопасное расстояние. Сердце бьется, как бешеное, будто сейчас выскочит.

— Гарри, успокойся! Я ничего не знаю, — кричу в попытках успокоить парня, он лишь продолжает стоять на том же месте почти в метре от меня и яростно бить руками о стены. Я сейчас умру от страха.

Мой вопль на него не действует, он продолжает буйствовать. Хватает меня за руку и яростно сжимает её, от чего немой крик срывается с моих уст.

«Мечтаю закрыть глаза и уснуть».

— Отпусти, мне больно! — чувствую, как тяжёлые слёзы скатываются по щекам, обжигая. Такое чувство, что после них на коже останутся ожоги.

— Я так и знал, так и знал! — продолжил он, теперь хватая меня за вторую руку. Резко дёрнув меня на себя и поставив на ноги, Гарри прижал меня к холодной стене, что жутко отдаёт сыростью. Слегка морщусь и дёргаюсь, но затем застываю. Чувствую яркую вспышку боли, кажется, я ударилась чем-то о стену, но сейчас совсем не в состоянии понять, чем именно.

Гарри смотрит на меня так же, как смотрел в первый день нашей встречи у дома. Тёмные, почти болотного цвета глаза изучают меня в деталях. Брови сведены в одну сплошную линию. Я могу заметить, как быстро мечутся его зрачки. Сколько информации он обрабатывает в голове…

— Ты человек Джаавада, я прав? — рычит он, ещё сильнее прижимая меня к стене.

— Что? Кого? — вспоминаю имя мужчины, что только что был у Гарри в гостях. Кажется, его босс.

— Урод, — шипит парень, устремляя взгляд куда-то в пустоту. — Знаешь, а я ведь тебе поверил, потаскушка несчастная! — он ещё сильнее сжимает мои руки, от чего я истошно кричу, дергаясь.

— Гарри, пожалуйста, я не понимаю, о чем ты! — его лицо искажается в надменной ухмылке, почти смеясь, он выплевывает:

— Хотя бы сейчас не ври мне, сохрани хоть чуточку гордости, — с этими словами он отбрасывает мои руки, отходя почти на метр.

Я пялюсь на его спину, что вздымается от тяжелого дыхания.

И сама пытаюсь отдышаться.

— Уходи.

— Что? — удивлённо спрашиваю я, подходя к парню чуть ближе, попутно стирая слезы. — Гарри, ты можешь рассказать мне. — зачем-то настаиваю я, кладя руку парню на плечо.

Он дёргается, резко оборачиваясь на меня. Его лицо искажается, напоминая мне грустную мультяшную мордашку.

— Зачем? Вы оба хотите разрушить меня до конца. — почти шёпотом говорит он. — Сначала моя мать, теперь ты… это садизм чистой воды. А ты казалась мне искренней, Белла. Я даже поверил в историю о смерти твоего отца… и правда сожалел.

— Это правда! Я не понимаю, о чем ты говоришь… выслушай меня! — бросаюсь ему на плечи, пытаясь взять его лицо в свои руки и успокоить парня, но у меня не выходит, и он с новой силой отталкивает меня от себя.

— Уходи, блять! И благослови господа, что я тебя не убил! — кричит он, толкая меня в очередной раз.

Падаю на колени, еле сдерживая слезы. Он в последний раз смотрит на меня снизу вверх перед тем, как схватить за шиворот и вышвырнуть на улицу.

Насилие — нечто разрушающее не только физическую близость, но и ментальную, почти недосягаемую связь между людьми. Это не так больно, если делают это люди чужие. И невыносимо, если кто-то близкий, родной совершает это непоправимое.

Путь домой кажется мне сном. Я совершенно не в состоянии здраво мыслить, поэтому падаю на диван, пытаясь уснуть. Просто уснуть и не думать больше ни о чем. Не хочу вспоминать все ужасы, что произошли со мной.

И тут вдруг осознаю, что не жалею себя, ни капельки. Меня чудовищно гложет чувство жалости к Гарри.