– Я живу неподалеку, – продолжил эльф, – уже очень, очень давно живу. Но когда увидел следы, идущие с юга, мне стало любопытно. Никто не приходил сюда с той стороны на моей памяти. А память у меня долгая.

Котелок над костром, распространяющий запах по округе, все настойчивей сообщал, что пора бы уже заняться им, иначе гастрономические радости рискуют превратиться в подгоревшие горести. Решив, что мой гость, не проявляющий агрессии, не проявит ее и дальше, я снял варево с костра, предложив из вежливости принять участие в трапезе и престарелому эльфу.

Эльф не отказался. Он поблагодарил меня за предложение и мы занялись едой. Все же, совместное принятие пищи – оно кого угодно настраивает на дружеский лад и располагает к беседе, конечно, в том случае, если ни один из собеседников не является блюдом.

Подобрев, я рассказал эльфу свою последнюю версию легенды. Хотя, что-то мне подсказывало, что он в нее не слишком поверил. Впрочем, тот не выказывал своих сомнений вслух. Сэлли-Эрн рассказал мне вкратце свою историю, когда я полюбопытствовал, каким образом он здесь очутился и много ли его соплеменников проживают в этой местности.

– Я живу здесь один, – начал он, – много лет назад, когда я был еще молод и глуп, я жил в Эрнфиольне, что на западном континенте, который в старинных легендах жителей Холодных островов и северных королевств именуется Закенгартом, закатными землями. Тогда, я еще мог слышать Великую песню Фиольна, песню Вечного леса. Но молодость глупа. Произошел раскол внутри дум народа.

Старшие утверждали, что нам, перворожденным, не стоит идти в большой мир, на другие земли. Они утверждали, что нет у нас права идти дальше, что другие населенные земли этого мира, должны принадлежать тем, кто их населяет. Всякое насилие порождает отрицание жизни и отравляет Вечный лес, – так говорили мудрые. Но молодость глупа, самоуверенна и заносчива. Чего нам, перворожденным, считаться с нечистыми расами, которые лишь притворяются разумными, ведь они не слышат Вечного леса. Они даже хуже, чем животные, те хотя бы не пытаются прикидываться разумными существами и требовать себе каких-то прав. Это просто старики, в своей старческой пассивности, отказываются принимать новое.

И молодые ушли. Многие молодые ушли. Они уже научились слушать, но, к сожалению, не успели научиться понимать. Я был одним из них, даже хуже. Я был одним из тех, кто возглавил исход. Мы назвали себя Темными. Раз старики говорят, что ненависть порождает тьму, то мы станем ею. Раз свет несет жизнь всему живому, то мы станем той тьмой, которая поглотит и очистит мир от всей грязи, что сдерживает Вечный лес. Это было наивно. Только молодость сначала делает, а потом начинает думать. Эльф невесело рассмеялся.

Мы сели в свои корабли и переплыв океан, вторглись в королевства людей, что на западном побережье. Тогда, мы еще не утратили связи с силами природы и были особенно сильны. Мы смели королевства, как осенний ветер срывает пожелтевший лист с ветки. Никто не смог уйти на восток. Мы отгородили земли заклятиями. Но все же, далеко не все люди были убиты и унесены волной. Все же, нас было не так уж и много, всего-то несколько тысяч.

А на землях, которые мы захватили, селились десятки и даже сотни тысяч людей, орков, гномов. Орки отказались сложить оружие и были истреблены подчистую. Гномы, каким-то образом, смогли пройти через барьер, созданный нами, уползли по своим норам и укрылись в горах, за рекой Силем, вы люди называете их горы Гарт. Людей же мы захватили и обратили в рабство

. Победа наша была быстрой, несмотря на то, что мы потеряли несколько сотен, павших в битве с человеческими магами. Ни одна весть не вырвалась за пределы западных земель. Мы убивали всех разведчиков, какие пытались проникнуть в наши новые земли и узнать, что сталось с королевствами запада. Постепенно, таких становилось все меньше и меньше.

Но семя Фиольна, Вечного леса, не взошло на наших землях. И постепенно лес ушел из наших сердец. Захваченные земли были поделены на поместья между кланами и родами. Было построено несколько городов, связующих нас. Все это было построено руками людей, захваченных нами. Поначалу, ошалев от своей победы и безнаказанности, и поняв, что мы уже не услышим песен Вечного леса, мы воевали друг с другом, пока не осознали, что нас остается все меньше.

Шли годы. Лишенные силы Вечного леса, наши дети рождались все более слабыми магами. Только у пар самых сильных магов еще рождались дети, наследовавшие их силу, но такое случалось все реже. Мы вырождались. Мы познали старость. Мы стареем не так как люди, но все же стареем. Из тех, кто когда–то основал Эрн-Рианор, дожили до нашего времени от силы пара десятков. Остальные – их потомки, никогда не слышавшие песни Фиольна. Я ушел от них, поняв, что не хочу смотреть, как искажается все, во что я верил. Вырождение – это всегда отвратительно. Я пересек закатное море и вернулся в Эрнфиольн, но я был уже мертв для леса, а он стал мертв для меня. Вернувшись, я еще побродил по земле Эрн-Рианора, чувствуя подступавшую старость, а затем отправился на восток, в поисках смерти и забвения. Пересек ставший уже почти неощутимым барьер, поставленный при нашем вторжении, и углубился в Озерный край. Я блуждал по нему несколько лет, пока не пришел сюда, на границу топей и Озерного края. Здесь я и поселился.

– Сколько ж тебе лет? – спросил я его, – ведь западные земли стали закрытыми более пятисот лет назад.

– Мне уже более девяти веков. Не такой уж и преклонный возраст для тех, кто слышит лес, но глубокая старость для оглохшего. Я лишен того, что дает волю к жизни тем, кто слышит. Я уже умер, но все еще живу. У меня не осталось желаний, все мои чувства – лишь бледные тени. Мое существование – это море отчаянной скуки. Мои сверстники, что еще живут там, – эльф махнул рукой в сторону запада, – тоже не избегли этой участи. Испробовав все и пресытившись всем, что только могли придумать, всем, что давало хоть какие–то сильные ощущения, они доживают свой век в бесконечных интригах, не смея воевать. Они пресытились всем и испытали все. Ни любовь, ни жестокость уже не находят отражения в их эмоциях. Но и изменить свою сущность, обретя новый смысл, ни они, ни я уже не можем. Только Вечный лес способен принять и изменить нас. Но мы для него уже мертвы.

– Знаешь, – помолчав, добавил он, – мне всегда было непонятно стремление вас, короткоживущих, обрести бессмертие. Зачем вы стремитесь обрести то, что так ужасно?

Проходя по границе топи, я один раз встретил бывшего человека, мага, попавшего под какое-то странное воздействие много лет назад. Он просто сидел на валуне и смотрел невидящим взглядом в трясины. Он отвечал на мои вопросы, но теперь я понимаю, что ему было все равно. Обретя искомое бессмертие, более пяти тысяч лет назад, он так и не смог полностью отказаться от своей человеческой сущности и это свело его с ума. Видимо он пытался стать тем, кого вы называете богом. Одним из богов, но не смог изжить в себе человека. Что-то его удержало. Жалкое зрелище. От него веяло немыслимой силой, способной уничтожить весь мир или создать новый. Но он просто сидел на камне и таращился в пустоту, пуская слюну. Ты понимаешь? Просто сидел, и все. Я не хочу ТАК закончить. Но не знаю, как этого избежать. Сила во мне не дает моему телу умереть. А разум, не может погрузиться в сон.

Я сидел и переваривал сказанное эльфом. Такого потока откровений и информации к размышлению я просто не ожидал. Как-то не задумывался я раньше над такими проблемами бессмертия. Промолчав минут пять, я, как мог, постарался приободрить бедолагу и вернуть ему интерес к жизни. Переведя разговор с философских проблем в житейское русло.

–А давно ты здесь обитаешь? – спросил я его.

–Лет сто, наверное, – ответил эльф.

– Изрядно, не уж-то никто до меня не приходил с юга?

– Нет, да сюда вообще редко кто заходит. Разве что лет сорок назад, мне довелось видеть заблудившегося человека. А еще тридцатью годами ранее, я видел единорога, прошедшего по северному краю топей и ушедшего в Озерный край. Чудесное создание. Воплощение магии. Но приблизиться к нему я не смог, а он, почувствовав меня, ушел.