Х. К. де Миранда. Петр Иванович Потёмкин, 1681. Музей Прадо. Мадрид, Испания.
Помимо него, в обиходе московской жизни использовались также другие словари: русско-немецкий разговорник XV века, изданный в Кракове, копия которого была заказана в начале XVI века дерптским бюргермейстером Томасом Шрове и называлась «Книга русского языка», или просто «Русская книга» 1546 года[130]; англо-русский и русско-английский словарь Марка Ридли (Ридлея), служившего в 1594–1598 годы личным врачом царя Федора Иоанновича; «Парижский словарь московитов» (Dictionare Moscovite), составленный летом 1586 года во время месячной стоянки французского корабля в Новых Холмогорах капитаном Жаном Соважем и отражавший холмогорско-архангельскую речь конца XVI века; руководство по изучению русского языка немца Тонни Фенне, написанное в 1607 году в Пскове объемом 283 листа; немецко-русский словарь-разговорник 1629 года Генриха Невенбурга; «Русская грамматика» (Grammatica Russica. Oxford, 1696) немецкого филолога и дипломата Генриха Вильгельма Лудольфа, описавшая русский разговорный язык и ставшая первой в мире грамматикой русского, а не церковнославянского языка; нидерландско-русский словарь-разговорник конца XVII века и другие. Структура иностранных разговорников была практически одинакова для всех словарей. Она включала русскую азбуку, полный титул царя, отрывки из Священного Писания, обозначение чисел, времен года и дней недели, перевод мужских и женских имен, а также «имен зверей, птиц и рыб и плода земляного», названия домашних построек и утвари, еды и напитков, но самое ценное – тематические диалоги, которые, например, в разговорнике Невенбурга названы «Речи двух добрых людей» («Ein Gesprech zwei gutter Leute»).
Рукописи разговорников хранятся в различных европейских библиотеках и архивах: руководство по изучению русского языка Т. Фенне находится в Королевской библиотеке Копенгагена, разговорник Невенбурга – в немецкой библиотеке города Галле, нидерландско-русский разговорник – в библиотеке Ганновера и так далее[131]. Будучи частью культурного наследия западно-европейских стран, они вместе с тем являются также ценными памятниками русской истории и культуры периода Московской Руси, которая нередко использовала западноевропейские словарные материалы в древнерусских азбуковниках XVI–XVII веков[132]. Кроме того, в период Средневековья изучение языков велось также по широко распространенным текстам Священного Писания и, например, «Псалтырь» середины XVII века, писанная по-славянски, имела под каждой строкой перевод на греческий и польский языки, что способствовало их освоению и изучению.
Наряду с сугубо лингвистической значимостью иностранные словари, лексиконы и разговорники имеют также важное источниковедческое значение и выступают в качестве ценных источников по истории внешнеполитических и торговых связей Московской Руси, ее быта, ремесленного производства, медицины, культуры в целом[133]. Содержащаяся в них информация, затрагивая самые разные темы, дает богатый материал для понимания характера взаимоотношений иноземцев с русским населением и русских людей с иноземцами, более того, позволяет пересмотреть многие негативные оценки, исходившие от посещавших Московию иностранцев и прочно закрепившиеся в умах европейцев.
Тематические диалоги всех иностранных словарей-разговорников отличает «дух радушия и доброжелательности», начиная с «Парижского словаря московитов» и его раздела «Все други», продолжая немецким трудом Фенне, писавшим – «И мы по всякой времени добро суседство держали и хотим того и впред держати», и заканчивая «Русской грамматикой» Лудольфа, которая была создана в 1692–1694 годы, во время пребывания немецкого филолога в России. Свою грамматику Лудольф посвятил наставнику Петра I, князю Борису Алексеевичу Голицыну, который в совершенстве овладел латинским языком, чем, по мнению Лудольфа, «сам открыл себе доступ к беседам с иностранцами» и имел «великое утешение… о чужих землях беседовать»[134]. А в диалоге «О службе божьей» Лудольф приводил пример одного русского собеседника, отстоявшего обедню и на вопрос, осуждает ли он знакомство с иностранцами, ответившего: «Когда я найду доброго человека, его люблю и почестю, хотя он иной веры, а когда я вижу безделника, ево не во что ставлю, хотя он мой сродня. Разумно то, злобу и грех ненавидит, а не человека»[135].
В латинском предисловии своей «Русской грамматики», а также в особом издании диалогов и трактатов, предназначавшихся молодому Петру I, Лудольф акцентировал внимание на важности развития дружеского диалога между разными странами и народами и выражал надежду, что его «книга послужит на пользу тем, кто хочет научиться разговорному русскому языку», ибо «Всемогущий Творец этого мира, щедро одаряя разные народы разнообразными благами, видимо, хотел, чтобы жители земного шара завязали бы сношения между собой…», а в конце предисловия, обращаясь непосредственно к Руси, писал, что его Грамматика, может быть, «убедит Русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии», что «только к пользе и славе Русской Науки может послужить…, если они, по примеру других народов, начнут культивировать русский язык и издавать на нем хорошие книги»[136].
Это потом и произошло, хотя точности ради следует отметить, что еще в 1674 году на кириллице вышел первый учебник по отечественной истории – «Синопсис, или Краткое собрание от разных летописцев, о начале славяно – российскаго народа, и первоначалных кн[я]зей б[о]госпасаемаго града Киева о житии с[вя]т[а]го благовернаго великаго кн[я]зя киевскаго и всея России первейшаго самодержца Владимира, и о наследниках бл[а]гоч[е]стивыя державы ег[о] Российския, даже до … пресвет[лаго] и бл[а]гочтиваго г[о] с[у]д[а]ря н[а]шего ц[а]ря, и великаг[о] кн[я]зя Алексия Михаи-ловича всея Великия, Малыя, и Белыя России самодержца»[137]. Его автором-составителем был уроженец Пруссии (Кёнигсберга) Иннокентий Гизель (Innozenz Giesel), в юности переехавший в Киев, принявший там православие и постригшийся в монахи, в 1648 году ставший ректором Киево-Могилянской коллегии, а в 1656 году – архимандритом Киево-Печерской лавры, где «Синопсис» и был напечатан. Почти столетие этот учебник активно использовался в русском образовательном процессе: он выдержал около трех десятков изданий, многократно переписывался от руки и был очень популярен из-за своей идейной направленности, говорившей о единстве православного славяно-русского народа.
Весной 1685 года в Москву приехали греческие православные монахи, уроженцы Кефаллинии, братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Вместе с ними были сыновья Иоанникия – Анастас и Николай Лихуды, что говорило о полной уверенности братьев в успешности их русского путешествия. Выпускники Падуанского университета с дипломами докторов богословия, Иоанникий и Софроний Лихуды имели славу высокообразованных людей, «преподавателей, писателей, полемистов, переводчиков», которых «в греческом мире того времени называли “просветителями, учителями нации”»[138]. По установленному московскому порядку Лихуды как иностранцы первым делом явились в Посольский приказ, где предъявили свидетельствованный лист вселенских патриархов об их православии и богословско-педагогическом мастерстве, выданный им в Константинополе[139]. Однако в Москве пожелали лично удостовериться в знаниях братьев Лихудов, и им был устроен публичный диспут с известным философом, литератором, переводчиком Яном (Андреем) Белобоцким. После его успешного проведения 15 марта 1685 года Лихудам в обучение было дано несколько учеников Типографской школы иеромонаха Тимофея, что стало основанием для создания в Москве Славяно-греко-латинской академии – богословского учебного заведения высшего типа, опиравшегося на правила и нормы греческой и западноевропейской системы преподавания[140].
