— То есть они контролируют миллионы триллионов нейронных связей. Этого не может быть.

— Мои источники утверждают обратное. — Казалось, эти слова повергли Веда в уныние, но по мере того, как он продолжал, его голос звучал все более возбужденно: — По нашим сведениям, голографический способ считывания информации значительно усовершенствован. Помимо тех методик, о которых я уже говорил, теперь применяются и другие. Мне о них ничего не известно. В ходе эксперимента происходит запись картины отклика на внешнее раздражение. Его можно сохранить и повторно ввести в мозг испытуемого.

— Так что же? — Халиб пренебрежительно отмахнулся. — Они вводят в мозг человека содержимое его же памяти. Какой в этом смысл?

— Это необязательно должны быть его настоящие воспоминания. Ему можно показать изображение, созданное электронным способом. Испытуемый находится под воздействием препаратов, обостряющих его восприятие. То, что он видит на экране, впечатывается в его мозг. Повторите одну и ту же сцену несколько раз, и она, минуя области краткосрочной памяти, внедрится в глубины его подсознания. Теперь человек запрограммирован на действия, к которым его вынуждает содержимое его мозга. В медицине известен феномен под названием височная эпилепсия. Люди, страдающие ею, без видимых причин совершают необъяснимые поступки. Их организм функционирует безупречно, но они не в силах управлять своим поведением. Думаю, врачам Люмина удалось создать управляемую форму этого недуга. Люди, подобные тем, что покушались на вас и пытались взорвать «Аякс», ведут обычную жизнь, подсознательно подготавливая себя к поступкам, на которые они запрограммированы.

Налетевший ветер захлопал тентом зонта, и Халибу на ум пришло сравнение с крыльями. Несмотря на жаркий день, его охватил озноб.

— Эти люди умерли, Вед, — задумчиво произнес он, избегая смотреть на Управляющего. — Те двое, которых допрашивал Этасалоу… это было ужасно.

— Между сознанием и физиологией существует теснейшая связь, Возвышенный. С древнейших времен известны случаи, когда смертельно больные исцелялись одним напряжением воли. Люди, которым хватает жестокости обратить во зло эту особенность человеческого организма, вряд ли остановятся перед тем, чтобы запрограммировать своих подопытных на самоуничтожение. Наоборот, они непременно сделают это, стремясь обеспечить собственную безопасность.

— Контроль над разумом. Полное подчинение. Безграничная власть.

Невзирая на внешнюю невозмутимость Веда, было ясно, что насмешка императора задела его за живое. Тем не менее он сдержался и невозмутимо произнес:

— Это еще не все, Возвышенный. Мой агент умирает, и только потому он решился заговорить. Он сказал, что в последнее время его тревога несколько улеглась. Ему стало известно о ряде неудавшихся экспериментов. Судя по всему, попытки принудить человека убивать себя по приказу сталкиваются с непреодолимыми препятствиями.

— Врач, присутствовавший на допросе, утверждал, будто бы убийцы были подвергнуты полной перестройке сознания и покончили с собой усилием воли, — проронил император.

Глаза Веда возбужденно блеснули. Его напускного бесстрастия словно не бывало.

— Это старая запись, но она подтверждает все то, что я услышал от своего информатора. Манипуляторы Люмина превращают людей в роботов. Их искусство достигло таких высот, что убийцы предпочитают умереть, только бы не выдать своих хозяев.

— Их запугали и вынудили покончить с собой.

Вед медленно кивнул и повернулся к экрану, на котором все еще суетились крохотные фигурки.

— Смерть некоторых испытуемых сопровождалась еще более удивительными явлениями. Вторгаясь в неизведанные области, разделяющие мозг и сознание, экспериментаторы отмечают, что после ужаса и страха, в тот самый миг, когда аппаратура фиксирует наступление клинической смерти, у подопытных возникает чувство покоя и умиротворения. Такое впечатление, будто бы прекращение жизнедеятельности приносит мозгу необъяснимое, неестественное наслаждение.

— Различие между мозгом и сознанием? Прекращение жизнедеятельности? К чему эти тонкости, Вед? — язвительным тоном заговорил Халиб, скрывая все возраставшую тревогу. — Смерть, она и есть смерть.

— Прошу прощения, Возвышенный. Я много размышлял над этим и позволю себе не согласиться с вами. Мы используем небольшую часть мозга — ту, что делает нас людьми. Мыслительная деятельность человека управляется корой, которая представляет собой всего лишь тонкий поверхностный слой. Где-то в ней гнездится присущий нам страх смерти, любовь к цветам, неприятие резких запахов и иные эмоции. Вероятно, большая часть мозга, о которой нам ничего не известно — мы не знаем даже, какая ее доля служит вместилищем для сознания, не ведает страха смерти. А может быть, ее мышление подчиняется лишь чистой логике и воспринимает смерть так же легко, как рождение. Ну, а если она знает нечто недоступное людям? Что, если ей попросту нет нужды бояться небытия?

Под напором легкого ветра влажная ткань рубашки облепила тело Халиба. Кожа тут же покрылась пупырышками, волоски поднялись дыбом, оставляя неприятное колющее ощущение. Во рту императора возникла жгучая сухость. Он не отрывал глаз от потухшего экрана. Вед отступил на несколько шагов.

В голове Халиба закружил водоворот мыслей.

Полное, абсолютное подчинение. Могучий инструмент в руках врагов и предателей.

Чувство беспомощности исчезло, едва появившись. Халиба охватил азарт. Контроль над разумом — какая страшная сила! В ней воплотились извечные мечты и чаяния людей — не только доказать, что душа существует, но и управлять ею…

— Никому ни слова об этом, — распорядился он. — Надеюсь, твой умирающий агент не заживется на этом свете… ты понимаешь, что я имею в виду. Уже многие поколения твоя семья и императорская династия рука об руку вершат судьбы Галактики. Но еще никогда перед нами не вставал призрак столь ужасной катастрофы, сулящий вместе с тем не менее блистательное будущее. Секрет Люмина должен стать моим — ради высшего блага человечества. Помоги мне. Открой мне эту тайну, и для наших миров настанут поистине сказочные времена. Мы превратимся в богов.

В первые столетия своего существования династия, породившая Халиба, испытывала бесчисленные невзгоды и тревоги, которые наложили свой отпечаток на устройство императорского дворца. Однако теперь эта древняя твердыня затерялась среди грандиозных архитектурных фантазий более поздних времен. Задолго до рождения Халиба она утратила свое оборонительное значение. Башни и стены дворца, протянувшиеся на многие мили, были облицованы керамической плиткой с росписью, яркой, словно самоцветы. Живописные картины возносили блеск и величие империи до поистине фантастических высот.

Как и прежде, дворцовый распорядок полностью подчинялся соображениям безопасности. День и ночь императоров преследовали навязчивые видения — ухмыляющаяся физиономия молодчика с кинжалом, крохотные смертоносные кристаллы на дне бокала. Долгие века у стола властителя сменяли друг друга слуги, которым вменялось в обязанность пробовать пищу — многие из них покидали сей бренный мир куда раньше, чем им предназначалось природой. Та же судьба подстерегала императоров, слишком поздно осознавших последствия своей чрезмерной доверчивости. Однако подавляющее большинство покушений все же удавалось предотвратить.

Халиб не раз задавал себе вопрос — сохранится ли эта добрая традиция хотя бы на протяжении еще одного поколения. Его с детства преследовали тайные заговоры многочисленных претендентов на трон, но уже тогда у мальчика обнаружились телепатические задатки, и это свойство обрекло его на затворничество.

Пожелав спокойной ночи гвардейцам, охранявшим его опочивальню, император приложил ладонь к чувствительной пластине замка бронированной двери паровианского производства. Он любовно погладил металл. Дверь могла защитить его от любых посягательств, разве что кроме продолжительной осады.