– Но, – Джен на мгновение задумалась, не зная, что возразить, но здравый смысл стал постепенно к ней возвращаться, и она неуверенно предположила:
– Но ведь этот страшный диагноз может не подтвердиться, врачи сказали…
– Не будь наивной! – резко перебил ее незнакомец. – Алкоголь только в огромном количестве может вызвать неправильную реакцию препарата, и то в единичных случаях. Он наркоман, и колется уже несколько лет. Ты ведь даже не удосужилась посмотреть на его руки!
Девушка правда припомнила, что Уффе как будто прятал свои руки от нее, когда одевался, вышел из комнаты. И вроде бы под его загорелой кожей действительно можно было различить нездоровый землистый оттенок вокруг глаз… Уже через пару секунд Дженнифер была убеждена, что этот странный человек говорит правду. Однако еще одна здравая мысль успела проникнуть в ее сознание:
– Ведь это не означает, что я непременно заразилась, мы …
– Глупости! – На бледном лице незнакомца обозначились морщинки, а подведенные тушью глаза смотрели зло и озабоченно. – Это все сказки! Если ты с ним спала, – он сделал паузу и придвинул свои серые глаза вплотную к лицу Дженнифер, – то ты тоже больна. И нечего надеяться на чудо! Чудо здесь то, что ты встретила меня, а я знаю, как тебе помочь!
Девушка не могла представить, какую помощь может предложить ей этот странный человек. Если болезнь неизлечима, то надеяться не на что. В конце концов, она сама виновата! Джен почувствовала, как запоздалое раскаяние слезами подступает к горлу, и поморщилась, желая отпугнуть непрошенные слезы. Незнакомец, все еще стоявший напротив нее, смягчился, его лицо подобрело, взгляд стал отеческим.
– Бедная девочка, – тихо проговорил он и обнял Джен за плечи. – Так тяжело быть в такой беде совсем одной. – Ее больше не удивляло, что он знает такие подробности ее жизни: она действительно сирота с детства, родители отдали ее в приют совсем маленькой. Сейчас, в свои двадцать пять лет, она как никогда чувствовала свое одиночество. Может быть, поэтому она так легко позволила мимолетному впечатлению обмануть себя этой ночью?..
– Пойдем, по дороге я расскажу тебе, чем могу тебе помочь.
Джен поддалась мягким худым пальцам, и медленно пошла к выходу из прилегающего к клинике парка.
– А как же Камилла! – вдруг испуганно вскрикнула она.
– Камилла? – Опять незнакомец сказал это так, словно отлично знал, кто такая Камилла. – Ты позвонишь ей из замка. Или напишешь письмо.
– Из замка? – Джен была уверена, что ослышалась.
Мужчина откинул со лба белокурую осветленную до мертвенной белизны прядь и тихо засмеялся.
– Я же сказал, все тебе расскажу по дороге.
ГЛАВА 5.
Душераздирающий трезвон заставил Микки подскочить в кровати и в срочном порядке отпустить в небытие голую сексапильную брюнетку, которой он только что настойчиво объяснял, почему сексапильные брюнетки не должны носить одежду. Чертыхнувшись, он нащупал на тумбочке будильник и с размаху швырнул его об пол. Но нестерпимое дребезжание продолжилось. Сообразив, наконец, что с брюнеткой его разлучил вовсе не будильник, Микки нажал кнопку «ответить» на дисплее мобильного телефона.
– Эй, Мик! – Микки узнал радостный голос Тео, гитариста из группы. – Через двадцать две минуты репетиция нашей старой доброй «Бэнд ов лайверс», а от барабанщика и его волшебных палочек ни следа.
Микки уткнулся лбом в подушку и что-то промычал. Голос из трубки озабоченно поинтересовался, в чем дело, после чего Тео удосужился внятного ответа:
– Прости, дружище, буду через пятнадцать минут.
За обозначенные пятнадцать минут барабанщик успел немало: пропрыгал на одной ноге, натягивая на другую джинсы, из спальни в ванную, затем важно прошагал с зубной щеткой во рту к холодильнику, и через десять минут с бутербродом в зубах и нотной тетрадью и палочками под мышкой садился в такси. Репетиции часто включали в себя пару алкогольных коктейлей, чтобы пробудить в музыкантах чувство ритма, поэтому на своей машине Микки туда не ездил. Устроившись на заднем сиденье такси и назвав адрес, он с аппетитом откусил от бутерброда внушительный кусок.
– Простите, – нарушил его блаженство таксист, – но это нельзя.
– Фто? – с набитым хлебом ртом не очень-то удобно разговаривать.
– Вы накрошите в салоне. – Водитель – педантичного вида индус – с тревогой смотрел на Микки через зеркало заднего вида.
Пришлось проглотить то, что он успел уже откусить. Секунду он колебался, куда деть остальную булку, чтобы водитель не высадил его на полпути, и не придумал ничего лучше, чем запихнуть в рот все, что осталось от бутерброда. Эта находчивость чуть не стоила Микки жизни: коварный кусок не желал проваливаться в желудок и стоял комом где-то в пищеводе. Наконец, он добрался до студии и выпил залпом пол литра воды. Завтрак, хоть и не без приключений, но был засчитан.
Ребята уже все были в сборе. Помимо Микки в «Бэнд ов лайверс» входило еще четыре музыканта: девушка по имени Кейт (вокалистка) – двадцативосьмилетняя анорексичная блондинка с розовыми прядями в пушистом хвосте, пирсингом в носу и правой брови и многочисленными татуировками, постоянно одетая в причудливые гольфы, перчатки, растянутые майки с черепами и драные джинсовые шорты или мини юбки; гитарист Тео – двадцать шесть лет, худощавый блондин, вертлявый и суетливый в движениях, но мастер гитарного соло. Его подростковая фигурка смотрелась порой нелепо, когда он держал в руках гитару – внушительных размеров электрический инструмент, но стоило ему настроиться на нужный лад, как его мастерская игра покоряла фанатов с первых аккордов – то, что он выделывал с гитарой на сцене напоминало больше бурную ночь с любимой женщиной. Джонни, бас-гитарист, был в команде самым взрослым – ему было тридцать пять. Высокий, суровый, с аккуратно выбритой испаньолкой, которая делала его подбородок еще более квадратным и внушительным, он был настоящим гигантом. Шутливая ласковая кличка «Джонни» закрепилась за ним, когда он стал носить исключительно кожаные косухи и жилетки, дополненные тремя – четырьмя килограммами металлических клепок. Рамос – клавишник, двадцать восемь лет. Привлекательный, но, несмотря на это, романтик и однолюб. Светлые волосы, собранные в хвостик, орлиный гордый профиль, мрачные татуировки, нарочитая свобода стиля, небрежная сексуальность его образа, созданная пиджаками на голое тело, сделала его лицом группы для женской половины фанатов. Также Рамос писал стихи, в чем ему помогала Кейт. Между ними сложились прочные приятельские отношения, но если им случалось работать над текстами вместе, то волей-неволей закрадывались подозрения на счет их чисто приятельских отношений.
Микки пожал ребятам руки в два касания – ладони и локтя, нежно, по-братски стиснул Кейт и разразился соло на своей барабанной установке, под конец выступления сильно двинув по «бочке» и пошипев крэшем. Драмкит был хороший – акустическая установка с электронными компонентами, с которой можно было и репетировать, и записывать музыку, и выступать на концертах.
– Начало слащавенькое, а так – очень даже неплохо! – Похвалил импровизацию Тео и протянул Микки нотный лист. – Давай с ритмом определимся.
Лист был исписан нотными значками и кое-где словами. Микки попытался вчитаться в текст, но разобрать каракули Рамоса не смог.
– Озвучь, – он протянул листок Кейт.
Кейт взяла листок и начала тихо напевать, попутно комментируя написанное:
– Песня про бродягу, про то, что некоторые живут как беспризорники. Только это метафора, понимаешь? Я пришел в этот мир, вместе с круглой луной, – она задумалась и посмотрела на Рамоса, потом сказала ему:
– Мне не очень нравится следующая строчка, рифма хорошая, но смысл, может быть, не понятен?
– Читай как есть, Кейт, – попросил ее Микки.
– Хорошо. Я ведь шут, и весь пир хохотал надо мной. Тара-ра-ра, здесь небольшой музыкальный проигрыш, пожалуй, даже соло гитары. Мне достаточно крох, крох с чужого стола. Дальше громче, вступают барабаны. Я счастливым быть мог, да Судьба не дала. Следующая часть должна быть припевом, но мы с Рамосом еще подкорректируем. Руку я протянул, что подали, то взял: здесь немножко любви, там сочувственный взгляд. Громче: здесь немножко любви, там сочувственный взгляд. Я живу, ты смотри, как я пью этот яд. Опять соло, потом музыкальный проигрыш. Но мелодию можно поменять.