ГЛАВА 1.

1999 год. Россия, Новосибирск.

«Этот мир не может удивлять бесконечно. Его тайны недостижимы, если ты не сумел подобрать ключик, который распахнет перед тобой мир удивительный и прекрасный, бесконечный и настоящий. Если ты не знаешь, где волшебная дверца, ты погрязнешь в серой повседневности, утопишь свою душу в болоте отчаянья и безысходности, потеряешь себя и навеки сотрешь свое имя с полотна Великой Вселенской Истории. А где же искать этот ключик? Здесь, сейчас. Замри на мгновение и загляни в свое сердце, спроси у своей души. Слышишь этот невесомый шепот? Чувствуешь этот легкий трепет у себя в груди? Это и есть Великая Тайна, рассыпанная мириадами крупиц по сердцам людей, чтобы ее мог приобщиться каждый, но чтобы только достойный смог правильно истолковать ее имя, таинственное имя Любовь».

Утренний влажный воздух неприятно лип к щекам молодого человека, шедшего в столь ранний час на работу в НИИ ядерной физики. Молодой человек морщился и сильнее вжимал голову в плечи, стараясь защититься от октябрьской холодной поземки. Он приподнял голову на секунду, разглядел, что до здания НИИ остается каких-нибудь двести метров, и прибавил шаг.

Молодого человека звали Алексей, или, если по всем правилам, Алексей Иванович Филле. Такой странной фамилией он был обязан своим австрийским корням.

Серое мокрое от ночного дождя строение встретило его безлюдным молчанием – к семи утра помимо молодого человека на работу являлся только сторож, и то потому, что ночевал непосредственно на рабочем месте.

Молодой человек приблизился к проходной, кивнул сторожу и расписался в книге. Сторож, зевая, стал что-то говорить.

– Что? – машинально переспросил молодой человек.

– Я говорю, Настя просила передать, что крыс не покормила.

Алексей Иванович нахмурился. Сегодня был очень важный день, а халатность студентки-практикантки Анастасии уже во второй раз ставила под сомнение точность проводимого им, Алексеем Ивановичем, в стенах этого НИИ ядерной физики эксперимента. Конечно, понять, что делали в этом НИИ крысы и какое отношение они могли иметь к ядерной физике, не просто, но они совершенно точно это отношение имели! Алексей вздохнул. Все-таки из женщин (а из молодых вихлястых практиканток особенно) выходят совершенно никудышные ученые.

Лифт неприятно клацнул железной дверью и со скрипом потащил Алексея Ивановича на нужный восьмой этаж. Кабина стала замедляться и, наконец, подползла к этажу. Физик опасливо огляделся и вышел в темный освещенный одной только дежурной лампой коридор. Здесь тоже было холодно. Наверное, на ночь забыли закрыть окно, возле которого курят сотрудники, вот и наморозило. И точно: одно из окон в конце длинного усеянного рядом одинаковых безликих дверей коридора зиял серый матовый прямоугольник грязного, в тучах, октябрьского неба. Алексей подошел и рывком закрыл массивную раму, после чего потер озябшие ладони одна о другую и вставил ключ в замок одной из дверей.

Нащупав выключатель и включив раздражающе яркое электрическое освещение, он тут же подошел к клетке с подопытными крысами. Три упитанных белых грызуна сонливо помигивали на него своими красными глазками. Привычными хорошо отлаженными движениями ученый ощупал каждое животное, внимательно осмотрел брюшки, после чего взвесил на специальных весах и насыпал в их миски зерновую смесь. Крысы лениво понюхали угощение, но никакого нетерпения не проявили: в это холодное утро просыпаться было сложно.

Крысы были в лаборатории неслучайно. Несколько месяцев назад Алексей Иванович Филле, успешный и многообещающий физик-ядерщик, получил законное право на проведение несколько необычного эксперимента. Он занимался изучением того явления, в вероятность которого в этот неспокойный 1999 люди охотно верили, потому что в эти годы люди были готовы со всей серьезностью верить в чудеса (особенно после того, как опыты с клонированием принесли первые ощутимые результаты), если эти чудеса помогут им занять передовые позиции в сфере науки и обеспечить родную страну подобающим престижем. Эксперименты, порой самые нелепые и невозможные, находили своих сторонников в совершенно неожиданных областях, деньги поступали, часто скрыто, на нужды подающих надежды исследователей. И далеко не всегда эти нужды оплачивало государство.

Алексею повезло. Он попал в НИИ и сразу сумел привлечь к себе как к специалисту внимание. Прошло еще немного времени, и его давно зревшие мысли, больше подходящие для фантастического романа, стали известны кое-кому из сослуживцев, нашлись выходы, поступили рекомендации и заверения, и вот Алексей уже имеет несколько свободных часов в день и круглосуточный доступ к лаборатории и аппарату, представлявшему собой удивительно точную имитацию коллайдера.

Идеи, которые так заинтересовали ученых коллег Алексея, были связаны с теорией телепортации, или, другими словами, перемещения тел в физическом пространстве. Он собирался доказать, что любое живое существо можно переместить в пространстве живым и относительно невредимым. Он основывался на теории внутреннего стержня в организме (который был склонен называть душой, придавая тем самым совершенно новый смысл религиозному понятию). Наличие стержня предполагало возможность не только «снять» то, что было на этом стержне, но и «вернуть» все это обратно. В схемах процесс перемещения напоминал детскую пирамидку с несколькими цветными «бубликами», которые можно снять и потом снова расположить на палочке в правильном порядке. Коллайдер должен был, в его теории, осуществить процесс «снятия», а душа, обладая естественными качествами, должна собрать все разрозненные элементы вновь вокруг себя. Крысы были первыми запланированными «путешественниками в пространстве». А то, что практикантка несерьезно относилась к своим обязанностям, нарушало эксперимент и сдвигало его сроки: для точности расчетов были необходимы скрупулезные наблюдения, поскольку от массы тела и биохимического состава крови зависел результат и качество перемещения.

Первый эксперимент был запланирован несколько месяцев назад на сегодня, когда никого из сотрудников не будет в лаборатории как минимум до обеда из-за проводимой конференции, но теперь ему придется провести час, если не больше, внося изменения в расчеты и корректируя формулы. Но досадно было не то, что придется провозиться лишний час, а то, что новые формулы могут быть не такими точными, потому что каждый показатель, меняясь на совершенно незначительную, ничтожную величину, влек за собой ряд довольно существенных изменений.

Молодой человек глубоко вздохнул и только теперь снял пальто. Нужно было настроиться на работу, и поэтому он зашел в небольшую каморку, должную исполнять роль гардероба-кухни-комнаты отдыха, и включил в розетку кипятильник.

Пока грелась вода, он позволил себе несколько расслабиться и отвлечься от мыслей о расчетах. За окном уже все сделалось светло-серым, стали чаще пробегать вдалеке люди. НИИ находился на отдельно огороженной территории; колючая проволока овевала массивный каменный глухой забор почти по всему периметру. Кое-где территория была дикой и заброшенной, и полуразрушенные здания в этот тихий час пугающе поблескивали битыми стеклами. Справа, за забором, хорошо была видна проезжая часть, далекие жилые дома и автобусная остановка, расположенная напротив перелеска.

Сегодняшний пейзаж мало отличался от того, что привык видеть Алексей: привычная тоска стала скрести его изнутри, и он поморщился. Надежды на будущее еще не оформились в его душе в честолюбивые амбиции, но он уже чувствовал, что не сможет быть счастлив самой обычной жизнью. Где-то в глубине клокотало и отчаянно рвалось наружу желание чего-то большего, светлого, отличного от этих серых октябрьских будней, от этого ядовитого света электрических ламп, от нерадивых коллег и вечного страха жить не как все.

Алексей был симпатичным молодым человеком: светлые волосы, четко обрисованные черты лица, волевой подбородок, внимательный несколько равнодушный взгляд зеленых глаз делали его похожим на героя женского романа. Он не был чересчур накачан, но высокий рост и немного болезненная худоба делали его еще привлекательнее. При желании он мог рассчитывать на определенный успех у женщин, но его сердце было прочно закупорено против вторжения всякой сентиментальности. Сейчас он считал женщин лишь пустой тратой времени. Со старших классов школы он выбрал для себя другую стезю – не чувственного, а фактического знания. Может быть, все началось с того, что классе в девятом, поддавшись тенденциям времени, он пробовал все эти «шуры-муры», но ему, по его же собственным словам, не понравилось, и с тех самых пор наука обрела в его лице искренне преданного и трудолюбивого последователя.