При виде моделей Игоря дама проявила столько же эмоций, сколько эскимос при виде снега. У меня голова шла кругом: неужели мы теряем спонсорство? Манекенщицы демонстрировали коллекцию, Игорь без конца приставал к даме: здесь мы можем изменить цвет, здесь будет другая фактура, аксессуары. Дама слушала, что-то записывала в свой блокнот, но окончательной оценки мы от нее так и не добились. Расстроенный Игорь отвез нас пообедать в какой-то ресторанчик, а сам вернулся в шоурум. Мы заказали обед, говорили о пустяках, и вдруг между горячим блюдом и десертом фрау Шварц сказала:

– Знаете, я очень не хотела приезжать сюда. Где-то здесь похоронен мой отец, а где – неизвестно. Убит… В сорок третьем мне было два года, а я помню суконный запах его шинели и округлость глянцевого яблока, которое он мне подарил на Рождество. Больше я его не видела. Но остались письма и открытки. Вот. – И она показала мне стопку открыток, перевязанных блеклой розовой лентой. – Я их специально привезла.

Я кончиками пальцев едва дотронулась до этой стопки; казалось, возьми ее в руки – и она рассыплется, как горстка пепла.

– Вот посмотрите. – Фрау Шварц протянула мне открытку с изображением Гретхен у окна, внизу готической вязью было выведено слащавое стихотворение о любви девушки. – Вы можете прочитать!

Фрау Шварц перевернула открытку, и я увидела неровный карандашный текст: «Мои дорогие! Я каждую минуту вспоминаю вас. Надеюсь, что все скоро кончится и я смогу обнять моих дорогих. Пишите мне. Папа».

– Она не дождалась, – продолжила после глубокого молчания фрау Шварц. – Остались только эти письма и открытки. И вот я здесь, в России, и ничего не чувствую, совсем ничего! – Ее голос дрогнул.

И тогда заговорила я: у нас до сих пор хранятся письма дедушки с фронта – хрупкие листочки бумаги, строчки, написанные то простым карандашом, то чернилами. И я ей рассказала о них, об открытке с бравым танкистом и алой надписью: «С Новым, 1943-м годом!» Это писал мой дедушка бабушке и своему сыну, моему отцу. В отличие от отца фрау Шварц дедушка вернулся с фронта живым и прожил с бабушкой долгую жизнь.

И вот мы сидели, молчали, смотрели друг на друга, а потом заревели как коровы. И после этих слез нам стало так легко, мы почувствовали себя такими родными, как сестры.

Поскольку Игорь опаздывал, мы решили пройтись до шоурума пешком. У подземного перехода стояла старушка: она торговала пестрыми веселыми рукавичками, перчатками, шарфами.

– И сколько это стоит? – поинтересовалась дама.

Стоило это копейки, даже на наши деньги, и фрау Шварц купила все. Только разрешила купить мне перчатки и шарф, они мне тоже приглянулись.

– Бери, милая, у меня этого добра хватит, – приговаривала старушка, радуясь такому удачному дню. – Я вяжу, а невестки мои как начнут вязать да плести – аж земля дрожит, так спицы мелькают.

– Ну что же, – радостно произнесла фрау Шварц, – у меня теперь подарков на всех – и мужу, и дочери, и зятьям, и невесткам. А невестки у меня такие – земля дрожит, – повторила она фразу старушки.

Мы вернулись в шоурум, Игорь взволнованно зачастил: он везде был, он нас везде искал, он объездил весь район… Вот, в дар фрау Шварц хотел бы подарить твидовый брючный костюм. Заговорщицки улыбнувшись мне, она ушла в примерочную, и через несколько минут предстала перед нами Марлен Дитрих. Брюки, жакет, белая рубашка, жилет – она была просто великолепна. С этого момента, нет, еще раньше у старушки, все изменилось: фрау Шварц изменила свое настроение. Она еще раз осмотрела модели, дала дельные советы, помогла составить концепцию на немецком языке, пообещала сделать все, чтобы русский модельер получил спонсорство. Оставив обалдевшего Игоря переживать свой неожиданный триумф, мы отправились в аэропорт.

– В этом году у нас тоже будет белое Рождество, – поделилась немецкая дама. Ко мне приедет вся семья: будет лепить снеговиков, делать снежных ангелов, кататься на горе. И еще – возложите от меня цветы у памятника Неизвестному солдату. Я не смогла. А сейчас у меня так легко на сердце! Но объявляют мой рейс.

Проводив немецкую даму, получив более чем щедрый гонорар, я подумала об Александровском саде, о торжественных елях, усыпанных снегом, о карауле почетного батальона, несущего свою службу день и ночь.

– Ну что, – запрыгивая в машину, радостно предложил Игорь, – поехали отмечать?

– Нет, извини, у меня другие планы. Спасибо тебе за предложение поработать. Деньги были очень кстати.

– И куда ты собралась? – решил обидеться Игорь.

– В центр, к Красной площади, пожалуйста.

«Добрый день. Коммандитное товарищество „Лорен и К^о“ слушает», – скороговоркой произнесла Ирина Дятлова в трубку, продолжая делать на полях документа пометки. Первоклассница-дочь трезвонила без конца с душераздирающими проблемами каждые десять минут: никак не получается математика! Анна Георгиевна, старший секретарь-делопроизводитель с видом старухи Шапокляк неодобрительно глянула поверх очков. Чувствовалось, что у нее на языке так и вертится едкое замечание типа: «Детей надо воспитывать дома».

Звонок.

– Добрый день. Коммандитное това…

– Мам, – зазвенел в трубке дрожащий от слез голос Ксюши, – ты все неправильно объяснила, опять ответ не сходится.

Ирина с опаской бросила взгляд в сторону офис-менеджера. Демонстративно сбрасываются с мясистого носа очки – понятно, будет небольшое наставление.

– Ксюша, ну выучи пока стихотворение, которое вам задали, – прошептала умоляюще в трубку Ирина.

– Ну, мам, ты же сама говорила, что дело на полпути бросать нельзя! – плаксиво продолжила дочь.

– Ксения, я тебе сама перезвоню!

– А что, Ирочка, вы приказ уже отпечатали? – ласково осведомляется Шапокляк.

Не в бровь, а в глаз – документы лежат пока нетронутыми на столе. Звонок. – Слушаю, – прошамкала в трубку Анна Георгиевна.

Она – единственная в фирме, кому позволительно так говорить по телефону; вставные челюсти не позволяют ей выговаривать слова «коммандитное товарищество».

«Это никогда не кончится. Как же все омерзительно! Доля несчастная ты, секретарская», – думала Ирина, обреченно стуча по клавишами компьютера.

Ровно в шесть Анна Георгиевна аккуратно сложила в мохнатый футлярчик очки, взяла необъятных размеров баул и со словами: «У меня сегодня массаж, я пойду?» – ткнулась в кабинет шефа. Шеф не возражал – Анна Георгиевна была тещей его институтского товарища, и весь коллектив фирмы знал: Шапокляк станет последней, кого отсюда уволят.

Ирина осталась, она продолжила работать над текстом соглашения; руки делали свое дело, а мысли были далеко. Как известно, в незанятую голову всегда лезет непрошеное. Ирина думала о том, что жизнь ее не сложилась, что работа опротивела до тошноты и что отдохнуть от всего она сможет только в Новый год, а до него еще целых десять дней…

По традиции семья Дятловых справляла новогодний праздник у своих друзей – Василисы и Егора Потапенко. Всегда было легко и весело. В этом году Потапенки решились на смелый эксперимент – отправились встречать Новый год в Таиланд. Опечаленная, семья Дятловых решила остаться дома, справляя Новый год в узком кругу у голубого экрана.

В ночь под Новый год Ирина выбросила старые домашние тапочки и обрезала косу. Что-то подсказывало, что ее ждут перемены и начнется новая жизнь. Огоньки гирлянды на елке, запахи салата оливье и прочих вкусностей, а также старая, неувядающая комедия «Ирония судьбы» создавали приподнятое, лирическое настроение. С бутылкой коньяка и лимоном муж пристроился на диване, как в засаде. Ясно, что он покинет свой пост только в половине двенадцатого, когда придет пора провожать старый год. Ксения спала, добившись твердого обещания родителей, что к полуночи ее разбудят. Яркие звезды поблескивали на морозном небе, время от времени раздавались звонки друзей с поздравлениями. В Ирине росла и крепла уверенность, что там, в новом году, с ней должно произойти что-то потрясающее. Тапки полетели в черную трубу мусоропровода, а обрезанная коса, завернутая в шелковый платок, нашла себе место в ящике платяного шкафа.