– Выпей таблетку и запей водой. Это витамин. Легче станет гораздо,– объяснил он и Семенов, послушно проглотив лекарство, запил его флягой воды, высосав ее до последней капли.

Вода ему показалось такой вкусной, что он даже потряс пустую уже флягу, вытряхивая из нее последние капли в рот. Михаил улыбнулся сочувственно и сунул ему в руку еще одну, которую Иван Ефимович выпил уже не так поспешно и жадно, но выпил опять всю.

– Достали вас лагерные порядки, Иван?– посочувствовал ему Сергей.– Давайте знакомиться. Это Карл, я Фридрих, а вас как нам называть?

– Зовите, как звали,– Семенов вернул флягу и попытался встать.

– Сиди, Иван. Сейчас будем обедать. Ганс, проводи пленного к рукомойнику и обеспечь мылом и полотенцем. Видишь человек не умывался давно,– Ганс щелкнул каблуками и поманил русского за собой: – Комм шнель,– вернулись они минут через десять и умытый Иван выглядел уже не так зачуханно, как до умывания. И пахло теперь от него несколько терпимее. В основном ландышем. Ганс обеспечил русского не только мылом, но так же бритвой и свежевыбритое лицо его даже помолодело, освобожденное от недельной щетины, лет на десять не меньше. И только настороженно глядящий глаз, по-прежнему указывал на то, что возраст у этого человека понятие совершенно не зависящее от внешнего вида. Последние недели жизни, добавили в этот взгляд столько же опыта жизненного, сколько все предыдущие годы и в сумме это тянуло лет на восемьдесят. Ганс убежал на ближайшую кухню с котелками, а пришедший Эрих Фишер, швырнул на табурет комплект обмундирования рядового Люфтваффе. Глаз у него оказался точным и Ивану все оказалось впору. Даже с сапогами Эрих не промахнулся, четко определив размер ноги пленного.

Форма была уже второй категории, т.е. бывшей в употреблении, но не штопанной, а сапоги и вовсе были новыми. Переодевшийся пленный выглядел в ней вполне похожим на немца и даже его темно-русые волосы не наводили на мысль, что это не так. Раненый немецкий солдатик, сидел на табуретке и если бы не унылое выражение лица, то узнать в нем прежнего Семенова было бы затруднительно, пожалуй, даже давешнему шутце, любителю изуверских методов воздействия на пленных. Лицо же обличало его носителя на все сто процентов, оно говорило,– «Я узник лагеря».

– Скажи, Иван, ты кем был на гражданке?– задал ему вопрос Михаил.

– В колхозе я работал трактористом и шофером,– ответил Семенов, облизывая пересохшие опять губы.

– Опять пить хочешь?– Михаил вышел и вернулся с канистрой.– Пей сколько влезет,– поставил он ее у ног Семенова и протянул ему солдатскую кружку. Пленный кивнул и принялся наливать в нее воду из полной канистры, стараясь не проливать мимо.

– Колхозник, значит. А военная специальность у тебя какая?– продолжил расспросы Михаил.

– Действительную в кавалерии служил. Пулеметный взвод, а в эту войну в автобате, потому как права у меня на вождение автотранспорта теперь есть,– ответил Семенов, отрываясь от первой кружки воды.

– Стреляешь, значит, хорошо?– в ответ на вопрос этот Семенов неопределенно пожал плечами: – Умею,– буркнул он, опять отрываясь от кружки.

День близился к концу, когда комиссия в составе трех оберстов познакомилась наконец-то с «зондер-командой – ПОРККА» и его управленческим аппаратом. Группа состояла так же как и в группе армий «Центр» из «очкариков» и охраны. Размещалась с оборудованием так же в «Железной Анне», а старшим в группе был штандартенфюрер Фриц Раммер, отвечающий за все. Пройти удалось в расположение группы, занимающей пару ангаров и два сборных домика, так же без проблем, хоть у них и было поставлено собственное охранение из здоровенных эсэсовцев, стоявших по периметру чуть ли не через метр. Прошли, познакомились и предупредили, что имеют полномочия от командования на тщательную проверку техдокументации. Штандартенфюрер возражать не стал, предупредив, что поставит в известность Берлин во время очередного сеанса связи. Но штандартенфюрер, на связь выйдя в очередной раз с вышестоящим начальством, о прибывшей комиссии забыл напрочь. Вылетело из головы. Причиной этому стало отсутствие аномальной зоны в радиусе ста метров вокруг ангаров группы. Факту этому очень обрадовался Сергей, предложив немедленно переселиться на территорию группы. Михаил с ним не согласился, оставив штандартенфюреру на сохранение в его несгораемом ящике портфель с документами, сославшись на их важность. Раммер в такой мелочи не отказал, попросив лишь продемонстрировать содержимое и сделал это так любезно, что отказать ему было не возможно. Михаил понимающе кивнул и портфель вывернул чуть ли не наизнанку.

– Только бумаги, герр Раммер и пару безделушек. На пару браслетов Фриц Раммер кинул взгляд мельком и принял портфель вместе с содержимым.

– Ну, вот они и попали, за пару дней М.Э накопится и разнесем эту «Порку» без пыли и шума. Я уж планировал тут пошуметь слегка,– признался Михаил этим же вечером. Оберст Фишер умотал к своим приятелям из штаба дивизии. Приглашал и их, утверждая, что в Остере открыт офицерский клуб с неплохой кухней и в нем собираются по вечерам отдохнуть от службы приличные люди.

– Бильярдный стол где-то канальи раздобыли и в картишки можно перекинуться в теплой компании,– перечислял он достоинства фронтового клуба, но «инспекторы», сославшись на усталость, отказались и он уехал с Гансом, оставив гостей в компании с русским пленным.

Семенов за день заметно приободрился и выглядел гораздо веселее, чем в середине дня. У него зудел и чесался травмированный глаз, который он скреб сквозь повязку и его уже перестала мучить жажда. Напился досыта, оприходовав чуть ли не всю канистру. Кормили его тоже досыта и питание усиленное, наложенное на эффект «энергетика-стимулятора», давала плоды зримые и незамедлительные. Заняться ему, правда, было нечем и он валялся на кухне, подстелив спальник, иногда просясь в туалет. Обмен веществ в организме ускорился и после каждого похода в дощатые «удобства» Михаил усаживал Семенова за стол и заставлял есть. Иван Ефимович послушно брал в руки ложку и косясь, на непонятно ведущих себя немецких офицеров, ел свой десятый за день обед или уже ужин, если судить по времени. Сигарету потом он так же с удовольствием, предложенную, выкуривал и Сергей понял, что запасы пополнять табачные ему нужно просто в срочном порядке. Сигареты немецкие, предложенные ему Фишером, пахли плесенью и дым от них был вонюч и неприятен. По-видимому по распоряжению некурящего фюрера в табак специально добавляли какие-то ингредиенты, делающие его таковым. Чтобы отбить охоту у курильщиков к этому зелью, вредному для генотипа нации.

– Гадость какая это «Каро», говорят, что сам Штирлиц их любил. Как можно любить такое дерьмо?– плевался Сергей, выкурив одну сигарету.

– Штирлиц – персонаж вымышленный и курил он сигареты вымышленные. А вымышленные они были качества отменного без примесей в виде сушеного куриного помета. У Семенова было богатое воображение,– улыбнулся Михаил.– Иван Ефимович это мы не про вас тут разговариваем. Однофамилец есть у вас – писатель Юлиан Семенов. Фантаст. Завтра, Фридрих, получишь своего «верблюда», для того чтобы пару ящиков этой отравы изобразить энергии за ночь накопится достаточно. Бросай курить, вон фашисты и те признали вред от никотина. По всем направлениям пропаганду ведут. Ни в одной стране мира так не боролись никогда с курением как в 3-ем Рейхе.

– Вот поэтому и не брошу принципиально,– пробурчал Сергей.– Если бы они расхваливали табак и призывали с его помощью нервы успокаивать, то я бы точно бросил. Свинский режим, ханженский. Лицемеры блин. Если бы Гитлер, как Франко в Испании просидел во главе Германии лет тридцать, то немцы превратились бы в роботов. Лез во все без мыла полудурок,– ворчал Сергей по-русски и Семенов слушал его, открыв рот. Теперь ему совсем было непонятно и ругань эта в адрес самого главного немца и язык русский совершенно без акцента, и манеры совершенно отечественные, которые ни с какими иноземными не спутаешь. Семенов, конечно, за границей никогда не был и кроме немцев иностранцев в жизни своей не видел ни одного, но внутреннее чутье «сермяжное» подсказывала ему, что эти «немцы», совсем и не немцы. Мысль эта пришла ему в голову и сорвалась совершенно непроизвольно с языка.