– Согласен,– обрадовался Эрих легким деньгам.– Пять тысяч марок готов поставить на немецкого солдата.

– Вот и чудесно. Приготовьте деньги, герр оберст, через два дня проведем соревнования. Мы к этому дню, очевидно, разберемся со своими делами и с удовольствием отпразднуем это событие за ваш счет.

– Как говорят русские,– «Наш бы телка, да скушал фолка»,– весело ответил Эрих, хлопая по протянутой ему ладони своей и заключая таким образом пари. Пятнадцать тысяч марок лично ему не помешали бы через пару дней… в виде подарка.

Аэродром под Остером отличался от того, который они видели под Крени прежде всего своими размерами и покрытием взлетных полос. Русские постарались на славу и выложили их бетонными плитами, подогнав их настолько идеально, что и стыков было сразу не разглядеть. Бомбежки, повредившие полосы в некоторых местах, не нанесли им значительного ущерба и немецкие саперы заменив поврежденные участки новыми плитами, которые нашлись в запасе рядом с полосами, привели аэродром в рабочее состояние буквально в считанные дни. Здесь так же все крутилось как в хорошо отрегулированном конвейере, аэродром фронтового значения жил напряженной жизнью в режиме военного времени. Уходили и возвращались звенья, покачивая крыльями в крестах, бегала обслуга и ревели двигатели. Суета аэродромная была наполнена особенным смыслом, за каждым движением стоял вовремя обеспеченный самолетовылет, а значит движение армии вперед и осознание этого ясно просматривалось на озабоченных и сосредоточенных лицах немцев, участвующих в этой суете.

На территорию аэродрома Мерседес командующего проехал через КПП, где караульный тщательно проверил документы у всех офицеров и козырнув, поднял полосатый шлагбаум. Аэродромные службы располагались в ангарах и щитовых домиках, также доставшиеся победителям от прежних хозяев и не пострадавших от бомбежек.

У одного из них Мерседес и тормознул, чуть не задавив топчущегося у входа часового с автоматом на шее. Часовой отскочил к крылечку в одну ступеньку с деревянными, косыми перилами и забыв об уставе караульной службы, рявкнул пару ругательств в адрес водителя прибывшего авто.

– Скотина тупорылая. Свинья,– донеслось до ушей сидящих в салоне офицеров Люфтваффе и Эрих сделал замечание шоферу.

– Ганс, он прав. Что за лихость? А если бы тормоза не сработали? Мы сейчас имели бы труп под днищем с крестом на груди?– у часового действительно был крест на униформе и парень он видать был видавший виды, поэтому ему замечаний делать Эрих не стал, а Ганс пробормотав: – Виноват,– выскочив, обежал машину и открыв дверки, вытянулся, прижав ладони к бедрам и оттопырив локти. Часовой, увидев сразу трех оберстов, тоже вытянулся, задрав подбородок, но глаза его прищурившись смотрели не на прибывших офицеров, а цепко ощупывали лицо наглеца шоферюги, запоминая накрепко его физиономию.

Поручив Гансу присмотреть за пленным, оберсты отправились утрясать формальности и вышли из штаба дивизии через полчаса довольно улыбаясь. Все вопросы удалось решить без проволочек, даже жилищную. К удивлению оберстов часового, чуть не сбитого машиной и водителя Мерседеса, они застали за вполне дружеской беседой. Ганс сидел на своем водительском месте, а часовой с крестом, повис на дверке, что-то оживленно рассказывая. Лицо у него было вполне миролюбивым и чудесная эта метаморфоза объяснялась просто. Ганс преподнес ему в качестве компенсации за испуг пачку сигарет и рядовой остался извинением, в такой форме принесенном, удовлетворен вполне. Он, конечно, запомнит Ганса на всю оставшуюся жизнь, но теперь ассоциации у него будут совершенно противоположными и Гансу не грозит получить по беспутной голове где-нибудь в пивной кружкой, если они столкнутся с ним после войны. Наоборот парень будет рад его видеть и с удовольствием угостит пивом. Такие люди как Ганс умеют жить легко и неприятности с ними происходящие переворачивать в свою пользу. Водитель выполнял при Фишере по совместительству обязанности денщика и был достоин своего начальника, чем-то даже походя на него внешне. Такой же белобрысый, голубоглазый и компанейский. Увидев выходящих офицеров, он цикнул на часового и тот поспешно отпрыгнул от авто, сделав каменное лицо и вытягиваясь во фрунт. На маленькое нарушение караульной службы оберсты решили закрыть глаза, тем более, что часовой, прищемил подошвой окурок так проворно, что тот и дымнуть на прощанье не успел.

– Загладил вину, Ганс? А я думал что выйдем и увижу твое личико слегка отретушированное этим парнем.

– Ну что вы, герр оберст, Генрих свой парень. Мы с ним оказались земляки. Оба из Баварии. А Баварцы не держат зла на земляков,– расплылся в радостной улыбке Ганс и подмигнул Генриху, который мигнул в ответ, но губы от улыбки удержал. На посту все же.

– Нам командующий блок номер 13-ть выделил в распоряжение. Вчера саперы поставили три новых щитовых строения, вот и оценим, как русские решают проблему размещения личного состава. Заготовили они, нужно отдать им должное, все необходимое здесь для нормальной эксплуатации аэродромных служб, в достаточном количестве, но вот удобствами особенно не озадачивались.

Личный состав размещали в палаточном городке, за периметром аэродрома. Для офицеров у них, правда, предусматривалась казарма, но…– Эрих вздохнул осуждающе.– Свинарники в Рейхе уютнее. А вот эти блоки заготовленные, установить не успели. Видимо предназначались для среднего командного состава. Домики на четверых рассчитаны и вы будете смеяться, но есть в них даже кухня и сортир. Воды правда нет, но на войне как на войне, господа, придется довольствоваться приносной. Ганс, слышал?

– Так точно, герр оберст,– весело отозвался тот.– Обеспечим.

– Заводи и триста метров прямо.

Щитовой домик офицерам понравился и цвет его защитный тоже. Хорошо вписываясь в окружающий природный ландшафт он скорее всего был совершенно не заметен сверху и в нем не дуло. Что еще нужно солдату на войне? Кухонька оказалась, просто пустым помещением с четырьмя табуретками и колченогим столиком, а еще имелось помещение с четырьмя солдатскими кроватями и с четырьмя же окнами, которые сейчас были прикрыты деревянными щитами и освобожденные от них, заполнили помещение дневным светом. Кровати были аккуратно застелены солдатскими одеялами, вполне новыми с сиротскими полосками и Сергей с удовольствием рухнул на одну из них, забрасывая ноги на спинку.

– С утра мечтал уронить скелет вот на нечто подобное,– признался он. Впрочем валяться долго не стал, а тут же сев, озадаченно спросил: – С русским как? Где его разместим?

– На кухне,– предложил Михаил.– Стол сюда с табуретками. Спальный мешок я ему выделю и думаю, что устроится не хуже нас. Ганс, освобождай, помещение. Ну а вас, Эрих, раз уж вы ввязались в пари, мы озадачим экипировкой Ивана. Думаю, что вам не составит труда раздобыть комплект обмундирования,– Эрих окинул взглядом, стоящего у порога Семенова и кивнув, вышел из домика.

Ганс припер из кухни стол с табуретками и замер в ожидании распоряжений офицеров.

– Тащи, Ганс, барахло наше из машины. Мы здесь дня на три,– скомандовал ему Сергей и кивнул Семенову.– А ты садись, в ногах правды нет. Табуретку возьми и присядь. Голова кружится?

Семенов кивнул и присел в угол, переместившись в него с табуретом.

– Сейчас осмотрим твою рану и решим что делать дальше.– Сергей принялся разбинтовывать повязки и присвистнул, увидев залитый кровью глаз. Полез в аптечку, промыл его и удовлетворенно кивнул: – Повезло тебе, парень, приклад вскользь прошел. Кожу снес, а глаз цел остался,– сложив из ваты и бинта тампон, Сергей смазал глаз мазью ландышевой, пройдясь ей и по тем ранам, что на голове, перебинтовав голову свежими бинтами.

– Пару дней походишь Кутузовым и все будет в лучшем виде,– сообщил он пленному и тот уныло взглянул на него снизу вверх, особенно не проявив энтузиазма. Конечно, сейчас Семенову было гораздо лучше чем всего час назад, но неопределенность его положения угнетала больше, чем мучавшие голод и жажда. Сергей сунул ему пилюлину энергетика и флягу с водой в руки.