– Низину выбрали, выдолбили шурф и заложили пластид. Чуть на первый уровень не проскочили. Янкесы работали,– выдал реплику Сергей, включая видеозапись.– От могилки, с камерами наблюдения не далеко, так что, кое-что разглядеть можно. Не во всех подробностях, конечно, из-за складок местности, но хоть что-то.

На мониторе появился уже привычный глазу унылый пейзаж лысых гор.

– Вон копошатся слева. Сейчас попробую увеличить,– Сергей ткнул пальцем в клавишу и изображение поползло на встречу, плавно увеличивая заданную точку, делая ее одновременно центральной.

– Все – это максимум,– вздохнул Сергей.– Лица не отчетливо просматриваются, так что идентификации, если что, не получится. Правильно, десяток тут их копошится, в песочной униформе. Сейчас все полезут в щели, как тараканы, заряд заложили с минутной задержкой,– взрыв, камеры зафиксировали визуально, по выбросу щебня, пыли и дыма.

Столб, метров в десять высотой, был удивительно похож на ядерный. Также заклубясь, выдал вниз бахрому «поганской мини юбки». Продержался, правда, всего секунд десять. И рассеялся от порывов горного ветра, рассосавшись в сизом мареве свинцового неба.

– «Прапора» из службы контроля и предотвращения проникновений на объект, своевременно обнаружили сейсмические толчки, производимые шанцевым инструментом супостатов и сосредоточившись рядом с предполагаемым проникновением, локализовали пролом пробкой из гранитного раствора и кроме всего прочего, как и докладывалось, как-то встряхнули слегка это место, заваливая пролом. В общем сработали на отлично, но парни эти не успокоились на достигнутом и результат, явно отрицательный, их не остановил. Монатки не свертывают, а наоборот ставят палатки. Вон, глянь, полчаса спустя после взрыва. Четыре штуки пузырятся. Не много ли для десятерых? Камуфлированные, опять же, значит, не желают привлекать внимания сверху.

– Думаешь, повтор будет?

– Не сомневаюсь. Жаль послушать нельзя, о чем они там базарят между собой.

– А телефонные переговоры или радиостанция не зафиксированы? Странные ребята,– Михаил рассматривал деловито суетящихся людей на экране и хмурился досадливо.

– То-то же, что нет ничего. Может, работают в режиме радиомолчания? Вернее эфиромолчания.

– Как бы там ни было, нужно перемещаться в мазаришарифку и разбираться непосредственно на месте. Смотаемся домой на денек, чтобы наши там не запаниковали. Время-то возврата уже несколько раз сдвигали. Силиверстович с батей вообще часа полтора добавили. Ну и устал я, просто сил нет, как спать хочется.

– Хорошо,– кивнул Сергей, соглашаясь с доводами Михаила.– Куда они на хрен денутся, если уж на то пошло. День, два, да хоть десять, только ведь изведемся от неопределенности. Кто, какого хрена тут?

– Какая разница кто? Америкашки скорее всего, судя по наглости и пластиду продвинутому. На этой рабочей версии останавливаемся и откладываем разборки на сутки,– Михаил хлопнул ладонью по столешнице, попал по кольчуге из орденов и скривился от боли.– Зараза, понакидал тут всякого хлама…– проворчал он, рассматривая кровоточащую царапину.

– Я-а?– возмутился Сергей.– Не рой яму другому, друг мой Миха…

– Яму?– удивился в ответ Михаил.– Это яма?

– Ямы разные бывают. И такие тоже,– с философским видом заявил Сергей, обличающе уставив палец, почему-то не на ордена, а в Михаила.

– Здрасте! Куда палец суешь? Я яма что ли?

– Ты хуже. Ты ямоустроитель. Первопричина, стало быть, этих самых ям. Но мы тебя от этой пакостной хвори излечим,– заявил Сергей, но пальцем все же тыкать в Михаила перестал и даже нашел рукам тут же занятие более подходящее. Принялся распечатывать пачку сигарет.

– Это каким же образом, позволь полюбопытствовать или это секрет разглашению не подлежащий? Что за ноу-хау?

– Не секрет. Делюсь,– Сергей выпустил струю дыма в потолок и закончил.– Совестить тебя будем принародно.

– Это как это?– растерялся Михаил простоте и явно предполагаемому в связи с этим коварству метода излечения.

– Обыкновенно. Будем скрытно записывать все на камеру, и демонстрировать всем желающим родным и близким перевоспитуемого ямокопателя. Пронумеруем фильмы, как в сериалах мыльных. Яма-1, яма-2, яма-3, яма-4-ре…

– Ладно, понял – яма-5-ть и т.д. Пиши, снимай… Посмотрим над кем будут потешаться, а кого «лечить». Но идея сама по себе хреновая и не потому, что стесняюсь…

– А почему тогда?

– А потому, что авторитет наш с тобой может, не устоявшийся, обрушиться. Больно уж мы в этих «ямах» несерьезно выглядеть, судя по всему, будем. Представляешь, что твои ребятишки скажут, когда тебя облепленного орденами увидят? Я знаю точно, что скажут,– «Наш папка – клоун»,– Что-нибудь в этом духе. Так что закопай свою идею тухлую, Серый. Ну и терпи. Бог что велел?

– Вывернулся опять,– проворчал Сергей.– Ну, ничего. Я что-нибудь другое придумаю, но отучу тебя от этих магических приколов.

– А не магических?

– Это сколько хочешь. Ради Бога. Слова худого не услышишь. Это святое. Это я только – За. Что за жизнь без них?

Но учти. Буду проверять и если… То!..

– Понял. Обещаю, по возможности соответствовать,– с легкостью пообещал Михаил, невольно улыбнувшись в ответ Сергеевому оскалу до ушей.

– Ох, вра-а-а-ть! И ведь не мигнул даже,– восхитился тот и, подхватив Михаила под локоть поволок его к выходу.

– Шевели поршнями, трепач. Там меня любимая семья уже полтора часа как заждалась.

Век девятнадцатый, в отличие от века двадцатого, жил неспешно и обстоятельно. Москва особенно не печалилась, став столицей №2-а в Российской империи и разрастаясь вширь, начинала подрастать и вверх, став уже преимущественно многоэтажной. «Много» – это пока умещалось в двух, трех этажах и когда появлялось очередное здание с большим числом уровней жилых, то патриархальная Москва стряхивала с себя дремоту и отправлялась полюбоваться очередным достижением российских архитекторов. Колокольни и луковки церковные по прежнему господствовали и «сорок-сороков» их звонили, напоминая обывателю о небесном и вечном. Обыватель чесал толстый загривок, или вшивую голову, и шел в ближайшую, чтобы замолить накопившиеся грешки, грехи и грешища. Весной, «огромная деревня» закипала пеной яблоневой и вишневой, осенью осыпалась листьями и отплевывалась, летом от пыли, а зимой от снега.

Но какая-то, присущая только Москве энергетика, выделившая ее в средние века из всех русских городов и сделавшая в свое время столицей, продолжала существовать и, подчиняясь ей, Москва жила совсем не провинциальной жизнью и захолустьем ее назвать язык бы не повернулся ни у кого. Наоборот, на фоне чопорного, чиновничьего и чахоточного Санкт-Петербурга, Москва выглядела выигрышно и привлекательно, для всех в нее попадающих приезжих гостей. Москва, удачно разместившаяся или удачно в свое время через себя проложившая торговые «стежки-дорожки», продолжала оставаться торговым центром для всей Центральной и Южной России.

На севере господствовали Новгород и Санкт-Петербург, подмяв под себя коммерцию и промышленность, но центр, юг и восток России по-прежнему зависели от московских денежных инвестиций. Именно здесь пересекались потоки товарные и денежные, и северные в том числе. Новгород и Санкт-Петербург отнюдь не были автономными экономическими зонами и только недостаток нормальных дорог, объясняли их некоторую обособленность, которую окончательно устранит век 20-ый с его железными дорогами. Но именно в веке 19-ом, с его сезонным бездорожьем, некоторое противостояние между Севером и Центром имело место. Но как ни странно, Москва выглядела в глазах приезжих, по сравнению с Северной Пальмирой, гораздо оживленнее, особенно в устойчивые месяца года, когда оживление это не сдерживалось межсезонными погодными катаклизмами. Стоило просохнуть дорогам, после весенней распутицы или промерзнуть, после осенних хлябей и жизнь в Первопрестольной буквально закипала. Торговая и промышленная. На улицах становилось многолюдно от снующего по делам люда, и всем было невтерпеж, что-то продать или купить.