Силантий сунул в руки обмершей Танюхи Пряхиной – супруги Митьки свиной окорок и кивнул на мешок оставленный им при входе.

– Вона там крупа, да картошка. Вари, мать, ужин для семейства. А рот закрой, не ровен час запрыгнет, что непотребное. Ребятня, налетай на пряники без стеснения, а мне с вашим тятькой посудачить надо,– Пряхины все еще в ступоре пребывая, пялились на гостя и он рявкнул совершенно по-свойски, приводя их в чувство:

– Ну, что рты раззявили? Петька, за водой, Татьяна, шевелись, давай с чугунками, остальные марш к столу, угощаться. Петрухе оставьте,– и семейство засуетилось, выполняя команды.

– Пошли во двор, Митяй, не будем мешать,– предложил нежданный гость хозяину и тот послушно двинулся за ним следом, растеряно оглядываясь на гомонящих у стола детишек.

Во дворе Силантий взял Митьку за ворот и, притянув к себе, тихо произнес, глядя в его широко раскрытые от испуга глаза.

– Я чего зашел-то, Матвей? Спасибо зашел сказать, за то, что не зашиб до смерти в ту ночь темную. Молчи, знаю, что скажешь. На все Воля Божья и Он тебе Судья. Нет у меня к тебе претензий. Коль дубину взял в руки, стало быть, шибко обижен был, а я по шалопутности видать и не припомню за что. Видать, походя как-то зацепил, да и сам не ведал, что сотворил. Так что спасибо, брат, и прости, коль сможешь. Ведь не за полтину же серебра ты совесть продал?– Митька вытаращил глаза совсем по-рачьи и хлопал губами, не зная, что сказать.

– Дак, дак… ты че-о-о? Знашь?– ноги у Пряхина тряслись и подкашивались от страха, а в голове металась мысль, прыгая заполошной белкой от виска к виску,– "Все одно прибьет. Покуражиться сперва решил",– мысль эта прошиблась испариной на лбу и потекла струйками пота по щекам, а Силантий, прочитав ее в мечущихся глазах Пряхина, полез в карман и вынув 20-ть рублей ассигнациями, сунул их ему в руку. Сунул, поклонился в пояс, да и пошел прочь со двора.

– Э-э-э-э,– услышал он за спиной и оглянулся. Митька стоял, протягивая в его сторону руку с деньгами.

– Что?– спросил Силантий.

– Сил, прости Христа ради. Нечистый попутал. А денег я не возьму, не могу… Я что совсем на Иуду похож?

– Не тебе это, а семье помощь,– отрезал Силантий.– Пока сидишь без работы, на дрова и корм для скотины. И кто старое помянет, тому глаз вон! Бери и злое забудь, Христом Богом прошу,– Силантий шагнул к Пряхину и протянул руку.– Бог велел любить ближнего, аль забыл?– и Митька, крученый, битый жизнью, прощелыга, шельма и вор, завыл в голос, повисая на нем и содрогаясь в рыданиях. Так и стояли обнявшись по-братски, один рыдал, а второй гладил его по спине в драном кафтане и приговаривал:

– Ну, будет тебе, Мить. Ровно по покойнику воешь, че люди подумают?

– Прости меня, Силушка, окаянного. Злоба душила тогда. За пустое совсем, за то, что ты эвон какой удачливый, а у меня все наперекосяк. Зави-и-и-исть лютая,– каялся Пряхин, уткнувшись в ворот полушубка Силантия.

– Ну и ты прости. Забудем, Мить, да попробуем жить по совести, по-христиански. Аль не смогем?

Силантий отстранил от себя зареванное лицо соседа и тот закивал головой.

– Смогем. Вот те крест.

– Вот и ладно. Иди в избу, простынешь в своей одежонке, не приведи Господь,– Силантий обнял Митьку и, расцеловав трижды, перекрестил.– Иди с Богом, Дмитрий,– повернулся и ушел, а Пряхин еще долго стоял у перекошенного крыльца, глядя на оставленные им следы на снегу, и бормотал посиневшими от холода губами.

– Спаси Господи, спаси Господи…

Не забыл Михаил и о рязанце Плюхине Викуле. Отослал людей на розыски и очень обрадовался, когда через месяц все его семейство привез в Москву Игнат Борисов. Справился бывший разбойничек с возложенной на него миссией отлично и выкупил семью Плюхиных у ихнего барина совсем за дешево, но докладывая, переминался с ноги на ногу и глаза прятал.

– И чего топчешься, как жеребец в стойле? Говори чего там не так?– заметил Михаил его нерешительность и озабоченность.

– Михайло Петрович, отец родной, я все как велено вызнал, да переспрашивал по сту раз у всякого, но сомнения меня берут тот ли это Плюха, что нужон…– Игнат Борисович фыркнул в бороду.– Больно неказист боец-от. Семья, правда, из десяти ртов, так что тут он дока спору нет, а вот как того… насчет кулаков… тут я весь в сомнениях пребываю. Какой десяток с дубинами? От одного бы отбился.

– Ну, на нет и суда нет. В Ивановку тогда отправим, пусть пашет вольно, Борисович. Веди, чего уж. Где он там?

– У дверей со всей фамилией, при узлах,– с готовностью сообщил Борисов.– Только из возков.

– Не жрамши, значит все?

– Сразу к вам?

– Не горит. Накорми сперва, да переодень в чистое, после баньки. Пади в рубище?

– Ветхое все, понятное дело.

– Два часа хватит на все?– Михаил оторвался от просмотра аномального графика в районе г. Курска.

– Успеем,– заверил Игнат.

– Я спрашиваю не мало ли? Чего суетиться? Не на пожаре чай?

– Ежели только мытье, да переодевание с трапезничанием, то вполне,– закивал поспешно головой Игнат.

– Ну и вперед. Через два часа Викулу ко мне, а семейство его определи куда-нибудь в школе. Там во флигельке есть еще конуры пустые? Есть. Вот и славно. Пусть пока там поживут. Выдели им пару номеров, пока постоянное жилье не подберем. Гриня пусть поставит на довольствие, как положено, и барахлом обеспечит необходимым на первое время. Ну, не мне вас учить. Давай, шевелись, Игнат Борисович.

Игнат выскочил за дверь, а Михаил повернулся к сидящему на подоконнике и дымящему в форточку Сергею.

– Январь 1809-го, не пора ли наведаться в мазаришарифку? Что-то пару деньков у нас с тобой затянулись, не находишь?

– Я то что? Ты тут зацепился. А мы люди служивые, команду ждем,– заулыбался Сергей и, вмяв сигарету в пепельницу, закончил.– Дело наше телячье.

– Ладно, не юродствуй. Дел неотложных действительно накопилось. А сам, между прочим, проторчал две недели в Питере у Акакия и вернулся с наглой рожей, будто не своевольно туда умотал, а послан был, слезно упрошенный.

– Да я звонил, чуть не каждый час Аннушке и все время спрашивал ее, не ищешь ли часом,– возмутился Сергей совершенно искренне.– Чего я буду тебя дергать, коль все нормально? Там два этих братца Романовы так развернулись, что просто слов нет и лезть в их кухню я не стал. Поправил кой-чего чуток.

– Чуток? Это чего?

– Ну-у-у. Прибавил слегка жалование служащим. Они сами не решались. Цены-то растут в связи с кризисом мировой экономической системы,– Сергей глубокомысленно поднял вверх палец.

– Ты с 21-м веком не перепутал часом век 19-ый?

– Ну, европейской системы, какая нахрен разница? Цены-то растут? И когда отправляемся?

– Давай завтра с утра. Разберемся с янкесами выпендосными по-быстрому и оттуда в 1943-ий, под Курск.

– Длинный крюк, я смотрю, планируешь,– вздохнул Сергей.– Без Курска ни как?

– Ни как. Там узелок нужно распутать. Думаю, что вдвоем нам там не справиться будет и придется Павловича с Силиверстовичем привлечь.

– Их-то зачем?– стал совсем серьезным Сергей.

– Слышал про танковое сражение под Прохоровкой?

– Ну, в кино видел и читал кое-что…

– Придется нам в нем поучаствовать. Думаю, что танки в Сибирской пирамиде не просто так оказались в наличии.

– Ты и танки туда тащить собрался?– Сергей даже присвистнул от "планов грамадья" Михаиловых.

– Думаю, что лишними не будут. Прочитал я внимательно кой-какие материалы о том бое под Прохоровкой. Там Ротмистров командующий буквально влетел в противотанковый ров, про который ему сообщить не удосужились вовремя. Некому было воевать, Серега, против немецких "Тигров" и "Пантер" в поле. Вверх траками танковая армия валялась, влетев сходу в свой же ров. Ну и, кроме того… Еще одна гадость там приключилась…– Михаил замолчал, нахмурившись и, ткнул карандашом в заштрихованный участок на карте.– Вот видишь?