Сердце Любви с надписью «Эрик и Кира». Не чета уродству Истукана, вырезанному наспех от большого ума.

Это было не просто сердце: довольно большого размера, полностью высеченное внутри, с оставленной корой только для букв, и с каёмкой в виде переплетённых роз.

Этот поступок действительно выражал мои чувства. Всю мою любовь, всю боль… Ведь я вырезала сердце долго, ежедневно, около месяца. И каждый раз, когда брала в руки нож, загодя заточенный после предыдущего раза, плакала.

Не только от того, что любила Эрика, но была ему не нужна… Не только от безысходности и непонимания, что делать дальше и как с этим жить. Хотя, по этой причине больше всего. Но и от того, что было физически больно. Мои ладони от постоянных усилий стирались в кровь, а из-за того, что я не останавливалась и упорно продолжала своё дело, они потели… и от этого становилось ещё больнее, когда в раны попадала соль. И никакие бинты не спасали. Но я не сдавалась — раз решила, значит, должна была довести начатое до конца.

Я понимала, что Эрик вряд ли найдёт это дерево и увидит эту надпись. А если увидит, что она могла изменить после того, как я уехала?

Но для меня это было важно. Сделать самое красивое, самое лучшее Сердце Любви, вложив в него всю свою душу. Высечь не только на дереве, но и в своём собственном сердце место для него, моего возлюбленного.

Настоящая любовь вечна. Я знала это… Что где-то далеко внутри теплятся эмоции и чувства к Эрику с тех самых времён, но стоит ли их теперь вытаскивать наружу? И к чему это приведёт?

Я знала про мучения, которые мне было очень тяжело вспоминать и мне совсем не хотелось повторять их вновь. Это было просто невыносимо. Снова переживать грусть и печаль? Нет… Успокоиться тогда было очень сложно и трудно, чтобы добровольно всё повторить сейчас, спустя годы.

Я пальцами провела по розам. Каждый листочек и шип были аккуратно вырезаны мной… а кровью с ладоней были окрашены лепестки.

Несмотря на то, что прошло много времени, кора потемнела но совсем чуть-чуть, а кровавые цветы по-прежнему контрастировали, хотя и едва заметно поблёкли с тех пор. Вот, что значит, сделать на совесть.

— Как бы я хотела вернуться туда, в то время, — произнесла я. — Набраться смелости, признаться.

Эмоции переполняли, дышать стало труднее и из глаз потекли слёзы. Порыв ветра заставил листву шуршать, будто бы Дедушка Дуб меня утешал.

Небо затянулось плотными тучами и воздух стал холодным, влажным и свежим. Вот-вот должен был начаться дождь.

Я так тогда открыто и не сказала Эрику, что люблю его. Да, намекала и постоянно находилась рядом с ним. Но порой нужно набраться смелости и сказать заветную фразу прямо, а не ходить вокруг да около.

Но я боялась. Был страх — а поймёт ли он? А как воспримет? А что будет потом?

Вопросы наваливались целой горой и, не решаясь всё испортить, я молчала, скрывая и подавляя всё в себе.

Иногда страх мешает нам сделать то, чего мы очень хотим. Словно цепями сковывает, не даёт свободно двигаться и мы проживаем жизнь ограниченно, в то время как могли бы раскрепощено радоваться всему окружающему. И даже когда нам даётся шанс, словно кто-то подталкивает сделать заветный шаг, мы всё равно стоим на своём, не решаемся ступить…

У меня тоже был такой шанс. Судьба мне его тоже дарила — когда я уже знала, что уезжаю из деревни, я могла во всём признаться Эрику. Что мне мешало привести его на эту самую опушку, показать дерево и рассказать о том, что меня мучило? Ведь я бы освободилась от своих страхов. Да, он мог бы меня отвергнуть, или нет. Но тогда это было бы неважно. Я бы всё равно его не разлюбила, и всё равно бы уехала. Только уже без груза на душе и ощущения, что вовремя не сделала то, что следовало. Это была возможность, которой я так и не воспользовалась по своей же глупости.

И теперь, когда я снова оказалась в своей деревне, стояла у того самого Сердца Любви, я была в смятении и в который раз задавала себе мучающий меня вопрос: стоит ли теперь копаться в прошлом и возобновлять всё то, что я так тщательно прятала в закоулках своей ранимой души?

Сверху послышался хруст ветки. Я сразу подняла голову и обомлела.

Я поняла, что там кто-то сидит, но вот увидеть, кто именно, для меня было полнейшей неожиданностью.

Я быстро отошла в сторону и вытерла слёзы. А с дерева на землю одним махом спрыгнул Эрик. Он был в той же чёрной спортивной майке и джинсах собранных складками внизу, но на поясе была завязана за рукава клетчатая рубашка, которая при прыжке взметнулась вверх, словно крылья.

— Да уж, — сказал он. — Необычный поворот событий.

Мне стало так неловко. Значит, он всё слышал, что я здесь говорила. Хотя что «всё»? И так всё ясно, раз на дереве вырезано сердце с нашими именами. Не доброжелатель же старался, в конце концов.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, не поворачиваясь и пытаясь как можно скорее успокоиться.

Эрик с ответом не спешил. Он медленно подошёл к стороне дерева, на котором было Сердце Любви.

— Даже не знаю, как и сказать, — произнёс он неуверенно. — С чего начать.

— Ну уж начни с чего-нибудь.

Мои чувства смешались. Я даже не могла разобраться, что происходило — я злилась? Или мне просто было стыдно, что я выглядела в этот момент полной дурой? Хотя, что я прицепилась к парню… Мог бродить-гулять и наткнуться на дерево, а потом и на надпись.

— Говорить, что я про это сердце знаю, наверное, не стоит, да? — спросил Эрик.

— Это я и так поняла уже, — ответила я.

— Но, видишь ли… Я про него знаю ещё с тех пор, когда ты его вырезала.

Ответ меня поразил. Я резко повернулась и вопросительно посмотрела на кучерявого. В голове роились сотни вопросов.

— Вот же, — мрачно сказал Эрик и стиснул зубы. Он провёл ладонью по шее сзади, не находя слов для объяснения. — Кира, я видел, как ты вырезала это сердце. Тогда, когда мы были детьми, ты приходила сюда с ножом долгое время каждый день.

— Ты что, следил за мной? — недоумевала я.

Час от часу не легче — открытие одно за другим.

С одной стороны всё это несколько упрощало мне жизнь — признаваться уже в чувствах не нужно, и так всё ясно. Но с другой прилично усложняло, потому что появлялись новые вопросы.

— Нет… То есть да, — не мог определиться парень. Сейчас от былой решительности Эрика не осталось и следа, он не находил себе места и пытался подобрать нужные слова. — В общем, я увидел тогда, что у тебя руки забинтованы и ладони в крови. И однажды проследил, куда именно ты ходишь. Так и узнал про это дерево и Сердце Любви. А потом ты уехала… Ну и я стал приходить на это место с тех пор очень часто. Здесь очень красиво. И спокойно.

Сверкнула молния, вдали грянул гром и поднявшийся сильный ветер взъерошил волосы Эрика. Я так и стояла и смотрела на него, после чего ответила:

— Да… это волшебное место. Поэтому я сюда и приходила.

Эрик провёл рукой по вырезанной надписи.

— Разные видел Сердца Любви. Но такое — впервые и, наверное, никогда больше не увижу. Очень изящно и… утончённо.

Капли дождя стали падать с неба на зелёную траву и листья дерева. Их с каждым мгновением становилось всё больше и тихий звук, похожий на шёпот, шумел всё сильнее.

Я выставила руку и в ладонь собралась вода. Бежать было поздно, оставалось только переждать, пока дождь не закончится.

Благо, Дедушка Дуб словно укрывал нас как огромный зонт, под которым было хоть и прохладно, но сухо.

Эрик подошёл ко мне и встал рядом.

— Ты нисколько не изменилась, — сказал он.

— Неправда, — не поверила я. — Я стала заносчивой, надменной и зазнавшейся. Возомнила, что я звезда. Не справилась со славой, упавшей на голову.

— Может быть. Но здесь, дома, ты такая же, как и раньше. Я же помню тебя. И не забывал никогда.

Мне стало как-то неудобно от этих слов. Что это значит? Что он тоже обо мне вспоминал? Но как именно? Как просто о подруге, или больше?