“Это ты забрал у меня все. Друзей. Семью. Здоровье. Счастье. Мои пальцы. Мои надежды. Мое будущее. Мою жизнь. Это ты портишь все, к чему прикасаешься. Я тоже хочу забыть тебя навсегда. Лучше бы ты убил меня тогда, в подвале”.

Теон скомкал листок, и на его белой изнанке проступили зеленым буквы и знаки препинания, куда пришелся больший нажим фломастера. Он, шатаясь, побрел в прихожую и швырнул бумагу за дверь. После налил себе еще виски и тихо заплакал. Слезы капали в стакан, расплываясь на маслянистой поверхности темно-желтого напитка.

Через несколько минут он опомнился и бросился к двери. Теон распахнул ее, чтобы забрать листок, и, порвав его в клочья, выбросить в мусор.

Но под дверью уже ничего не было.

Он пошел в комнату, содрал футболку с кракеном и упал ничком на кровать.

========== Глава 3 ==========

Совершив над собой неимоверное усилие, он открыл глаза, и с тихим стоном закрыл их снова. Вчерашнее неумеренное пьянство обернулось жесточайшим похмельем. Теон попытался приподняться на кровати, но, лишь немного привстав на локтях, обессиленно повалился обратно.

Седьмое пекло, зачем я вчера так надрался? Правильно Рамси запрещал мне пить!

От этой мысли, от внутреннего одобрения действий Рамси, так внезапно возникшего в его гудящей голове, Теон в ужасе подскочил и неловко схватился за спинку кровати.

Его мутило, дико трещала голова и безумно хотелось пить. И он понял, что в таком состоянии он не сможет пойти на работу. А ведь надо было еще погулять с девочками!

Теон с огромным трудом сполз с кровати, прошлепал босыми ногами по линолеуму, поджимая оставшиеся пальцы. Он повернул кран с синей каплей и начал жадно пить, склонив голову набок. Теон с хлюпаньем втягивал в себя воду и фыркал, когда она норовила затечь в нос.

Девочки обступили его, они суетились вокруг и хотели есть. Но перед этим их надо было вывести на прогулку. Теон снова застонал, но делать было нечего — надо было собираться и идти с собаками на улицу.

По дороге на площадку он набрал номер Манса и признался, что сильно перепил вчера и сегодня прийти не сможет. Манс в ответ расхохотался: ему всегда нравилась честность, но от его смеха в голове у Теона ужасно звенело, а в животе что-то противно сжималось. Потом Манс спохватился и уточнил, все ли у него в порядке. Теон безжизненным голосом заверил, что все хорошо, просто он вчера решил снять напряжение и не рассчитал дозу. Он пообещал Мансу, что не намерен уходить в запой и завтра обязательно выйдет на работу. Он вернулся с прогулки, еле волоча ноги, и снова завалился спать.

Теон открыл глаза, когда солнце уже склонилось к горизонту, и почувствовал себя ощутимо лучше. Он приготовил себе обед, если это можно было так назвать: достал из морозилки упаковки с тефтелями и каким-то разноцветным рисом, высыпал содержимое в большую черную тарелку и поставил в микроволновку. Из прошлой жизни он помнил, что похмелье лучше переносится на сытый желудок. Он достал из холодильника молоко — запивать. Поначалу еда поглощалась с трудом, его все еще мутило.

Девочки сидели рядом и молча выпрашивали куски, глядя на него голодными глазами. Теон не выдержал и вручил каждой по тефтеле — сейчас он был не в том состоянии, чтобы сопротивляться их жадным взглядам.

Допив молоко прямо из бутылки, он поставил посуду в раковину, но тарелка выскользнула из непослушных пальцев и с грохотом повалилась в мойку. Теон болезненно поморщился от громких звуков — ощущение было не из приятных, будто его ударили по голове тяжелым молотом.

Теон упал на постель и начал бездумно следить за игрой солнечных зайчиков на потолке: проезжающие по улице машины ловили стеклами свет заходящего солнца, и яркие блики плясали у него над головой. Ему в спину упиралось что-то длинное, небольшое и твердое, давя в поясницу. Теон порылся в одеяле, достал толстый зеленый фломастер и недоуменно посмотрел на него, не понимая, откуда он мог взяться в его постели. Может, принесли девочки?

И тут он вспомнил.

Он написал письмо Рамси. Всего несколько строк, но он это сделал. Его начало мутить с новой силой, он перевалился через край кровати, голова свесилась почти до пола. Он попытался дышать размеренно и глубоко, чтобы удержать в желудке обед. Через некоторое время сердце перестало заполошно метаться в груди, он справился с тошнотой и успокоился, уговаривая себя, что этот измятый клочок бумаги соседи могли принять за обычный мусор и выбросить на помойку.

В глубине души он понимал, что письмо наверняка будет доставлено адресату. Но он гнал от себя эту мысль и старался думать о том, что Рамси не выйдет из тюрьмы никогда, и надо перестать его бояться.

Перестать. Так просто сказать. И так трудно, так невозможно перестать чувствовать этот мерзкий липкий страх.

Его жизнь снова вошла в привычный ритм: дом, работа, собачья площадка. Но теперь Теон был готов выть от тоски. После отъезда Джона он отчетливо ощущал всю бессмысленность того, что делал каждый день.

Он никогда не признался бы себе в этом, но сейчас он ждал нового письма в плотном желтом конверте. Потому что оно могло хоть что-то изменить в однообразном, застывшем вязком болоте его жизни.

И новое письмо появилось на пороге его квартиры в свой срок. Поднимая с пола конверт, он отвлеченно подумал о том, что будет, если заделать намертво щель между полом и дверью. Куда будут запихивать новые письма — в почтовый ящик или придумают что-то более оригинальное?

С письмом в руке Теон неспешно направился на кухню, заварил черный чай в большой кружке и забрался с ногами в свое любимое кресло. Он подул на чай, тот был очень горячий, но Теон не разбавил его холодной водой, а стал ждать, пока остынет. Он оторвал тонкую полоску по краю конверта, достал тщательно сложенные листы и начал неторопливо читать.

Почерк был такой аккуратный, словно Рамси прилежно переписал текст с выверенного черновика.

“31 мая

Здравствуй, Теон!

Признаться, я был весьма удивлен, когда получил от тебя весточку. Как жаль, что она была совсем короткая, но мне было очень приятно узнать, что, по крайней мере, два последних письма ты все-таки прочитал.

Правда, я почти забыл, что написал в последней записке, однако твои упреки немного освежили мою память. Я тогда был сильно пьян и нес всякую херню. Надеюсь, ты это примешь во внимание, Теон.

Я перечитывал твое письмо много раз, и мне было очень больно. Мы многое отняли друг у друга, и, согласись, если мы начнем сравнивать: кто кому причинил больше вреда, это будет просто смешно. Нам обоим есть, что предъявить друг другу. Но порой некоторые вещи измерить просто невозможно. Например, преданное доверие.

Мне кажется, что мы как-то неправильно начали переписку, Теон. Мне очень не по душе, что ты обвиняешь меня, а тебе наверняка тяжко читать мои обвинения. Так может быть, попробуем просто поговорить? Не вспоминая прошлое?

Мне жаль, сейчас ты совсем один. От каждого твоего слова разит тоской и одиночеством. Последняя строчка меня просто наповал сразила. Ты желаешь себе смерти — и это несмотря на то, что ты остался на свободе и можешь наслаждаться всеми благами вольной жизни. Меня это очень тревожит, Теон.

Ты никогда не помышлял о самоубийстве, даже в самые отчаянные дни — так что же стряслось теперь? Прошло столько времени, а ты все страдаешь, хотя говорят, что время лечит. На самом деле нихрена оно не лечит, я это знаю по себе.

Я поспрашивал своего человека, и он сказал, что ты не ходишь к психиатру. Значит, вся помощь от прокурора ограничилась только тюремным мозгоправом, новыми зубами и социальной квартиркой? Я безмерно восхищен его неслыханной щедростью, Теон. Представляю, как этот мудак скрежетал зубами, когда отсчитывал тебе жалкие казенные гроши.

Теон, я очень хочу, чтобы ты начал пользоваться теми деньгами, которые лежат на твоем счете. Они твои. Возьми их, сними нормальное жилье или дом в приличном районе. Брось этот сучий магазин Манса — тебе не нужно будет работать. Я смотрю, что у тебя даже нет нормальной ручки — пишешь говенным маркером на туалетной бумаге.