Теон, пользуясь вынужденным отпуском, проводил больше времени в качалке, и ходил гулять с девочками не на площадку, а в центральный парк. Он уходил вглубь парка, куда не добиралось большинство гуляющих, и снимал с девочек намордники, давая им возможность побегать за любимыми игрушками — мячиком, палкой или пластиковой тарелкой. У Теона была заветная полянка в отдаленном месте парка, где стояла вечно пустая скамеечка, на которой он мог посидеть, отдыхая от игр с девочками.

Но сегодня скамейка была занята. На ней по-хозяйски расположились два симпатичных молодых человека. Улыбчивый темноволосый красавец с синими глазами кормил персиком широкоплечего кудрявого блондина. Они по очереди откусывали от яркого красного бока и целовались, слизывая друг с друга сладкий фруктовый сок. Теон застыл столбом, завороженно следя, как эти двое ласкают друг друга. Любопытная Джейни подбежала к ним и запустила нос в корзинку для пикника, которая стояла на краю скамейки. Черноволосый отшатнулся, увидев собаку, а блондин посмеялся над его испугом и предложил Теону персик. Теон вздрогнул, словно очнувшись, растерянно поблагодарил за предложенное угощение, позвал девочек и ушел искать другое место.

Первым делом, вернувшись домой, Теон проверил, нет ли письма от Рамси. Но желтого конверта на полу не было.

Теон внимательно читал газеты, в которых были статьи про Болтонов и о возможном пересмотре дела Рамси. Все статьи были хвалебные, и фотографии подобраны отлично — рекламный маховик, запущенный Мирандой, все еще крутился. Теон перечитывал последнее письмо Рамси каждый вечер, перед тем как пойти в душ перед сном. Он гладил свои шрамы на груди, животе и бедрах, стоя под обжигающими, как прикосновения Рамси, струями воды. У него подкашивались ноги и кружилась голова, когда он забрызгивал белым свою четырехпалую ладонь.

Письмо появилось на коврике с опозданием в несколько дней, и Теон вздохнул с облегчением. Он разорвал конверт и торопливо вытащил пять небольших блокнотных листов, исписанных с обеих сторон. На внешнем бумажном сгибе виднелись следы светлой пудры. Письмо было написано карандашом и, как обычно, печатными буквами. В некоторых абзацах они были убористые и прямые, а в некоторых — неуверенно дрожали, норовя уйти куда-то вверх и вбок. Видимо, сломанная рука Рамси все еще болела, и он менял руки, пока писал письмо.

Теон принялся жадно поглощать глазами неровные строчки.

“17 сентября

Мой Теон!

Я получил фотографии.

Ты не представляешь, что творилось у меня в голове, когда я увидел их в первый раз. Я смотрел на тебя и на девочек. На тебя. И снова на тебя.

Если бы ты сейчас оказался рядом, я вряд ли сумел бы сдержаться. Я пересматриваю фотографии чуть ли не каждый час, и уже порядком их истрепал. Самый лучший снимок я повесил на стенку. Тот самый кадр, где ты снят крупно, вместе с девочками. Лицо у тебя там немного смущенное, но глаза улыбаются.

Ты очень красивый.

Когда я лежу на кровати, я смотрю прямо на тебя. Первое, что я вижу теперь, когда просыпаюсь — это твой взгляд. Очень приятное пробуждение, я словно возвращаюсь в старые добрые времена, когда ты постоянно был рядом со мной.

Все фото отличного качества, и сняты в одном месте. Целая серия кадров, как будто объектив щелкал каждую секунду. Это профессиональная фотосессия. Кто фотографировал тебя, Теон? Ты специально нанял фотографа для того, чтобы показать мне себя и девочек? От этой мысли моя голова становится совсем шальной.

Я даже не знаю, что радует меня больше — эти фотографии или тот факт, что ты так старался сделать их для меня.

Я хочу тебя, Теон. Будь ты сейчас со мной, я бы сразу стянул с тебя все лишнее, и приступил бы к делу. Сначала я бы заломил тебе руки, мне нравится сжимать твои запястья — они такие тонкие и хрупкие. Затем я бы облизал все твои шрамы, мой славный, ведь я так давно не видел их. Я прекрасно помню каждую отметину и каждый рубец. А ты хорошо помнишь, как сильно они меня заводят. Но ты заведешься сильнее, потому что я начну с твоей шеи, а потом буду спускаться вниз. А когда ты уже не сможешь больше терпеть, я скручу тебя и трахну так, что ты будешь кричать — как прежде. И я заставлю тебя кончить первым.

Ты сейчас возбужден, мой славный. Я знаю, что у тебя уже стоит.

Я всегда знаю, чего ты хочешь на самом деле. Ты хочешь, чтобы я сделал все это с тобой. И я сделаю. Тебе будет очень хорошо, Теон. Я обещаю.”

Теон покраснел, понимая, что они и в этом схожи — он перечитывал письма Рамси, где тот писал, как будет заниматься с ним сексом, а Рамси смотрел на его фотографии, и оба кончали, думая друг о друге. Теон закусил губу, перечитывая строки, где Рамси написал о том, как будет его ласкать. Рамси всегда знал, чего хочет Теон на самом деле, и был прав, когда утверждал, что он возбудился от этих слов. Теон откинул со лба прилипшую прядь волос и глубоко втянул в себя воздух, глядя в потолок. Он постарался сдержать внезапно нахлынувшее желание. Отдышавшись, Теон продолжил чтение.

“Ты пишешь, что Хелисента в порядке. Я этому рад. Сейчас ты сумел обойтись собственными скудными средствами, но что будет дальше? Почему ты такой упертый, Грейджой?! Почему ты упорно отказываешься от того, что принадлежит тебе? Я ненавижу повторяться, но вынужден делать это снова и снова — возьми деньги со счета! Ты сможешь снять приличный дом в пригороде, и у девочек будет собственный двор для прогулок. Тебе не придется торчать в магазине Манса на побегушках. Тебе не нужна эта долбаная работа!

Сейчас ты экономишь каждый грош и вынужден во многом себе отказывать. Как только ты снимешь деньги со своего банковского счета, ты не будешь ни в чем нуждаться.

Возьми их, Теон. Они твои. Возьми их, и живи достойно.

Я узнал от своего человека, что ты начал посещать тренажерный зал. Это очень неприятная новость. Почему ты решил ходить в качалку? Ты хочешь что-то изменить в себе?

Но тебе это не нужно, Теон. Я люблю твое тело таким, каким оно есть сейчас, и я не желаю, чтобы ты менялся.

Или у тебя какая-то другая цель? Или интерес? Скажи мне, мой славный: зачем ты таскаешься в этот долбаный зал? Почему тебя вдруг туда потянуло? Какие были причины?

Я хочу, чтобы ты перестал заниматься этой херней. Надеюсь, ты прислушаешься к моему желанию.

Спасибо за совет насчет того, как разрабатывать руку. Мой язвительный Теон, когда же, наконец, ты прекратишь упрекать меня? Благодаря мне ты сейчас на свободе, а не мотаешь пожизненное за киднеппинг. Не забывай об этом!

С маленькими мячиками здесь туговато. Как ты сам понимаешь, в тюрьме небольшой выбор приспособлений для лечебных тренировок. Ребята делают мне шарики из хлебных мякишей, вот с ними и упражняюсь.

Еще я пытаюсь научиться заново писать правой рукой. Сначала попробовал, как школяр, повторять на бумаге одно предложение по сто-двести раз, но это слишком скучно. Поэтому я решил переписать в блокнот какую-нибудь книгу.

Местные заключенные, которым повезло с тихой работой в библиотеке, оказались шутниками с плохим чувством юмора. Они прислали мне мемуары какого-то однорукого гвардейца. Пришлось моим ребятам поговорить по душам с этими весельчаками, и сейчас в библиотеке работают совсем другие люди. Более серьезные.

Правда, книжку я возвращать не стал, потому что уже начал ее переписывать. Каждый день осиливаю по паре-тройке страниц. Дело с разработкой пальцев немного пошло на лад, хотя меня тошнит от излияний однорукого идиота.

Варис оказался очень сметливым адвокатом. У него есть свои подходы, и он со всеми умеет договариваться. Варис пообещал найти слабое место судьи Мандерли и чуток надавить на него, чтобы рассмотрение апелляции прошло без неожиданных сюрпризов. Варис, как и я, не любит проигрывать и приложит все усилия, чтобы наконец-то вытащить меня отсюда.

Вот, пожалуй, и все мои небогатые новости, Теон.

Единственным радостным событием за все это время стало твое письмо с фотографиями.

А теперь поговорим о главном.