Радушная Наталья Александровна, фельдшер детского кабинета, с интересом выслушала новогоднюю историю врачихи, главным героем которой был местный бобыль Иван. А уже через неделю та же Наталья Александровна сочувствием утешала Веру в своем кабинете, потому что история про Ивана и Веру не имела продолжения. И тогда-то и прозвучала Верина неосторожная фраза, которая позже имела большие последствия.

– Ох, Наталья Александровна, вы знаете, я бы хотела родить от него сына, с такими же кругленькими маленькими глазками. Пусть рождение сына будет мне хорошим назиданием на будущее, принимать в своем доме посторонних мужчин. … Кстати, у Ивана Илларионовича ведь нет собственных детей?

– Нет, он бездетный.

Вера сразу почувствовала, что проговорилась. Она сказала лишнее, очень личное.

Наталья Александровна пытливо ждала продолжение рассказа и по ее розовощекому лицу пробежала тень неудовлетворенного любопытства, но добавить к сказанному Вере было уже нечего, она сама не понимала, кто ее за язык потянул, выболтать то персональное, о чем не делятся даже с друзьями. Но слово – не воробей, если вылетело, то не поймаешь. Вздохнув, Вера отправилась на обход больных в отделении.

Учеба в Тюмени ей пошла на пользу. Страха перед взрослыми больными у нее больше не было.

На рождество, Вера потеряла терпение, и сама позвонила Ивану Илларионовичу, каря себя за слабохарактерность. Не успела она положить трубку телефона на рычаг, как Иван в валенках и тулупе нарисовался у ее порога. На дворе стояли рождественские морозы.

– Однако, я долго ждал твоего звонка, – вместо приветствия сказал мужчина, быстро сбрасывая свою одежду на пол в темноте теплой спальни.

– Ты ждал, что я позвоню тебе c экстренным сообщением, что у меня началась течка? Ты не перепутал ли мой адрес с фермой?

– Вера, ну зачем нужно так много говорить? Давай будем наслаждаться тем, что дает нам жизнь. Заниматься любовью и радоваться ночи, которая все покроет, ведь так это было всегда.

Иван не догадывался, что какое тревожное чувство зародилось в ее сердце после его успокоительных слов.

В наслаждении от близости с деревенским любовником она уже не теряла голову, и голос рассудка хладнокровно предрекал хозяйке скорое окончание этой порочной связи, но вместо того, чтобы порвать отношения достойным образом, она продолжала нежиться под боком у Ивана и в любовной неге гладила пальцем его черты лица, чтобы запомнить их, хотя бы наощупь. Провожая гостя перед рассветом на крыльцо, Вера приняла решение больше никогда не звонить ему, ни в нужде, ни просто так. Иван этого решения женщины не знал, и он просто не звонил Вере, ни вечером, ни днем.

Незаметно подошло крещение.

Катюша любила гадание и мистические тайны новогодних праздников, которые можно было назвать народным фольклором. Старшая дочь долго уговаривала маму опять погадать с ней и ее подружками на блюдце, но Вера не согласилась.

После того ужаса, который она пережила при последнем гадании в совхозе Мирный, женщина дала себе зарок больше не допускать гаданий в доме и твердо стояла на этом. Катя, обидевшись, ушла гадать к подружке, а Вера, прислонившись к теплой печке спиной, незаметно для себя вспомнила то гадание на блюдцах тогда, после которого в ее доме случился пожар.

Тогда тоже стояли крещенские морозы. В зале врачебного особняка в поселке Мирном, в ту ночь загадочно горели свечи. Вера с Катей сидели за столом перед начерченным черным карандашом на картоне алфавитном кругом. В зале было тепло от двух обогревателей, что стояли у промерзших окон. Младшие дети и Женя отправились спать наверх, а Вера стала вызывать духи умерших знаменитостей. Гадание шло на Катюшиных воздыхателей. Сначала Веру смешили детские вопросы дочери – подростка к вызываемым духам. Потом случилось что-то странное, что сильно напугало женщину. Может быть, духов стала раздражать настырная Катя, которая хотела разузнать, кто их восьми мальчиков любит ее сильнее, а, может быть, сама Вера засмеялась в неурочный момент, но блюдце неожиданно стало рваться из-под рук гадальщиц и метаться от одной буквы к другой. Слова складывались в проклятия и ругательства. А в ночь после гадания в доме и случился пожар.

Одному только богу известно, как Катюша проснулась, вышла из комнаты, где от дыма ничего не было видно и спряталась в туалете. Вера проснулась не от того, что почуяла дым, она спала в детской комнате при закрытых дверях, а от того, что дочь почему-то задержалась в туалете. Тушила пожар вся семья, но от подушки, упавшей на обогреватель осталась только обгоревшая труха.

Нет, гаданий больше в доме не будет, когда-нибудь и Катя поймет, что гадания имеют силу насильственно менять судьбу человека, что к добру не приводит. Если чему случиться, то пусть это случается само по себе.

Убедив себя в своей правоте, Вера закрыла заслонки в печки и прилегла на кровать. В крещенскую ночь плохо спиться в одиночестве, она стала ждать приход Кати с гулянья, а сама думала о том, что было очевидным: для Ивана переспать с женщиной было субботним развлечением, а для Веры – почти браком.

Прошло еще недели две, как-то Иван Илларионович зашел в кабинет главного врача, где вместо старого Петра Петровича, который ушел на пенсию по возрасту, уже хозяйничала его заместитель Лебедева, единственный врач в Андрюшино.

Иван Илларионович зашел к Вере, не потому что соскучился, а, чтобы пригласить ее осмотреть его заболевшую маму.

– Конечно, после обеда я зайду к вам.

– Вера, ты куда пропала? Почему ты не звонишь?

– Это я-то не звоню? А ты? Я ждала вашего звонка и ждала долго, но напрасно.

Вера поднялась со своего стула и близко подошла к мужчине. Она была просто обязана открыть свои намерения этому человеку, которого так непростительно быстро впустила в свою жизнь.

– Я должна вам сказать, уважаемый Иван Илларионович, что такие отношений, какие есть между нами на сегодняшний день, не могут быть продолжены. Вы, Иван Илларионович, можете развлекаться с любой другой женщиной в округе, это ваше право, но только не со мной. Больше об этом говорить мы не будем.

Молчание. Первым заговорил Иван.

– Вера, почему ты так все решила … решила сама, и за себя, и за меня?

Вера не собиралась отвечать на этот вопрос, который еще давал надежду на восстановление отношений с любовником, и опять уселась за свой начальственный стол, предупредив Ивана, что после приема больных в амбулатории она зайдет к ним домой, как участковый врач.

Иван покинул кабинет. Он был явно доволен этим коротким разговором, ведь он привык держаться в стороне от всего, что могло бы нарушить его славный быт и славу деревенского бобыля.

Все закончилось, любовные страсти прошли, как по Лермонтову.

И скучно, и грустно! – и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья… что пользы напрасно и вечно желать?

А годы проходят – все лучшие годы!

Любить – но кого же? – на время не стоит труда,

А вечно любить невозможно…

В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа,

И радость, и муки, и все там ничтожно.

Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка,

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -

Такая пустая и глупая шутка!

Так поэтически Верина личная жизнь раньше срока ушла в отставку.

Февраль на дворе рвал и метал от безнадежности остановить приближение весны, а жители деревни готовились праздновать масленицу.

В одну из суббот, когда после буранов вновь ударили морозы, в больницу привезли на вездеходе из деревни, расположенной на болотах, женщину с криминальным абортом. Состояние больной ухудшалось с каждым часом, а акушерку никто не смог найти. Вере удалось только довезти умирающую женщину в районную больницу, а там она умерла.

На дворе стояла глубокая ночь, когда Вера вернулась домой. Дикая скорбь овладела ей, и радовало то, что ее дети убрались в доме, управились со скотиной, протопила баню и вымылись. Дети не встречали маму, они спали, так и не дождавшись субботних беляшей. Вера быстро переоделась в одежды скотника и поспешила в стайки. Корова уже изжевала все сено из яслей, что Таня с Витей надергали из стога, и свиньи купались в собственном помете.