Сначала Вера почистила у свиней, потом – у коровы. Напоследок, она поставила зерно париться на печь и отправилась на поле, надергать скотине сено из стога.
После первой оттепели мороз превратил раструшенный стог сена в ледник. Вытаскивать сено для скота из обледенелого стога в тридцатиградусный мороз Вера воспринимала, как наказание свыше за то, что она, сбежав от законного мужа, приветила любовника, который насмеялся над ней.
Ночь, стужа, и Вера, стоящая на развороченном стогу под необъятным черным небом. Горькие слезы застывали в глазах, пальцы отмерзали в рванных рукавицах, живот стягивала судорога от напряжения, но, сколько бы Вера ни силилась, из-под снега выдергивался только небольшой пучок сухой травы. Что значит пучок травы для коровы, теленка и овечек!? Но сдавать было нельзя, ведь животные не виноваты в том, что им досталась в хозяйки такая грешная женщина.
Когда сено лежало в яслях, Веру ждала холодная баня. Вымывшись, она без ужина забралась под одеяло, но спать не хотелось. Тело ломило от усталости, ныло бедро, и на душе было тоскливо. Книга о карме ждала ее на столе под лампой с розовым абажуром. Вера включила лампу.
Так, на чем она остановилась в отпущении обид? На Пирате. На соседях равнодушно смотревших, как Витю кусает их дворовая собака волчьей породы.
– Автор книги знал, наверное, что забыть сердечную обиду легче, чем ее вспомнить. Кого мне надо еще простить? В поселке Мирном я и тоже пыталась простить тех, кто прощения и не просил, и не заслуживал! Вместо облегчения, я страдала от унижения, от того, что просила прощения у воров и у негодных людей, для того чтобы угодить богу! Может быть, я была не готова прощать искренне? Может быть, прощая, я брала вину других на себя? Я лицемерила, и теперь страдаю от карм и одиночества?
Эта мысль показалась Вере достойной исследования. Она улеглась под мамино пуховое одеяло и отпустила свой дух витать в прошлом с одной целью вытравить из него все, что настраивало злодейку-карму испортить ей жизнь в настоящем.
Совхоз Мирный. Зима.
Как-то раз, на здоровый прием детей пришла мамаша с годовалым ребенком на руках. Она светилась неподдельным материнским счастьем, ее ребенок был развит по возрасту и здоров. В поселке не было ни отопления, ни водоснабжения, отсутствовали в магазинах продукты питания, даже спичек и поваренной соли не было на прилавках, а женщина выглядела довольной жизнью. Вера в душе изумилась такому открытому счастью этой женщины со здоровым ребенком на руках, для нее не имел значения кризис в стране, ее не пугала всеобщая нищета, ее абсолютно не волновало то, что ее шестой ребенок был не привит.
Причина отказа от вакцинации была очень проста: родители ребенка больше верили богу, чем врачам. В своей практике педиатра Вера еще не встречала такого религиозного упрямства! Сафонова горячо убеждала Веру поверить, что верующему человеку грешно бояться за жизнь детей.
– Не переживайте, Вера Владимировна, наших детей не прививки защищают от болезней, а сам Всевышний Бог. Я знаю, что у вас доброе сердце. Чем навязывать мне ваши прививки, лучше вы сами, Вера Владимировна, подумали бы о своей душе. Я вам книжки принесла, почитайте на досуге.
– Хорошо, уважаемая Сафонова, давайте договоримся по-хорошему, мы делаем профилактические прививки Юрику, а я на досуге читаю ваши книги.
Счастливая Сафонова с ребенком на руках вскоре ушла домой. Она так и не поддалась на шантаж, а Вера мстительно закинула в ящик две маленькие книжки со словами: «Я не тот человек, который поддается на происки сектантки».
Вера понимала, что она во многом проигрывала этой простой женщине. Она не могла светиться счастьем, как Сафонова, хотя жизнь в ее семье наладилась: Женя в совхозе Мирный не пил, работал историком в школе и щедро ставил Катюши двойки по своему предмету; Витя и Таня по причине мороза сидели дома, им было вместе хорошо; Пират стал четвероногим членом семьи; Вера училась печь хлеб, доить корову и лечить взрослых людей.
Почувствовать себя счастливой женщиной ей мешал страх, который науськивал по ночам, что ее Женя, рано или поздно, запьет, что дети не получат правильного образования; что ей не справиться с руководством совхозной больницы, где нет тепла, медикаментов, воды и бензина для машины «скорой помощи».
Ответственность за работу участковой больницы легла на плечи Веры тяжелым грузом.
Особо изболелось ее сердце за тех трех беспризорных больных, старика и двух старушек, у которых не было родственников, и они оставались жить в палате больнице без центрального отопления.
В палате, где лежали старики, работало два обогревателя, круглосуточно, а постельное белье стирали сотрудники больницы по домам, так как воды не было. Зато кормили стариков хорошо, по-домашнему.
Первым умер парализованный дед, бывший алкоголик. Его парализовало еще весной прошлого года, на рыбалке в День Троицы, родственники от него отказались, поэтому он доживал свои дни находясь на больничной койке, а умер в лютые морозы под Новый Год. Его бывшая жена, забыв то зло, которое он творил при жизни, по-людски похоронила его.
Зато две бездомные старушки дожили до тепла. Одна из них была бывшая трактористка, она приехала на целину по комсомольской путевке и слыла деревенской дебоширкой, она буянила и в больнице, но холод загнал ее в постель, где она и стала справлять нужду.
Другая старушка, божий одуванчик, иногда вылезала из кровати и тихонько передвигалась по комнате, пользовалась ночным горшком и все выглядывала в окошко своего сына, боясь пропустить его приход.
Вера отметила, что после такой трудной морозной зима люди словно отучились болеть, потому что в холода люди в больницу не ходили, они выздоравливали дома от горячего молока с маслом или от куриного бульона с перцем. Часто больные приходили за помощью к Вере домой, а однажды, к ней на веранду положили человека с ножом в груди. Слава Богу, что его удалось перевезти в районную больницу, правда, а машине головорезов, но главное, что раненый остался в живых.
Как-то раз, от скуки, в часы приема больных, которых не было, Вера открыла первую книжечку счастливой Сафоновой, которую звали Надей.
В этой книге прописывались «истины первоклассника» в историческом контексте: делать добро и любить ближнего, этот постулат был знаком с пионерского детства, но в книжках были написаны и другие идеи, с которыми Вера согласиться не могла.
– Иисус праведник, он страдал за грешника, чтобы его спасти, а безгрешных детей не спасет? Он не спас и меня, чтобы я страдание восприняла нормой жизни? Или, если ребенок не считается грешником, то значит его можно мучить? Я не просила Иисуса Христа за меня умирать, зачем мне нужна эта жертва? Чтобы тяжелее было на сердце? Он умер на кресте, чтобы дать мне почувствовать себя его убийцей? Ох, зачем я только открыла эту книгу. Завтра же отнесу эти книги назад Сафоновой. Теперь я знаю, что ей сказать насчет профилактических прививок.
Воспоминания детства мешали женщине совершать паломничество в свое прошлое. О том, чтобы простить свою маму за пережитый ужас в детстве не было и речи. Мама есть мама, как на нее можно долго обижаться, ведь кроме нее у Веры не было другой мамы. Посчитав свой пульс и успокоив учащенное дыхание, Вера возвратилась опять к работе над своей испорченной кармой.
В тот год поселок Мирный замело снегом по крыши. Только здание конторы, школы, особняки для специалистов да двухэтажная больница победоносно выглядывали из-под снежного покрова своими вторыми этажами. В глазах у односельчан читались недоумение от происходящих бедствий, потерянность и ожидание грядущей катастрофы. Пробираться к домам, заметенным до крыш снегом, иногда приходилось через снежные норы. И Вера ныряла в эти норы, чтобы навещать детей до года, как это было положено в практике любого участкового педиатра.
Дом у Сафоновых был приметен тем, что проход ко крыльцу был очищен от снега и выметен до земли. Веру встретили приветливо, от тепла и гостеприимства она быстро согрелась и теперь привить годовалого сына Сафоновой становилось высшей целью всей ее жизни.
