— Что, Бетти? — тихо произносит он.

— Ты в порядке?

«Нет, нет, я не в порядке! — хочется закричать ему во все горло. — Разве ты не видишь, что происходит? Мы теряем друг друга, неужели ты не чувствуешь этого?»

— Да, я в порядке.

Она с недоверием прищуривается, будто пытается уличить его во лжи, и несколько секунд пытливо вглядывается в зелёные глаза. Джагхед не отводит взгляд, хотя чувствует, что ещё немного и вся его выдержка полетит к чертям.

— Ладно, — неуверенно говорит она, — тогда давай лучше поговорим о недалеком будущем, идёт?

— Насколько недалеком?

— О завтрашнем дне.

— А что будет завтра?

Бетти отвечает не сразу. Джагхед — напуганный, застывший в тревожном ожидании не сводит с неё глаз. Вся решимость вдруг улетучивается, и одна за одной на нее накатывают волны липкого, почти что животного страха. Ей так страшно произнести роковые слова, так страшно отнять надежду сидящего рядом человека. Да, он чужой ей, и никаких чувств к нему она не питает, но эта новость… Господи, эта новость убьет его.

— Бетти, что будет завтра? — с дрожью в голосе повторяет Джагхед.

Она молчит ещё пару секунд, а потом тихо отвечает:

— Завтра я уезжаю.

Едва её виноватый голосок стихает, как Джагхед чувствует, что проваливается куда-то в пустоту, в свой старый кошмар, от которого не может проснуться уже восемь лет. Он будто снова становится тем маленьким мальчиком, которого бросил самый родной и любимый человек на свете.

— Ты ведь это не серьезно? — еле слышно выдавливает он из себя.

«Ради всего святого, Джонс, очнись уже! Ты знаешь, что это всерьёз. С самого начала ведь знал, просто боялся взглянуть правде в глаза».

— Серьёзно, Джагхед. Я уже собрала вещи.

— Но ты ведь…— голос ему изменяет, — ты ведь за ужином говорила, что хочешь задержаться, разве нет?

Она виновато опускает взгляд и отворачивается от него.

— Я правда хотела задержаться, но…это ничего не изменит, — говорит она, обращаясь скорее к своим рукам, которые разглядывает, низко склонив голову.

— Нет, изменит! — Джагхед подсаживается ближе. — Изменит, Бетти! Ты должна остаться, мы ведь…

— Я не хочу здесь оставаться, Джагхед, — перебивает она. — Я приняла решение и ты меня не переубедишь.

Он тяжело дышит, чувствуя, что ещё немного — и сердце остановится от чудовищного напряжения. Ему так хочется прикоснуться к ней, взять за руку, сделать хоть что-то, но вместо этого он молчит, не зная, что сказать, как убедить любовь всей своей жизни остаться с ним.

— Ладно, слушай, ты только не принимай поспешных решений, хорошо? — Он старается говорить спокойно и рассудительно, но получается так хреново. — Элис… Она с тобой говорила?

— Да, говорила, а при чем здесь это?

— Что она сказала? Она призналась, что соврала насчёт меня?

— Да, призналась, — равнодушно отвечает Бетти.

— Тогда почему ты уезжаешь? — едва ли не с отчаянием спрашивает он. — В чем проблема?

Джагхед чувствует, что силы покидают его. Он приказывает себе не терять контроль, не поддаваться панике, которая медленно заползает под кожу, вселяя первобытный ужас. Собрав последние крупицы самообладания, он обращается к девушке, что так безжалостно рвет его душу на куски:

— Посмотри на меня, Бетти…— говорит он так ласково, так нежно, что сердце её бешено заколотилось и едва не разорвалось от боли.

И она поднимает голову, обращает на него растерянные, полные сожаления глаза, и у него перехватывает дыхание. Время останавливается. Он заглядывает ей в глаза, и там, сквозь пелену отчужденности и равнодушия, словно слабый огонёк свечи на алтаре заброшенной церкви, светится его прежняя Бетти. Тот же разум, та же душа, все то, что он так безгранично любил в ней, все это есть и до сих пор живо, только спрятанно так глубоко, что не добраться.

— Почему ты уезжаешь? — спрашивает он так же нежно, тихо.

Когда она говорит, губы у неё дрожат:

— Потому что не хочу быть с тобой. Я ничего не чувствую к тебе, Джагхед. Я бы могла остаться, правда, могла бы, но…это только отсрочит неизбежное, так что… Прости меня. Мне очень, очень жаль.

Боль. Вся его жизнь с самого первого вздоха — непроходящий болевой синдром. Если бы он мог предугадать это, то удавился бы пуповиной в материнской утробе. Да, удавился бы с превеликой радостью. Не родился бы на свет, не вырос бы в гребанном трейлерном парке под нескончаемые ссоры родителей, не вступил бы в банду Змеев, не впутался бы в разборки с наркобизнесом, но самое главное — не встретил бы её… Бетти Купер. Девушку, чья любовь сначала спасла его, а теперь хладнокровно убила.

— А если я скажу, что поеду за тобой…— едва слышно шепчет он.

— Я попрошу тебя этого не делать.

Вежливо. Холодно. Без запинки.

— Нельзя было отпускать тебя…— Он чувствует, как горло сдавливает от подступающих слез. — Нельзя было выпускать из этой комнаты. Я ведь чувствовал, что нельзя, и все равно отпустил…

Бетти с непонимаем смотрит на него своими ничего не говорящими, стеклянными глазами, и от этого взгляда ему хочется умереть. Нет больше прежней Бетти, была короткая, ослепительная вспышка — и вновь все пропало, погрузилось во тьму.

Проходит несколько секунд, и она вспоминает, что еще должна сделать. Радуясь возможности прервать зрительный контакт, Бетти отворачивается, находит под боком свою сумку, и некоторое время, в гнетущей тишине роется в ней, стараясь создавать как можно больше шума. Достав оттуда все, что нужно, она снова оборачивается к Джагхеду.

— Вот, решила вернуть, — негромко говорит она, протягивая ему розовый альбом.

Джагхед горько усмехается, глядя на свой рождественский подарок:

— Хочешь меня добить?

Голос его звучит так безжизненно, что ей становится не по себе.

— Нет, просто… Не думаю, что он нужен мне.

— Зачем ты так, Бетти? Это ведь подарок.

— Знаю, но… Я хочу порвать все связи с прошлым, понимаешь?

— Оставь его, Бетти. Можешь сжечь этот альбом, выбросить, да что угодно, только…не возвращай его мне. Пожалуйста.

От этой душераздирающей просьбы у неё сжимается сердце. Настаивать на своём уже не поднимается рука.

— Ладно. Тогда вот ещё…

Она торопливо открывает альбом, где между страницами лежат чек на сто тысяч и листок с реквизитами её ванкуверского счёта. Их-то она и отдаёт Джагхеду.

— Что это? — с лёгким недоумением спрашивает он.

— Чек из письма.

— Я вижу, что это чек, Бетти. — Он поднимает на неё гневный взгляд. — Ты что, и его решила мне вернуть?

— Нет, — мягко отвечает она. — Если ты не понял, то на втором листе реквизиты моего счёта. Я была бы признательна, если бы ты перевёл деньги на этот счёт.

Джаг смотрит на бумажки в своих дрожащих руках, едва сдерживаясь, чтоб не разорвать их на мелкие клочки. Он вновь приказывает себе не терять контроль, но боль и отчаяние буквально сжирают его живьем.

— Как скажешь, — сквозь зубы говорит он, пряча ценные бумаги в карман джинс. — Я переведу их.

— Спасибо.

Бетти убирает альбом в сумку, лихорадочно соображая, как Джонс отреагирует на просьбу отвезти её домой. Оставаться здесь более нет никакого смысла, ведь все, что нужно она сказала.

— Слушай, хм…— осторожно начинает она, — ты не мог бы отвезти меня домой? Просто у меня рейс утром, и я бы хотела выспаться как следует.

Джагхед поднимает на неё затуманенный взгляд. Необыкновенной красоты глаза теперь потухшие, смотрят на неё растерянно, беспомощно, и в них — безмерная боль.

— Останься со мной, Бетти.

Тихая мольба, от которой ее оледеневшее сердце дергается, заставляя усомниться в принятых решениях.

— На эту ночь? — шепчет она непослушными губами.

— Нет. На всю жизнь.

Это последнее, что она слышит, а после…воля разума гаснет перед волей плоти. Джагхед так близко, что она чувствует тепло, идущее от его тела. Он наклоняет голову, ищет её губы, находит. Их губы сходятся изгиб в изгиб, точно частицы головоломки. Разумом она понимает — это неправильно, хочет вырваться, но оторваться от его тёплых, живых губ не хватает сил. Джагхед сжимает ладонями её лицо, целует ещё настойчивей, и ей ничего не остаётся, как раскрыться ему навстречу. Тогда, в госпитале, их поцелуй был невинным, просто лёгкое прикосновение, но сейчас все иначе. Джагхед чувствует, что его не оттолкнут, и позволяет себе сполна насладиться этим слиянием. Он едва ли не впивается в её губы, целует так алчно, ненасытно, с силой прижимает её к себе, словно боится, что она может исчезнуть, раствориться в воздухе. Воспоминанания о прошлом захлестывают его с головой, и он тонет в них, погружаясь все глубже и глубже. На какой-то короткий миг ему даже чудится, что Бетти по-прежнему любит его, ведь она отвечает ему с такой же страстью, как делала это раньше. Едва он успевает подумать об этом, как Бетти из настоящего напоминает ему, что все безвозвратно изменилось. Она упирается ладонями в его грудь и с силой отталкивает его.