— Ладно, слушай сюда, — говорит Джагхед, все ещё улыбаясь своим мыслям. — Скажи Топаз, что её выступление отменяется. Никакого торта, ясно? И громкой музыки.

— Чёрт, она весь день тут распевалась. Здорово достала, если честно.

— Ничего, споет в другой раз.

— Ладно, скажу. Эй, а плакаты? А шарики? Их что, нужно убрать?

Джаг пару секунд размышляет.

— Нет, пусть остаются. От них вреда не будет.

Свит с облегчением сопит в трубку.

— Аллилуйа, а то Фангс бы не пережил этого. Он их весь день надувал.

Джагхед снова усмехается, представив себе картину этого процесса.

— Ладно, мне пора. Ты все понял?

— Вести себя сдержанней. Я понял.

— Молоток. Ладно, скоро увидимся.

— Эй, Джаг, постой. Так что там с Бетти? Она…ну…очень изменилась?

— Да, брат. Она изменилась.

— Все хреново или очень хреново?

— Не знаю. Кажется, просто хреново.

— Дерьмо… Но ты не кисни. Все только начинается, понял?

— Да. Все только начинается.

Игра теряет свою убедительность, потому Джагхед решает заканчивать разговор. Все только начинается… Лозунг, достойный предвыборной агитации — чересчур оптимистичный и абсолютно голословный. Ему хочется верить, что слова Свита в самом деле окажутся пророческими, но отчего-то в сердце засела острая игла сомнения, отравляющая все его существо. Эта мысль так угнетает его, что он с силой прогоняет её и вместо этого начинает думать о друзьях, об ароматических свечах, о том, как лучше завести разговор с Бетти и как взбесившийся пульс болью отзывается в висках, когда он спускается по лестнице.

~~~

— Всем привет.

Джагхед заходит на кухню, вдыхая головокружительные ароматы, витающие в воздухе. На плите в большой сковороде что-то задорно шкварчит, и чувство голода, преследующее его на протяжении всего дня моментально заостряется.

— Привет, сынок.

Отец сидит за столом для готовки, с хмурым видом крутя в руках бутылочку «Heineken». Элис удостаивает его беглым взглядом, не отвлекаясь от своего занятия — натирания сыра на здоровенной терке.

— Не против, если я возьму тачку на вечер? — спрашивает Джагхед, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он замечает, как Элис поджимает губы.

— Да без проблем, бери, — отвечает ЭфПи. — А куда собрался?

— В Саутсайд.

— А что с байком? Снова цилиндр полетел?

— Нет, с байком все в порядке, просто…короче, я еду туда с Бетти.

Элис прекращает тереть и вскидывает на него удивленный взгляд.

— С Бетти?

— Да, именно так.

— Это здорово, сынок, — с улыбкой говорит ЭфПи, не обращая внимания на жену. — Правда, здорово.

— И зачем же вы туда едете?

Элис похоже не разделяет общего восторга. Теперь она смотрит на него не с удивлением, а с плохо скрываемым беспокойством.

— Не волнуйся, это просто… — ему хочется сказать «свидание», но язык не поворачивается, — …вечер в компании друзей.

— О, решили устроить вечеринку? — улыбается ЭфПи. — В честь дня рождения?

— Нет, никаких вечеринок, — торопливо отвечает Джаг, видя как брови Элис угрожающе ползут вверх. — Она же не хочет праздновать, забыл?

ЭфПи украдкой смотрит на жену и понимает, что сморозил глупость.

— Да, точно, никакого дня рождения. Я забыл.

Джаг чувствует, что обстановка накаляется, поэтому спешит покинуть кухню по добру по здорову.

— Ладно, я пожалуй пойду. Бетти наверняка уже готова.

Он не успевает сделать и пары шагов, как слышит командирский голос миссис Джонс:

— Учти, Джагхед, одна глупость и у тебя будут большие неприятности.

Он застывает на мгновение, чувствуя как по спине пробежал неприятный холодок, но потом берет себя в руки и, обернувшись через плечо, уверенно произносит:

— Никаких глупостей, Элис. Я обещаю.

Сказав это, Джагхед сразу уходит и не видит неподдельного изумления на лице отца, с которым тот смотрит на свою жену.

***

Едва серый «Форд Фокус» трогается с места, покидая Элм-стрит, на Бетти наваливается чувство неправильности происходящего. Она начинает жалеть, что согласилась на эту поездку, и даже допускает мысль, чтоб попросить Джагхеда повернуть назад, к дому, но в последний момент останавливает себя.

Она сидит на месте пассажира, вцепившись в сумку, лежащую на коленях, смотрит в лобовое стекло немигающим взглядом и приказывает себе не паниковать. Ничего страшного, они просто едут в бар, чтоб поговорить. Завтра она уезжает, и Джагхед заслуживает внятных объяснений, разве нет? В письме он написал столько трогательных вещей, что сбежать от него молчком будет просто несправедливо. Он не заслуживает такого предательства.

В салоне включен обогрев, и она чувствует, как волны жара накатывают на неё одна за одной, и жалеет, что надела тёплый кашемировый свитер и плотные джинсы. А может, жарко ей вовсе не от печки, а от близости одного человека? Да нет, глупости, это все печка. И пальто.

— Долго нам ехать? — спрашивает она, чтоб хоть как-то отвлечься от безумных мыслей.

— Полчаса, — отвечает Джагхед, не сводя глаз с дороги. — Если не будем застревать на светофорах, то ещё быстрее.

— Ясно. Не против, если я включу радио?

— Валяй.

Бетти включает радио и с минуту ищет подходящую волну. Наконец из динамика раздается бархатный контральто Ланы дель Рей, и она с удовлетворением откидывается на мягкую спинку сиденья. Некоторое время они едут молча, а потом Джагхед заговаривает:

— Можно вопрос?

— Да, конечно.

— Ты прочитала письмо?

Бетти украдкой бросает на него взгляд, но парень сосредоточен на дороге и на неё даже не смотрит.

— Да, прочитала.

— И что скажешь?

— Хм…оно очень…очень трогательное.

Джагхед тихо усмехается, и от этого звука ей становится не по себе. Как назло светофор впереди загорается красным, и автомобиль плавно дергается, прекращая движение. Бетти ещё крепче сжимает пальцами кожаную ручку сумки, чувствуя, как волнение вновь вступает в свои законные обязанности. Трогательное… Господи, и зачем она это сказала? Ведь совершенно ясно, что он ждал другого ответа. Трогательное. Какая же ты тупица, Бетти Купер. Подыскивая в уме ещё более изощренные ругательства, она смотрит прямо перед собой, но переферическим зрением замечает, как Джагхед поворачивает голову в её сторону.

— А что насчёт моего предложения?

— Какого предложения?

Бетти не понимает, почему корчит из себя дурочку и несёт весь этот бред. Почему бы не сказать ему правду здесь и сейчас? «Прости, Джагхед, но завтра я уезжаю. Не принимай это на свой счёт, дело во мне и ты ни в чем не виноват». Нет, так не годится, лучше подождать более подходящего момента.

— Давай обсудим это чуть позже, ладно? — говорит она как можно более мягче. — Ты же не против?

На светофоре загорается зелёный.

— Не против, — отвечает Джагхед и давит на газ.

Машина срывается с места. Бетти всей душой чувствует весь тот раздрай и смуту, что испытывает сейчас человек за рулем. Ей становится так стыдно, так горько, что хочется плакать. Она злится на себя за то, что причиняет ему боль, но изменить, увы, ничего не может.

Всю дорогу до Саутсайда они молчат. Каждый думает о своём, о том, что волнует его больше всего на свете. Из динамиков льется печальное «Going to a town», и Бетти, разглядывая огни ночного города за окном, думает о завтрашнем отъезде. Джагхед же, выезжая за пределы Нордсайда, думает о Бетти. О том, что он скажет ей, как только они окажутся в своей уютной комнате.

~~~

— Вот мы и на месте.

Джагхед первым выходит из салона и как истинный джентльмен распахивает перед ней дверь и даже протягивает руку, чтоб помочь ей выйти. Выбравшись из машины, Бетти сразу же разрывает телесный контакт и коротко благодарит его за помощь.

После хамама в салоне, крепкий морозный воздух действует на неё как контрастный душ, приводя в чувство. Жадно вдыхая живительный кислород, она закидывает сумку на плечо и обводит взглядом почти пустующую парковку, на которой за исключением пары байков и серебристой «Тойоты» нет ничего, кроме снега и фонарей, освещающих ввереную им территорию тоскливым желтым светом. Сам бар тоже не производит на неё особого впечатления. Серое двухэтажное здание, обычная коробка, лишенная всяких архитектурных изысков. На втором этаже два окна, задернутых тёмными шторами, сквозь который все же пробивается тусклый свет. Вывеска тоже непримечательная — зелёная змея с раскрытой в укусе пасти и крупные белые буквы — «WHYTE WYRM» на зеленом фоне.