Он снова обходит стол, на ходу обращаясь к перепуганной девушке:

— Идём отсюда, Бетти. Тебе не за чем слушать эту грязь.

Та сидит, вцепившись в стул обеими руками, и не сводит глаз с Джагхеда. Вдруг его силуэт расплывается, но когда слёзы находят выход, он снова становится до боли четким. Она чувствует, как ЭфПи касается её плеча, просит встать и пойти с ним, но ей так невыносимо сложно сделать эти простые вещи.

— Бетти, идём.

Мужчина тянет её за руку, и ей приходится подчиниться. Он легонько приобнимает ее за плечи и ведёт прочь из кухни. Бетти совсем не разбирает дороги, слёзы лишают зрения, сдавливают горло, не позволяя дышать. ЭфПи доводит её до дверей комнаты, что-то говорит, утешает, советует, но Бетти будто не слышит.

Остановившимися глазами она смотрит куда-то мимо него, но заставляет себя просто кивнуть и заходит в спальню.

Едва дверь закрывается, Бетти даёт себе слово — как только наступит утро, она уедет из Ривердэйла. Не станет ждать недели, просто купит билет, сядет в автобус и навсегда покинет этот город, этот дом и этих людей. Пусть они и дальше упиваются ненавистью друг к другу, пусть доказывают самим себе что угодно, она в этом больше не участвует. Им нет никакого дела до неё, никто из них даже не спросит, чего хочется ей, они даже не слышат её. Чужой город, чужой дом и чужие люди. Они как бешеные псы рвут ее на части, пытаясь отхватить себе кусок пожирней. Господи, как тошно, как же тошно… Джагхед ей чужой, не нужен он ей, и любовь его ей не нужна. Она не хочет его рядом, и никогда, до самой смерти не захочет. Все, чего она желает — покоя. Она вернется в родной город, поселится в доме детства, в своей любимой спальне, будет учиться, восстанавливать здоровье, и когда-нибудь, без сомнения, забудет весь этот ривердэйловский кошмар.

***

— За что ты так меня ненавидишь?

Джагхед стоит на прежнем месте, с силой сжимая спинку стула и не сводя глаз с мачехи. Она подливает вина в свой бокал и, услышав вопрос, тихо усмехается.

— Я тебя вовсе не ненавижу, Джагхед, — говорит она тусклым голосом. — Я просто тебе не доверяю. Ты не пара моей дочери, и чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для всех нас.

Она отставляет бутылку, берет бокал, до краев наполненный рубиновой жидкостью, идёт к столу для готовки и присаживается на высокий стул, лицом к собеседнику. Джагхед думает, что она спокойно могла бы присесть за обеденный стол, но тут же до него доходит, что ей попросту нужна дистанция. Ей противно находится рядом с ним.

— Дай Бетти решать, пара я ей или нет, — говорит он как можно спокойнее. — Не увози её в Ванкувер, дай нам немного времени. Мы должны…

— Чего ты хочешь, Джагхед?

Внезапный вопрос сбивает его с толку.

— Что?

Элис на секунду прикрывает глаза.

— От моей дочери, Джагхед. От жизни. Чего ты хочешь?

На раздумья уходит не больше секунды.

— Я хочу сделать ее счастливой, Элис. Я хочу, чтоб она была счастлива каждую минуту своей жизни. Это моя цель.

Она задумчиво крутит бокал в руке, молчит, смотрит на него в упор пронзительным взглядом. Джагхеду кажется, будто она оценивает его, пытается забраться в голову, прочитать мысли. Все его тело изнывает от чудовищного напряжения, тревожного ожидания и пугающей неопределенности, которая сводит его с ума.

Наконец она заговаривает тихим голосом, в котором он явно улавливает нотки горечи:

— Однажды я уже слышала подобное. Догадайся, от кого?

— От отца?

— Да, от твоего отца. Он много чего обещал, клялся мне в вечной любви, но когда встал выбор между мной и «Змеями», он выбрал не меня.

— Я — не он, — с нажимом говорит Джагхед. — Мне плевать на других, мне нужна только Бетти.

— Боже, я будто эхо слышу. — Элис качает головой, горько усмехаясь. — Ты говоришь его словами. Ты так на него похож. Даже голос тот же…

— Я — не мой отец! — Он уже теряет терпение. — Я все брошу ради Бетти. Если ты увезешь её отсюда, я поеду следом, здесь меня ничего не держит!

Но Элис его будто не слышит. Глаза у неё туманятся, и кажется, мыслями она очень далеко.

— Знаешь, почему я прогнала её из дома в тот вечер?

Внезапный перескок с темы на тему снова выбивает Джагхед из колеи. Он собирается было ответить, но это ни к чему, потому как Элис сама на него отвечает:

— Я испугалась, Джагхед. Помнишь, она сказала о помолвке? Я не знала, всерьез это или просто дурацкая шутка, чтоб досадить мне, но я была в ужасе. Я сразу подумала, что она беременна, но слава Богу, ошиблась. Но я знала — рано или поздно это случится, раз уж речь зашла о помолвке, то и до детей недалеко. А это — конец, понимаешь? Она сломает себе судьбу, застрянет с тобой в Саутсайде и не увидит настоящую жизнь. Я не могла этого допустить, потому и выгнала ее. Я надеялась, она поймёт, что такая жизнь не для нее. Я была уверена, что долго она не протянет и рано или поздно сбежит от тебя. Знал бы ты, как я боялась ошибиться…

Голос её подводит, и она умолкает. Дрожащей рукой подносит бокал к губам, делает один глоток, второй. Джагхед молчит, но ей кажется, что она слышит его мысли. Нет, он не знает наверняка, но точно догадывается, чьими словами она только что говорила. Двадцать семь лет назад, на этой самой кухне, миссис Смит доводила семнадцатилетнюю Элис до слез, внушая ей эти же самые мысли. Она безжалостно сдергивала с неё розовые очки и разбивала их вдребезги, твердя без остановки, что связывать жизнь с голодранцем из Саутсайда равноценно самоубийству, медленному и изощренному. Элис плакала, ненавидела мать, но все равно поверила.

И теперь, рассказав Джагхеду свою собственную судьбу, она понимает, чего добивалась.

Она хотела убедиться, что её мать была права. На примере Бетти она хотела доказать самой себе, что сделала все правильно. Все годы, проведенные в Ванкувере, она сожалела о своём бегстве, и вот когда Бетти фактически повторяла её судьбу, влюбившись в Форсайта-младшего, у неё появился шанс избавиться от этого груза. Вот только все пошло не по плану… Бетти угодила в ловушку, и теперь груз вины увеличился во сто крат.

И Бетти… Она ведь её дочь, живой человек, а не подопытный кролик! Она — не Элис. Джагхед — не ЭфПи. Да, они их дети, а дети — повторения родителей, но они все равно — другие. Их история много трагичней, и не дай Бог никому испытать то, через что они прошли в свои восемнадцать. Бедные дети, такие потерянные, потерпевшие крушение и сейчас отчаянно взывающие о помощи. У неё в руках спасательный круг, так почему бы его не бросить?

Она вздрагивает, когда слышит голос Джагхеда.

— Бетти увидит настоящую жизнь, — говорит он, нарушая густую тишину кухни. — Колледж, университет, хорошая работа — у неё все это будет, Элис, не сомневайся. Я никогда не посмею сделать что-то, что может помешать ей или навредить. Клянусь.

Элис вздыхает и ставит бокал на стол, устремляя на парня усталый взгляд.

— Ты уже сделал…— тихо говорит она. — Как я могу доверить тебе её жизнь после всего, что было?

— Больше такого не повторится, клянусь.

— Этого недостаточно.

— Я знаю. Но это все, что я могу.

— Я должна поверить тебе на слово, так?

Джагхед вздыхает.

— Да, видимо так.

Она смотрит в зеленые глаза, полные раскаяния и надежды, и решает вручить судьбу этого несчастного мальчишки в руки счастливого случая. В руки той, кого он так усердно добивается.

— А ты не думал, что Бетти не захочет быть с тобой?

Думал, ещё как думал. Отчаянно гнал от себя эти мысли, но с корнем вырвать их все же не удалось.

— Думаю, захочет, — отвечает он как можно более уверенно. — Ты ведь слышала её за ужином.

— Задержаться на пару недель?

Джагхед кивает.

— Так это ради тебя? — Элис удивленно поднимает бровь. — После всего, что я ей рассказала в больнице?

— Возможно.

— То есть, ты не уверен?

— Я…я написал ей письмо. Перед выпиской.

— О, вот как. — Элис складывает руки на груди, и чересчур заинтересованно хмурится. — И что же ты написал?