— Школа? — На лице Бетти отражается ужас. — Но я…я не могу сейчас туда вернуться!

Но её, кажется, никто не слышит.

— Она в выпускном классе. — Элис повышает тон. — Один проваленный экзамен и с колледжем можно попрощаться.

ЭфПи собирается что-то сказать, но его опережают:

— Эй, да вы слышите меня? Я не могу вернуться в школу!

— Успокойся, дорогая, ты туда не вернешься, — отвечает мать более мягким тоном. — Я перевожу тебя на домашнее обучение.

Бетти все ещё тяжело дышит, но ей кажется, будто с плеч упал стотонный булыжник.

— Домашнее? Ты серьезно?

— Да, абсолютно. Твое здоровье подорвано, и я решила, что тебе не место в обычной школе. Ты ведь согласна?

Бетти утвердительно кивает, едва сдерживаясь, чтоб не завопить от радости, и Элис продолжает:

— Отлично, значит мы обратимся в Департамент образования Ванкувера, согласуем все вопросы, с этим проблем не возникнет. Я найду хороших репетиторов и поговорю с директором твоей бывшей школы о возможности сдать у них экзамены в июне. Уверена, он не откажет нам.

— О, это…это было бы здорово!

— Да, я тоже так считаю.

В Бетти вспыхивает доброе чувство к матери, и она улыбается ей без привычного недоверия. О ней заботятся. Её понимают. Пусть любви между ними нет, этих проявлений неравнодушия ей вполне достаточно. И вдруг становится невыносимо стыдно за то, что нагрубила матери сейчас, за ужином, и тогда — в последнюю их встречу, когда выгнала её из палаты. Она чувствует себя такой виноватой, что горячо обещает, что как только выпадет подходящий момент обязательно извиниться перед Элис за своё дивиантное поведение.

— Зачем уезжать в Ванкувер? В Ривердэйле тоже есть репетиторы.

Лица всех присутствующих вмиг обращаются к автору реплики. Джагхед хмуро смотрит на Бетти, и той вдруг становится не по себе.

— Верно, — поддерживает сына ЭфПи. — Пусть учится здесь, как и было запланировано.

— Бетти возвращается в Ванкувер. Точка. — Глаза Элис злобно сверкают.

— А может, Бетти сама решит? — Голос Джонса-старшего заметно крепчает.

— Она — моя дочь, и я имею право решать!

ЭфПи издает откровенно издевательский смешок.

— Умоляю, Элис, только не прикрывайся материнским инстинктом. У тебя его никогда не было.

— Что ты сказал?

Взгляды детей мечутся с одного родителя на другого. Оба сейчас чувствуют, что грядет самый настоящий Армагеддон, и вопрос в том, уцелеют ли они.

— Знаешь, почему на самом деле тебя сплавляют в этот хренов Ванкувер, Бетти? — ЭфПи подливает себе вина, насмешливо кривя губы. — Просто твоя мать…

— Не смей! — Элис гневно раздувает ноздри, глядя на мужа, как бык на красную тряпку. — Я хочу уберечь…

— Заткнись, дорогая, я ещё не закончил, — перебивает он жену, с громким стуком опуская бутылку на стол. — Хоть раз не веди себя как лицемерная сука, ладно?

Он даже не повышает голоса, говорит холодно, без запинки, как будто заранее готовил эту речь. У Бетти и Джагхеда отвисают челюсти, а миссис Джонс выглядит так, будто сейчас разделает мужа ножом под стать стейку на её тарелке.

— Так вот, Бетти, — невозмутимо продолжает ЭфПи, — твоя мать хочет изолировать тебя от Джага. Это такая месть, она ведь считает, что в случившемся с тобой виновен не психопат Эндрюс, а именно он.

— Не надо, папа…— Джагхед угрожающе сдвигает брови.

ЭфПи пропускает просьбу мимо ушей. Он общается только с Бетти, которую внезапно одолевает нервная дрожь.

— Да, она свалила все на него, хотя сама виновата не меньше. Знаешь, что она сделала?

Элис открывает рот, но мужчина на другом конце стола торопливо и повышенным тоном отвечает на собственный вопрос и не дает ей вставить и слово:

— Она выставила тебя из дома, когда узнала о вас с Джагом. Она грозилась вышвырнуть твои вещи на улицу, потому ты и приехала в Нордсайд тем вечером. Да, Бетти, тем самым, когда ты угодила в лапы Арчи Эндрюса. Останься ты в Саутсайде, с Джагом, с тобой ничего бы не случилось, но твоей матери так не терпелось от тебя избавиться, что она даже не захотела ждать до утра.

На несколько мучительных секунд за столом наступает гробовая тишина. Не мигая, Бетти смотрит на свою тарелку, где лежит несъеденный стейк, холодный и растерзанный, как её душа. Она чувствует на себе взгляд Джагхеда, но не смеет поднять глаз. У неё есть мечта — повернуть время вспять и умереть на той старой ферме. Какой бы счастливой она сейчас была!

Элис же в упор смотрит на мужа, лицо искажает гримаса презрения.

— Да, я прогнала свою дочь, — говорит она дрожащим от злобы голосом. — Да, я ужасная мать, но я сделала это для её блага!

ЭфПи качает головой и заходится в беззвучном, издевательском смехе, откидываясь на спинку стула:

— Ей Богу, Элис, загляни в словарь. Ты удивишься, но у слова «благо» иное значение.

Терпение Элис лопается. Она толкает стол, так что звенят тарелки, и резко поднимается, едва не опрокинув стул.

— Я хотела, чтоб моя дочь осознала, какая жизнь её ждёт, свяжи она её с твоим сыном! — Она выплевывает каждое слово, и осуждающие, будто проклиная, тычет пальцем в мужчину, за которого зачем-то вышла замуж. — Я хотела, чтоб она одумалась и увидела, в какое болото ее затаскивает твой трусливый змеиный сынок!

ЭфПи бледнеет, точно выбеленная непогодой кость, и тоже вскакивает на ноги; Джагхед — вслед за ним. Бетти не может пошевелиться, словно парализованная, и только беспомощно, с отчаянной мольбой смотрит то на мать, то на брата. Они стоят лицом к лицом, готовые броситься друг на друга.

— Не смей называть…— начинает ЭфПи, но сын жестом приказывает ему замолчать.

— Нет, папа, пусть выскажется, — цедит он сквозь зубы и сжимает кулаки от бессильной злобы. — Так что же её ждёт, Элис? Какая жизнь?

— Та, от которой сбежала твоя мать!

Он вздрагивает, будто от удара раскалённого кнута. Он знает — это нарочно, чтоб сделать ему ещё больней, но это, черт возьми, уже перебор. Элис тоже так считает. В глубине души она уже сожалеет о сказанном.

— Замолчи! — прикрикивает на неё ЭфПи. — Не смей говорить такое моему сыну!

— Пожалуйста, не надо…

Бетти не понимает, о чем говорят эти люди, но чувствует — это она во всем виновата. Из-за неё некогда дружная семья сейчас разваливается на куски. Но её вновь никто не слышит…

— Мама ушла не от плохой жизни. Не из-за бедности или Змеев. Она ушла из-за тебя… — говорит Джаг тихим, полным холодной ярости голосом. — Она ушла, потому что отец не любил её. Но я — не он, ясно? Я… — Он запинается, но почти сразу же продолжает: — Я дам Бетти лучшую жизнь, и мне плевать, веришь ты в это или нет.

Бетти чувствует, как сердце подпрыгивает и застревает в горле. Взгляд испуганных бирюзовых глаз мечется с одного разгневанного лица на другое. Вспотевшими ладошками она сминает подол сарафана, вне себя от страха того, что ещё может услышать.

— Лучшую жизнь? — Элис откровенно смеётся парню в лицо. — Боже, Джагхед, неужели ты сам в это веришь? Саутсайд — твой потолок, выше уже не прыгнуть.

Слова мачехи ядовитой стрелой вонзаются в его сердце. Он смотрит на неё, но видит перед собой совсем другую женщину, с зелеными глазами, которые так похожи на его собственные.

— Не тебе ставить мне планку, ясно? Я сам знаю, что могу!

— О, и что же ты можешь?

— Твою мать, Элис! — ЭфПи обходит стол и оказывается рядом с сыном. — Хватит! Я больше не намерен слушать, как ты унижаешь моего сына!

— Не лезь, папа, — огрызается взбешенный парень. — Не видишь, у нас тут откровенный разговор.

— Пожалуйста, не надо…

По лицу Бетти уже текут слёзы. ЭфПи кладет руку на плечо сына.

— Джаг, довольно!

— Я сказал — отстань!

Джагхед дергается, как от укуса ядовитой гадюки и сбрасывает руку отца.

— Да, Форсайт, не вмешивайся, — поддакивает жена. — Он же пять лет молчал, пусть выскажется.

ЭфПи тоже взрывается.

— Да пошло все! Делайте, что хотите, я — пас!