***
Ровно в восемь вечера Бетти в последний раз смотрится в зеркало — убедиться, что не выглядит так, будто нарочно прихорашивалась. Она неодобрительно поджимает губы, глядя на свои тоненькие ножки, торчащие ниже края джинсового сарафана. Под сарафан надета свободная кофта в серо-белую полоску, а на ногах — белые кеды на высокой подошве. Волосы, только что вымытые и пахнущие кокосовым шампунем, уложены в нарочито небрежные волны, которые Бетти взбивает пальцами, чтоб придать им ещё больший объём. Как и было оговорено, за туалетным столиком она провела считанные минуты, всего-то мазнула пару раз тушью по ресницам и покрыла лицо тонким слоем тонального крема. Замазывать рубцы было бессмысленно, они мало того, что возвышаются над уровнем кожи, так ещё и с каждым днём становятся все более насыщенного розово-сизого цвета. Проклятый розовый, ещё никогда она не испытывала такой ненависти к какому-то определённому цвету. Оглядев себя с ног до головы ещё раз, она мысленно желает себе удачи и идёт к двери.
~~~
Проведя за столом меньше четверти часа, Бетти понимает, что жестоко ошиблась в своих прогнозах. Она окрестила ужин катастрофой, вот только понятия не имела, что катастрофа эта будет не локального, а самого, мать его, глобального масштаба. Едва она вошла на уютную кухню и села за обеденный стол из красного дерева, как отчётливо почувствовала, что вечер будет отвратительным.
Она сидит напротив Джагхеда, который всеми правдами и неправдами старается не встречаться с ней взглядом, и это его поведение не на шутку раздражает. Как и сообщалось в письме, мистер и миссис Джонс практически не говорят друг с другом, это ужасно, и раздражает еще сильней. Так же впрочем, как и вступительная речь Элис, прозвучавшая минутами ранее. Натянутые и совсем не искренние разглогольствования о том, как же здорово, что Бетти вернулась домой, и вся семья наконец собралась за этим столом в этот замечательный вечер, вызывали дикое желание утопиться в тарелке с гаспачо, который мать подала на первое. После восторженных речей они подняли бокалы; Бетти в благодарность заморозила на лице улыбку, и, слава Богу, все принялись за еду.
Суп доедают в звенящей тишине. Все усиленно делают вид, будто проголодались до чертиков, что на какое-то время избавляет от необходимости раскрывать рот. Едва они расправляются с гаспачо, как Элис сноровисто собирает со стола опустевшие тарелки под натянутую похвалу от «благодарного» семейства, которое осталось в полном восторге от ее кулинарных способностей. Забросив грязную посуду в раковину, хозяйка дома принимается за стейки. Радуясь возможности занять свои глаза хоть чем-то, что не похоже на хмурого Джагхеда или томатный суп, Бетти с неподдельным интересом наблюдает за матерью. Она раскладывает еду по тарелкам за столом для готовки, и делает это так ловко, что утрет нос любому официанту. Добавив последний штрих — густой белый соус, она подает по две тарелки сразу: сперва мужу и Джагхеду, а потом Бетти и, наконец, себе. Так же на столе появляется блюдо с запеченным до золотистой корочки картофелем, салат из свежих овощей и отварная фасоль.
— Ну, что скажешь, Бетти? — деланно бодрым голосом обращается к ней ЭфПи с дальнего конца стола, разглядывая дымящийся стейк под грибным соусом. — Выглядит изумительно, верно?
Она согласно поддакивает, и снова наступает тишина. Джагхед презрительно кривит уголки губ, ковыряя вилкой в салате, и ей вдруг до жути хочется спросить у сидящего напротив нахохлившегося паренька, какого хрена он ведёт себя как высокомерный мудак, но еле сдерживается и утыкается в тарелку с телятиной. Разрезает мясо на маленькие кусочки, но съедает только один и тот через силу — аппетит внезапно пропадает, и ко всему прочему, в висках начинается резкая и мучительная пульсация. Её дико бесит все происходящее. В кончиках пальцев покалывает от желания убежать в свою комнату, спрятаться под одеяло и больше никогда не видеть этих людей. Она понимает, что все это из-за травмы, и песочит себя за то, что не выпила перед ужином «Флуоксетин», потому как чувствует, что внутренне закипает, и на момент, когда Элис заговаривает с ней, Бетти уже становится крутым кипятком.
— Как стейк? — спрашивает она, накладывая себе несколько ломтиков картофеля.
— Потрясающий.
Купер с хмурым лицом нанизывает на вилку крошечный кусочек. Ну так, для вида.
— Мясо не слишком жесткое?
— Нет, оно очень мягкое.
— О, рада слышать. — Элис мимолетно улыбается и подносит вилку с картофелем к губам. — Просто я боялась вдруг что. Все-таки, это телятина…
Бетти не горит желанием обсуждать свойства жареной на гриле телятины, а потому торопливо запихивает в рот кусочек стейка. Её взгляд как бы невзначай проскальзывает по сидящему напротив человеку, но этого хватает, чтоб заметить на его лице тень язвительной ухмылки. Она чувствует, что из ушей скоро повалит пар, и усердно жует мясо, мысленно представляя, как размазывает грибной соус по нахальной физиономии братца. Да что с ним сегодня? Какого хрена он так ведёт себя? Ей кажется, будто днём её встречал совершенно другой человек. Стоп, а с какой стати её это волнует? Пусть делает, что хочет, хоть румбу на столе танцует, её это вообще не должно хоть как-то заботить. Может, перед ужином Элис в жёсткой форме поимела его мозги, вот он и бесится. От этой мысли ей становится чуточку лучше.
— А завтра ведь твой день рождения, Бетти, — внезапно выдаёт ЭфПи, глядя на неё через стол и улыбаясь. — Восемнадцать, а? Первый маленький юбилей.
— Я не буду праздновать, — произносит она сквозь стиснутые зубы.
Проклятье, и почему они все говорят только с ней? Почему не с друг другом, не с Джагхедом? Неужели это так сложно — заключить перемирие на один гребанный час?
Элис опускает бокал с вином, так и не сделав глоток, и с изумлением смотрит на дочь.
— Что значит — не буду?
— Это значит, что никаких подарков, торта со свечками и дурацких званных ужинов, — отвечает Бетти резко и раздраженно. — Мне этого хватило, добавки не нужно.
Джагхед тихо усмехается. Она тотчас метает на него злобный взгляд, но тот увлеченно разделывает свой стейк и не поднимает глаз.
— Но, дорогая, это ведь…
— Что из слов «я не буду отмечать гребанный день рождения» ты не поняла? — Бетти бесцеремонно перебивает мать. — Сколько еще раз повторить, чтоб до вас дошло?
— Успокойся, Элизабет, не нужно повышать голос, — спокойно говорит Элис, — до нас дошло.
Все, с неё довольно. К дьяволу этот ужин, и всех на нем присутствующих.
— Отлично. И раз уж мы все выяснили, то я сваливаю. — Бетти бросает вилку на стол и уже отодвигает стул, когда Элис ее останавливает:
— Не спеши, дорогая, мы не закончили.
— Господи, ну что еще?
Бетти вскидывает на мать разъяренный взгляд, приклеевшись к стулу, отъехавшему от стола на приличное расстояние. Скрежет приборов о фарфор вмиг стихает и за столом воцаряется супертишина.
— Раз ты не хочешь праздновать, то посвяти завтрашний день сборам. Послезавтра мы едем в Ванкувер.
— Что?!
Голоса Бетти и Джагхеда звучат в унисон. Впервые за весь ужин они наконец смотрят друг на друга прямым взглядом. В глазах Джонса мелькает паника. Их зрительный контакт длиться не больше пары секунд, после чего девушка переключается на мать.
— К чему такая спешка? — спрашивает она, стараясь убрать из голоса дрожь. — Я вообще-то планировала задержаться здесь ненадолго.
Сердце Джагхеда от этих слов пропускает удар.
— Задержаться? — Элис вскидывает изящную бровь. — С какой целью, позволь узнать?
— Мне что, нельзя просто пожить здесь пару недель? Это запрещено?
— Рождественские каникулы прошли, Элизабет, — строго говорит женщина во главе стола. — Тебе нужно возвращаться к обучению, ты много пропустила и тратить драгоценное время впустую сейчас не лучшая политика.
— Ради Бога, Элис, она же только из больницы, — ЭфПи впервые за весь вечер обращается к жене. — Дай ей дух перевести, школа никуда не денется.
