— Правду, — просто отвечает он. — Я написал, что ты лгунья. И все, что ты наплела обо мне — это пустышка. Ложь, которая не стоит и цента.

Элис возмущенно открывает рот:

— Но это неправда!

— Конечно, неправда, — говорит Джагхед, прожигая тяжелым взглядом её сердитое, изумленное лицо. — Твои слова про жалость, про чувство вины — все это одна большая ложь, и Бетти должна в это поверить.

— Не все, что я рассказала было ложью. Ты в самом деле…

Джагхед перебивает возмущенную мачеху:

— Я в самом деле её люблю, Элис. — От волнения он не может устоять на месте и подходит к столу для готовки. — И в самом деле хочу вернуть. Скажи ей, что ты все выдумала, дай мне шанс все исправить. Прошу тебя…

Так вот, что ему нужно. Хочет обелить ее руками свою репутацию. Допустим, она вернет ему нимб над головой, но какой с этого толк? Бетти ведь ни черта не помнит.

— Какой с этого толк, Джагхед? — озвучивает она свои мысли. — Бетти не то, что не любит, она тебя даже не помнит.

Очередная ядовитая стрела. Обязательно об этом напоминать, да?

— Это не важно. Мы просто начнём с нуля.

— Память к ней не вернётся. Кларк так сказал…

— Да плевать мне на это! — Джагхед бьёт ладонью по столу. — Я же сказал — начнём с нуля!

— А если она не захочет?

Терпение Джонса снижается до критической отметки. Эта женщина намеренно выводит его из себя, тут без вариантов.

— Так ты поговоришь с ней или нет?

Пару секунд Элис раздумывает, а потом выдаёт:

— Не сегодня.

— И когда же?

Она встаёт из-за стола и идёт к холодильнику, отвечая на ходу:

— Когда сочту нужным.

— Элис…

Она открывает холодильник и аккуратно достаёт десерт, который они так и не попробывали.

— Будешь наседать, и я передумаю, — говорит она, захлопывая дверцу.

Джагхед не знает, что сказать. Внутри него будто бурлит горячий источник, но затевать спор сейчас — верх идиотизма. С другой стороны, его так и тянет окончательно расставить все точки над «i», взять с Элис слово скаута и тогда, возможно, он вздохнет полной грудью. Разрываемый сомнениями, он молча наблюдает за тем, как она роется в шкафчике со столовыми приборами и достаёт оттуда металлическую лопатку для торта. Вооружившись лопаткой, Элис вскидывает взгляд на застывшего паренька.

— Разговор окончен, Джагхед, — нетерпеливо говорит она. — Ты не мог бы…

— Сдержи слово, Элис, — просит он её напоследок. — Это очень важно для меня. Для нас с Бетти.

Он уходит, а Элис ещё с пару минут просто стоит у стола и смотрит на свой красивый торт — три слоя шоколадного суфле, два банановых и один слой густого сливочного крема, верхний слой суфле украшен крохотными маршмеллоу-бананчиками «Bulgari». Вся эта красота стоила ей двух часов времени, четырёх бокалов сухого красного и одного незначительного ожога на большом пальце. Тот случай, когда цель полностью оправдала средства. Сейчас она отрежет кусочек и отнесет его дочери, ведь она у неё такая сладкоежка, а в бананах просто души не чает. Она накромит её тортом, а заодно извинится за испорченный ужин.

И за испорченное детство.

Она сбежала от мужа к другому мужчине, бросив маленькую дочь на произвол судьбы. И вот когда девочка выросла, вернулась к ней и даже простила бегство, она снова предала её. Наговорила гадостей в больнице, не поддержала в трудную минуту, оставила наедине с горем. Как же она ошибалась на ее счет, как недооценила эту девочку… Кто бы мог подумать, что за фасадом грубой отчужденности скрывается чуткая, альтруистичная душа. У Бетти большое сердце, в котором хранился безграничный запас любви, и отдала она эту любовь одному единственному человеку, который ответил ей взаимностью. А ведь она, Элис, тоже могла бы испытать каково это — быть безгранично любимой, но она не впустила дочь в свое сердце, оттолкнула и теперь уже поздно что-то исправлять. А у Джагхеда может получиться. Правда, может. А у неё — нет. Почему?

Да потому, что она этого не хочет.

Муж прав, она — самая настоящая сука. Мать, которая не любит своего единственного ребёнка, потому что он нежеланный. Жена, которая не хочет подарить мужу детей, потому что материнство её пугает. Мачеха, которая ненавидит своего пасынка, потому что он не соответствует её ложным идеалам. Да, она сука. Бездушная, черствая сука.

Элис охватывает отчаяние. Ей так противно от самой себя, что хочется влезть в петлю. Она с силой сжимает лопатку и, не придумав ничего лучше, начинает колотить ею по своему прекрасному торту. Когда торт превращается в кашу, Элис глубоко выдыхает и выбрасывает его в урну с отходами. Запив свою маленькую истерику бокалом вина, она включает духовку и принимается готовить новый торт. На завтра. Как знать, вдруг дочка передумает.

***

У Бетти Купер сегодня важный день. Можно сказать — грандиозный. Сегодня она едет в город, где прошло её несчастливое детство, бунтарское отрочество и, как она надеется, пройдёт спокойная старость. А ещё сегодня ей исполняется восемнадцать, но этот факт волнует её гораздо меньше переезда.

Вчера она легла спать сразу после скандального ужина, надеясь, что утром проснется свежей и отдохнувшей, а голова будет хорошо соображать. Но заснуть удалось только в три часа ночи, а сейчас на циферблате беспощадно светится семерка с двумя нолями. Бетти лежит на смятых хлопковых простынях, широко раскрыв глаза, и настойчиво убеждает себя, что выспалась и готова свернуть горы.

В дверь стучат. Бетти резко отрывает голову от подушки и садится в кровати. И кого принесло в такую рань?

— Кто там? — громко спрашивает она и с тревогой прислушивается к звукам за дверью.

Звучит приглушенный голос матери:

— Это я, милая. Можно войти?

Бетти издаёт тихий, мученический стон, всей душой желая прокричать громогласное «нет», но противный писк внезапно пробудившейся совести не даёт ей совершить задуманное. Все-таки, ей еще просить мать об услуге, так что придется вести себя как совершейнейшая паинька. Как следует ругнувшись под нос, она поудобней усаживается на кровати и наконец отвечает:

— Входи!

Элис появляется в спальне с улыбкой и — о ужас! — с подарками в руках. Она присаживается на кровать и торжественно протягивает ей две коробочки в подарочных обертках.

— С днём рождения, дорогая!

Бетти со злостью смотрит на мать. Её вчера поразил недуг временной глухоты или как?

— Зачем это? Я же предупреждала — никаких подарков.

На лице Элис отражается разочарование, но лишь на секунду, после чего она вновь становится невозмутимой.

— Да, и я помню об этом.

— Тогда зачем суешь их мне?

— А это подарки с Рождества.

Бетти усмехается, глядя на жалкие ухищрения матери:

— С Рождества значит. Ну-ну.

— Это правда, Элизабет, — нетерпеливо говорит Элис. — Они пылятся в моём шкафу уже две недели. Ради Бога, забери их.

Оттарабанив у себя в голове неприличую тираду, Бетти все же принимает злосчастные дары. Она вздыхает и берет в руки первую коробочку-футляр, похожую на те, в которых обычно дарят сувенирные ручки или прочий бесполезный хлам.

— Что там?

— О, думаю, тебе понравится, — отвечает мать, и по её горделиво-загадочному тону Бетти понимает, что там дорогая и абсолютно ненужная вещь.

— Так он от тебя?

— Да, от меня. Не хочешь открыть?

— Там ручка, да?

Элис улыбается:

— Очень холодно.

Бетти фыркает:

— Набор гелевых ручек?

Элис беззвучно смеётся:

— Северный полюс.

Пару секунд они смотрят друг другу в глаза. Элис чувствует, как сердце сжимается от прилива невероятной нежности к дочери. Ей кажется, будто они вернулись назад, в те далёкие времена, когда малышка Бет, получая подарок на день рождения или Рождество, с азартом угадывала, что же лежит внутри красивой коробки, и пока этого не случалось, нипочем не желала открывать подарок. Игра в угадайку могла длиться часами, но ей это так нравилось, что родителям приходилось мириться и покорно давать маленькие подсказки. Странно, ведь дети обычно любят неожиданности, которые скрываются за блестящей оберткой, но Бетти никогда не была похожа на обычного ребёнка. У неё всегда были особые отношения с окружающим миром.